зале.
Я взглянул в лицо Профу и, несмотря на расстояние, определенно заметил на нем кое-что. Внутреннюю борьбу.
Развернувшись, он зашагал прочь, оставив в покое женщину с ребенком и что-то рявкнув своему новому лакею. Силовое поле с Грозовой Тучей последовало за ним, и все втроем они покинули ошеломленную толпу.
– Ну что, идем? – спросила Меган, вставая.
Я кивнул, испустив долгий вздох облегчения.
В Джонатане Федрусе все еще оставалось нечто человеческое.
17
– Я действительно видел его, Меган, – сказал я, расстегивая рюкзак. – Говорю тебе, там, в толпе, был Огнемет.
– Нисколько не сомневаюсь, – ответила она, прислонившись к розовой соляной стене нашего нового убежища.
– А мне кажется, как раз сомневаешься, – заметил я.
– Я просто сказала, что не вытаскивала его сюда.
– Тогда кто это сделал?
Она пожала плечами.
– Ты точно уверена, что он никак не мог проскользнуть? – спросил я, доставая из рюкзака несколько смен одежды и присев возле сундука, которому предстояло стать моим единственным предметом мебели. Запихав одежду внутрь, я взглянул на Меган.
– Иногда, когда я вытягиваю тень из иного мира, края размываются, – призналась она. – Обычно это случается лишь после того, как я только что воскресла и мои способности работают в полную силу.
– Как насчет перенапряжения или усталости?
– Раньше такого не бывало, – сказала она. – Но… в общем, есть много такого, чего я не пробовала.
Я уставился на нее:
– Почему?
– Потому что.
– Потому что – что? У тебя выдающиеся, бросающие вызов реальности способности, Меган! Почему бы не поэкспериментировать?
– Знаешь, Дэвид, – ответила она, – порой ты и впрямь полный дурак. В твоем распоряжении перечень всех наших способностей, но ты понятия не имеешь, каково это – быть эпиком.
– В смысле?
Вздохнув, она опустилась на пол рядом со мной. Кроватей и диванов тут пока не было – на ту роскошь, что мы имели в Новилоне, рассчитывать не приходилось. Но мы постарались сделать наше убежище как можно более надежным, построив его за несколько дней и замаскировав под одну из похожих на раковую опухоль соляных глыб, росших по всей Ильдитии.
Я не сразу завел разговор с Меган насчет Огнемета. Она часто бывала нелюдима в течение нескольких дней после того, как активно использовала свои способности, словно даже сама мысль об этом причиняла ей головную боль.
– Большинство эпиков не такие, как Стальное Сердце или Регалия, – объяснила Меган. – Большинство эпиков – всего лишь мелкие задиры, которым хватает способностей, чтобы представлять опасность, и которые в достаточной степени вкусили тьмы, чтобы их не волновало, кому они причиняют боль. И я им не нравилась. Эпикам вообще многие не нравятся, но я – в особенности. Мои способности их пугали. Иные реальности? Иные версии их самих? Их приводило в ярость, что они не могут определить границы того, что я в состоянии совершить, но в то же время мои способности не могли меня защитить, по крайней мере действием. И потому…
– И потому? – спросил я, обняв ее за плечи.
– И потому они меня убили, – пожала плечами Меган. – Но я справилась, научилась владеть своими способностями более утонченно. Я не чувствовала себя в безопасности, пока меня не взял к себе Стальное Сердце. Он всегда видел в моих умениях перспективу, а не угрозу. Так или иначе, все было именно так, как я тебе уже рассказывала. Я воспользовалась тем, чему научил меня и сестер мой папаша, и стала знатоком оружия. Я научилась маскировать с помощью оружия, что мои способности не могут никому повредить. Я скрывала то, что умела на самом деле, и стала шпионом Стального Сердца. Но – нет, я не экспериментировала. Я не хотела, чтобы люди знали, чтó я умею, не хотела, чтобы даже он знал, насколько далеко простираются мои способности. Жизнь научила меня, что, если обо мне слишком многое знают, это заканчивается моей смертью.
– И воскрешением, – попытался приободрить ее я.
– Угу. Если только это не я возвращаюсь назад, а всего лишь моя копия из иного измерения – похожая, но другая. Дэвид… что, если та, в кого ты влюбился, действительно умерла в Ньюкаго? Что, если я своего рода самозванка?
Я привлек ее к себе, не зная, что ответить.
– Я все время думаю, – прошептала она, – не станет ли очередной раз тем самым, когда я вернусь по-настоящему другой? Воскресну ли я с волосами другого цвета? Воскресну ли я с другим акцентом или с внезапным отвращением к той или иной еде? Поймешь ли ты тогда раз и навсегда, что та, кого ты любил, мертва?
– Ты словно восход солнца, – сказал я, взяв ее за подбородок и глядя прямо в глаза.
Она наклонила голову:
– Гм… восход солнца?
– Угу.
– Не картошка?
– В данный момент – нет.
– Не гиппопотам?
– Нет… погоди, когда это я называл тебя гиппопотамом?
– На прошлой неделе. Перед тем, как заснуть.
Треск… этого я не помнил.
– Нет, – решительно заявил я, – ты – восход солнца. Я десять лет не видел восхода солнца, но всегда помнил, как он выглядит. Еще до того, как мы лишились дома, и когда у отца еще была работа, его друг разрешал нам подняться утром на смотровую площадку небоскреба, откуда открывался потрясающий вид на город и озеро. И мы смотрели, как восходит солнце.
Я улыбнулся, вспоминая, как мы с отцом ели рогалики и наслаждались утренней прохладой. И он каждый раз шутил: «Вчера, сынок, я хотел увидеть, как встает солнце. Но не успел вовремя встать сам…»
Иногда у него оставалось время для меня лишь по утрам, но он всегда его находил. Он вставал на час раньше, чем требовалось, чтобы успеть на работу, хотя накануне работал далеко за полночь. И все это ради меня.
– Ну так что, услышу я ту знаменитую метафору? – спросила Меган. – Вся дрожу от нетерпения.
– Ну, в общем, – сказал я, – я смотрел, как восходит солнце, и жалел, что не могу запечатлеть это мгновение. Фотографии не годились – восход солнца никогда не выглядел столь зрелищно на пленке. И в конце концов я понял, что восход солнца – не мгновение. Это целое событие. Его невозможно запечатлеть, поскольку картина постоянно меняется: стоит моргнуть – и солнце уже сдвинулось, а облака клубятся по-другому. Постоянно что-то новое. И мы с тобой, Меган, не мгновения, а события. Говоришь, можешь оказаться не той, кем была год назад? А собственно, кто остается тем же? Мы меняемся, подобно клубящимся облакам и восходящему солнцу. Во мне умерли одни клетки и родились другие. Изменился