девятнадцать веков, разве и не живёт и теперь в движениях единичных душ и в движениях народных масс? Даже в движениях душ тех же самых, всё разрушивших атеистов живёт оно как прежде незыблемо! Ибо и отрекшиеся от христианства и бунтующие против него в существе своём сами того же самого Христова облика суть, таковыми же и остались, ибо до сих пор ни мудрость их, ни жар сердца их не в силах были создать иного высшего образа человеку и достоинству его, как образ, указанный древле Христом. А что было попыток, то выходили одни лишь уродливости. Запомни сие особенно, юный, ибо в мир назначаешься отходящим старцем твоим. Может, вспоминая сей день великий, не забудешь и слов моих, ради сердечного тебе напутствия данных, ибо млад еси, а соблазны в мире тяжёлые и не твоим силам вынести их. Ну теперь ступай, сирота.
С этим словом отец Паисий благословил его. Выходя из монастыря и обдумывая все эти внезапные слова, Алёша вдруг понял, что в этом строгом и суровом доселе к нему монахе он встречает теперь нового неожиданного друга и горячо любящего его нового руководителя, — точно как бы старец Зосима завещал ему его умирая. “А может быть так оно и впрямь между ними произошло”, — подумал вдруг Алёша. Неожиданное же и учёное рассуждение его, которое он сейчас выслушал, именно это, а не другое какое-нибудь, свидетельствовало лишь о горячности сердца отца Паисия: он уже спешил как можно скорее вооружить юный ум для борьбы с соблазнами и огородить юную душу, ему завещанную, оградой, какой крепче и сам не мог представить себе…»
Паскудина Наталья Дмитриевна
«Дядюшкин сон»
Мордасовская «дворянка»; подруга Анны Николаевны Антиповой и, соответственно, одна из соперниц Марьи Александровны Москалёвой. В одной из сцен-дилалогов Хроникёр даёт штрихи к её портрету: «— И Катерина Петровна приедут-с, и Фелисата Михайловна тоже хотели быть-с, — прибавила Наталья Дмитриевна, колоссального размера дама, которой формы так понравились князю и которая чрезвычайно походила на гренадера. Она была в необыкновенно маленькой розовой шляпке, торчавшей у неё на затылке. Уже три недели, как она была самым искренним другом Анны Николаевны, за которою давно уже увивалась и ухаживала и которую, судя по виду, могла проглотить одним глотком, вместе с косточками…» Причём чуть далее уточняется, что говорит Паскудина — «жеманясь, стыдливо и пискливо, что составляло прелюбопытный контраст с её наружностию». Госпожа Москалёва в разговорах с князем К., в борьбе за которого Паскудина принимает активное участие на стороне Антиповой, разумеется, подпускает в её адрес ядовитые шпильки: «— Князь и в кульке князь, князь и в лачуге будет как во дворце! А вот муж Натальи Дмитриевны чуть ли не дворец себе выстроил, — и всё-таки он только муж Натальи Дмитриевны, и ничего больше! Да и сама Наталья Дмитриевна, хоть пятьдесят кринолинов на себя налепи, — всё-таки останется прежней Натальей Дмитриевной и нисколько не прибавит себе. <…> Но, по-моему, уж лучше наряды, чем что-нибудь другое, вот как Наталья Дмитриевна, которая — такое любит, что и сказать нельзя. <…> Помилуйте, князь! — вскричала она, сверкая глазами, — если уж ваша Наталья Дмитриевна бесподобная женщина, так уж я и не знаю, что после этого! Но после этого вы совершенно не знаете здешнего общества, совершенно не знаете! Ведь это только одна выставка своих небывалых достоинств, своих благородных чувств, одна комедия, одна наружная золотая кора. Приподымите эту кору, и вы увидите целый ад под цветами, целое осиное гнездо, где вас съедят и косточек не оставят! <…> Наталья-то Дмитриевна! помилуйте, князь, да это просто кадушка! Ах, князь, князь! что это вы сказали! Я ожидала в вас гораздо поболее вкусу…» Вдобавок ко всему Марья Александровна всем рассказывает, как госпожа Паскудина сахар у неё из сахарницы воровала… Однако ж, в финале повести, начав скандальную дуэль разоблачений друг друга при князе, они, в конце концов, каким-то чудом объединились и со всей мощью двух разгневанных фурий обрушились на бедного князя, разоблачая все его парики и вставные глаза-зубы, чем и добили-прикончили старика окончательно — он заболел и умер.
Первоедов Василий Васильевич
«Бобок»
Генерал-майор, «таких-то и таких орденов кавалер», скончался пятидесяти семи лет. На могильном памятнике генерала значится широко распространённая надпись-эпитафия из Н. М. Карамзина, которая в 1837 г., по предложению Достоевского и его брата Михаила, была высечена на могильном памятнике их матери — М. Ф. Достоевской: «Покойся, милый прах, до радостного утра!» Генерал — сторонник внешних приличий и кичится своими заслугами на государевой службе. Хотя Авдотья Игнатьевна и уличила Первоедова, выдав-рассказав, как его «из-под одной супружеской кровати поутру лакей щёткой вымел», но он чуть ли не единственный (кроме Купца-лавочника) «с твёрдостью» выступил поначалу против циничного «обнажения» всех и вся. Правда, «негодяй» Лебезятников тут же почти и склонил генерала к согласию: дескать, разве ему не любопытно будет, в свою очередь, послушать откровения девочки Катишь Берестовой?.. Судя по всему, Первоедов бы согласился, да Иван Иванович, рассказчик и свидетель ненужный кладбищенской вакханалии, неожиданно чихнул.
Перепелицына Анна Ниловна (девица Перепелицына)
«Село Степанчиково и его обитатели»
«Подполковничья дочь», приживальщица и наперсница генеральши Крахоткиной. Рассказчик Сергей Александрович, в главе «За чаем» описывая всех обитателей Степанчикова упоминает и об этой героине: «Из дам я заметил прежде всех девицу Перепелицыну, по её необыкновенно злому, бескровному лицу…» Сергей уже был наслышан о ней: «Случалось, что девица Перепелицына, перезрелое и шипящее на весь свет создание, безбровая, в накладке, с маленькими плотоядными глазками, с тоненькими, как ниточка, губами и с руками, вымытыми в огуречном рассоле, считала своею обязанностью прочесть наставление полковнику…» И, конечно, ярко характеризует старую деву то, что она постоянно по делу и без дела твердит-повторяет: «— Я сама подполковничья дочь, а не какая-нибудь-с…» Девица Перепелицына неустанно портила кровь своей злобой и полковнику Ростаневу с Настенькой Ежевикиной, и гостям Степанчикова. В эпилоге сообщается, что после смерти генеральши девицу Перепелицыну вдруг взял замуж чиновник-помещик, владелец соседнего сельца Мишино, который подозревал у ней деньги. «Но Перепелицына была бедна, как курица: у ней всего-то было триста рублей серебром, да и то подаренные ей Настенькой на свадьбу. Теперь муж и жена грызутся с утра до вечера. Она теребит за волосы его детей и отсчитывает им колотушки; ему же (по крайней мере так говорят) царапает лицо и поминутно корит его подполковничьим своим происхождением…»
Не исключено, что в образе Перепелицыной отразились некоторые черты А. М. Достоевской (Голеновской), которая,