Мистер Джозеф Антон, международный издатель американского происхождения, скончался, никем не оплаканный, в тот самый день, когда Салман Рушди, писатель индийского происхождения, всплыл на поверхность после долгих лет подпольного существования и, бывая в Лондоне, стал жить на Пембридж-Мьюз в Ноттинг-Хилле. По крайней мере один человек отпраздновал это событие: сам мистер Рушди.
X. В отеле «Хэлсион»
Пока не началась его жизнь с Падмой, он очень мало знал о городе Лос-Анджелесе, помимо той избитой истины, что здесь рождаются иллюзии. Долгое время он верил, что логотип компании «Двадцатый век — Фокс» — подлинное здание, не знал, что лев компании «Метро — Голдвин — Майер» не рычит, а зевает, и хотел выяснить, к какой горной цепи принадлежит гора компании «Парамаунт». Иначе говоря, он был так же легковерен, как большинство киноманов, — а ведь он провел детство в кинематографическом городе, по важности мало в чем уступающем Голливуду, и по идее ему бы следовало быть прожженным всезнающим циником, желающим одного: развенчать эту индустрию с ее саморекламой, тщеславием, жестокостью и обманом. Вместо этого он угодил в ее сети, повелся на все это надувательство, впечатанное в бетон перед Китайским кинотеатром[275], и он знал, что формирующее воздействие на его воображение не только Феллини и Бунюэля, но и Джона Форда, Говарда Хоукса и Эррола Флинна, «Семи невест для семи братьев», «Рыцарей Круглого стола» и «Скарамуша» было таким же глубоким, как воздействие Стерна и Джойса; городские названия — бульвар Сансет, Колдуотэр Кэньон, Малибу Колони — заставляли его сердце биться, и вот где жил Натанаэл Уэст, когда писал «День саранчи», и вот где жил Джим Моррисон в ранние дни группы Doors. Он не был, конечно, полным деревенщиной; с другим Лос-Анджелесом, более «продвинутым», более политизированным, его познакомили его никарагуанская знакомая Джоконда Белли, жившая в Санта-Монике, и другая знакомая — Роксана Тайнан, которая участвовала в избирательной кампании будущего мэра Антонио Вилларигосы. Однажды в аптеке «Рексолл» на углу бульваров Беверли и Ла Сиенега он встретил литературоведа Захари Лидера, и тот сказал ему, что именно здесь Олдос Хаксли[276] впервые закинулся мескалином, «так что вот они, — провозгласил Лидер, показывая на раздвижные стеклянные двери аптеки, — двери восприятия!»[277].
Семья Падмы (ее мать после двух месяцев жизни врозь вернулась к отчиму) обитала в совершенно нефешенебельном пригороде Уэст-Ковина, и она окончила школу Ла-Пуэнте, расположенную, сказала она, в таком опасном месте, что каждый день, возвращаясь из школы, она всю дорогу бежала без остановки. Так что у него была возможность познакомиться с еще одной стороной Лос-Анджелеса. Даже в Голливуде ему вспоминались печальные рассказы Ф. Скотта Фицджеральда о неудачливом сценаристе Пате Хобби, и ему хватило извращенности отправиться на поиски Сиело-драйв и духа Шэрон Тейт[278]. Он все еще чувствовал себя бывшим заключенным, лишь недавно выпущенным на волю, и одним из самых больших подарков, какие преподнес ему город, было то, что многие его жители ненавидели: вождение. Он долгие годы не имел возможности сесть за руль и теперь взял напрокат машину и колесил по городу часами, знакомясь с его улицами и лабиринтами каньонов, двигаясь то по шоссе Пасифик-Коуст-хайвей, то к отелю «Миллион долларов», и если магистраль оказывалась забита, он ехал по второстепенным дорогам, и в любом случае он был счастлив, что может перемещаться в общем потоке и напевать себе под нос старую песню Fire группы Pointer Sisters (Я еду с тобой в машине, / ты включаешь радио…), которая запомнилась ему, потому что была хитом, когда он молодым автором рекламных текстов приехал сюда сочинять рекламу краски для волос и разъезжал по городу; в сопровождении двух блюстителей порядка из Беверли-Хиллз в темных зеркальных очках, изображавших из себя Старски и Хатча из телебоевика про полицейских («Хочешь, остановлю перед тобой весь транспорт? Не хочешь? Уверен? Потому что я запросто могу остановить весь транспорт, точно тебе говорю!»). Но сейчас никаких полицейских не было, и он жил с красивой женщиной в ее квартире в Уэст-Голливуде на Кингз-роуд, между Беверли и Мелроузом, в то время как в их нью-йоркской квартире шел ремонт, и в иные дни жизнь чрезвычайно его радовала.
Квартира была маленькая, поэтому он, наслаждаясь анонимностью, часто работал в библиотеке в Беверли-Хиллз; любя местную историю, он погружался в городское прошлое и выяснил, что ангелы пришли в название города от Порциунколы — первой крохотной церкви Св. Франциска Ассизского. Он узнал про легендарных «людей-ящериц», живших в туннелях под городом тысячи или сотни лет назад — а может быть, буквально вчера. Ненадолго его посетила мысль: не написать ли про Дж. Уоррена Шуфелта, который в 1934 году изобрел некую колебательную установку и с ее помощью нашел эти туннели, куда можно было попасть из подвала центральной библиотеки? Туннели шли до самого стадиона «Доджер» — но гениальный Шуфелт после своего великого открытия, не успев никому показать туннели, таинственным образом бесследно исчез! И его никогда не видели! И что же все-таки с ним произошло? Одумавшись, он хмыкнул. Может быть, все-таки не стоит писать про несчастного старого Дж. Уоррена.
Голливуд — маленький городок внутри огромного города, и на пять минут он, новоприбывший, сделался там модной персоной. Кинорежиссер Майкл Манн пригласил его на ужин, и они обсудили проект фильма о мексиканской границе. Знаменитый киноактер Уилл Смит рассказал ему, как боксер Мухаммед Али учил его своей фирменной шаркающей манере перемещаться. Продюсер Брайан Грейзер пригласил его к себе в кабинет и спросил, не хочет ли он написать сценарий фильма о своей жизни. Несколькими годами раньше он слышал от Кристофера Хитченса, что, по мнению Милоша Формана, фильм о Рушди и другой его фильм, поднимающий тему свободы слова — «Народ против Ларри Флинта», — могли бы составить замечательную дилогию; но и тогда, и теперь он чувствовал, что соглашаться не стоит. Если, сказал он Грейзеру, он захочет рассказать свою историю, он сначала сделает это с помощью книги. (Ему, кроме того, нравилось бывать в Голливуде и не иметь отношения к кинематографическому бизнесу. Это было, если хотите, круче. Подписав договор на сценарии, он в ту же секунду превратился бы в наемного работника, одного из многих.)
Он обедал в отеле «Беверли-Хиллз» с Кристофером Хитченсом и Уорреном Битти, большим поклонником Кристофера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});