Читать интересную книгу Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность - Лев Клейн

«Вопреки своей репутации настоящие темпераментные гомосексуалы, имеющие секс в туалетах и так далее, просто лучше этих ханжей — более заинтересованные, более заботливые, более любящие, более нежные и более дружелюбные. Ханжи претендуют на то, что они порядочны, а те, что в туалетах, непорядочны, но всё как раз наоборот. Ханжи убоги, у них огромный дефицит в их жизни. У них сексуальная неприспособленность явно. Вот причина, по которой они против секса, хоть они и заявляют, что секс аморален <…>. Некоторые из людей с наихудшей репутацией на деле гораздо более ценны для общества, чем респектабельные люди».

(McDonald 1994: 17–18)

В своем запале журналист, конечно, увлекся и впал в преувеличение. Гомосексуалы, ошивающиеся по туалетам в поисках партнера на одну ночь или на полчаса, часто поверхностны и безразличны, неопрятны и бесчестны. Сравнивать их стоит не с ханжами-морализаторами, а с обычными людьми.

Что противопоставлять «туалетных мух» воинствующим обличителям сексуальных грехов? Ведь и то и другое — крайности. А крайности сходятся. Как те, так и другие чрезвычайно эгоцентричны. Одни любуются своей безгрешностью и моральным превосходством и готовы всех обличать и поучать, другие готовы неустанно и непрерывно тешить свою похоть. Одни стремятся всех заставить жить по своим весьма ограниченным нормам, другие хотели бы соблазнить каждого встречного.

Завзятые геи проигрывают в сравнении с обычными людьми. И с обычными гомосексуалами. Возвеличивание радикального гея вряд ли привлечет к нему симпатии. Скорее навлечет антипатии на остальных геев.

У других вольных или невольных приверженцев гомосексуального образа жизни совершенно противоположные оценки движения геев и различия между геями и гомосексуалами. По мере формирования и стабилизации геевских общин как очагов геевской субкультуры их негативные черты всё больше начинают тревожить самих геев, по крайней мере наиболее мыслящих среди них.

Собственно, еще в начале века, когда движение за гражданские права сексуальных девиантов только начиналось, оно уже было сопряжено с самоидентификацией, с формированием небольшого сообщества гомосексуалов и соответственно некой конформности. И уже тогда это вызывало неприятие у тех гомосексуальных интеллектуалов, которые чувствовали в этом опасность для своего индивидуализма и своего индивидуального самосознания. Побывав в музее гомосексуальности при Институте Макса Гиршфельда в Берлине, английский писатель Ишервуд был неприятно поражен.

«Он был смущен и растерян потому, что наконец был поставлен лицом к лицу со своим племенем. До этой поры он вел себя так, как если бы этого племени не существовало и гомосексуальность была частным образом жизни — нечто открытое им самим и несколькими друзьями. Конечно, он всегда знал, что это было неверно. Но теперь он был вынужден признать родство с этими уродцами-соплеменниками и их безвкусными обычаями. И это ему не нравилось. Его первой реакций было осудить Институт».

(Isherwood 1993: 20)

Ишервуд вспомнил это в 1977 г., когда напечатал свои мемуары.

Теперь, с конца 60-х, после победы в борьбе за гражданские права, после формирования огромного сообщества сексуальных меньшинств и выхода субкультуры на первый план, на публичный уровень, негативные черты этого сообщества и этой субкультуры с ее банями, «темными комнатами» в клубах и проч. (Weinberg 1975; Delph 1978) стали бросаться в глаза.

Пожалуй, первым забил тревогу гомосексуальный американский писатель, сценарист и драматург Ларри Крамер.

Еще в 1978 г. он выпустил роман «Гомики» («Faggots»), сугубо критический по отношению к геям, к их типичному поведению, к ценностям, привычкам и ментальности геевской субкультуры. Автор окончил Иельский университет, а после службы в армии стал работать в киноиндустрии и пробился в первые ряды — оказался помощником президента компании «Юнион артистс». Он не скрывал свою гомосексуальность и отражал ее в творчестве. В частности был сценаристом и продюссером фильма по роману Д.X.Лоуренса «Влюбленные женщины» — с гомосексуальным сюжетом.

Конечно, Крамер хорошо знал свою среду, и тем болезненнее был эффект его романа, в котором с сарказмом и без снисхождения были показаны пустота и бессмысленность гедонистической суеты в утвердившемся геевском сообществе. Жизнь, посвященная похождениям в банях и гей-барах, предстала на всеобщее обозрение. Манерность геев, их провоцирующая сексуальность, истеричность, напускная женственность, весьма близкая к кривлянию, их вызывающие одежды и пустой трёп — всё это было трезво и жестоко высмеяно в романе. В геевской среде роман вызвал возмущение — как предательство, ренегатство. И лишь немногие сообразили, что автор бросает им горькие истины в лицо, потому что страдает от этих реалий.

Это был как бы голос пророка незадолго до чумы XX века — эпидемии СПИДа. Крамеру было ясно, что негативные черты геевской субкультуры больше всего должны тревожить самих геев. Когда эпидемия началась, Крамер стал самым страстным обличителем общего равнодушия к опасности и выпустил немало произведений на эту тему — пьеса «Нормальное сердце», «Репортаж из всеобщей катастрофы». По иронии судьбы он сам заболел СПИДом.

Джордж Стэмболиен рассказал о своем интервью с неким парнем, любящим мужчин (Stambolian 1984: 160). Анонимный собеседник так раскрывает в интервью разницу между словами «гомосексуал» и «гей».

«Сегодня термин 'гей' «относится к мужчинам, которые определяют себя как геи, живут в геевской среде, имеют друзей-геев, ходят в геевские бары и имеют особую ментальность гетто с уймой сексуальной практики. 'Гей' это также первейший элемент, из которого исходит вся общественная энергия и все общественные выразители геевских идей. <…>

Что же до гомосексуалов, то это ужасный термин, но я могу тебе сказать, что я под ним имею в виду. Я провел позавчерашнюю ночь с парнем, приехавшим из Калифорнии, который явно любит мужчин, но вряд ли был хоть раз в баре. Кого он действительно любит, это шоферы грузовиков, потому что он понимает их. У него есть подруга, но когда он оказывается в грузовике и в пути, всё позади. Шоферы живут в мире, где их не осрамят как членососов, и они очень заботливы и лояльны по отношению друг к другу, очень поддерживают друг друга».

Эдмунд Уайт отмечает одну опасную особенность геевского идеала жизни среди своих: «наша общинная традиция приучила нас думать о геях как об этнической группе, подобной всем другим. Эта концепция наверняка есть главная причина силы Геевского Освобождения раньше и нынешней эффективности геевских групп давления. Но гетто — это не только центр общины; этот также хорошая цель для погрома. Коль скоро геи есть «другая раса», они могут быть подвергнуты расизму (White 1980: 341–342).

Гомосексуальные лондонские журналисты даже выпустили под редакцией Марка Симпсона сборник «Антигей» со статьей Тоби Мэннинга «Культура геев: Кому она нужна?» (Manning 1996). Алан Синфилд в книге «Постгеевский мир» пишет: «'гей' каким мы произвели его и жили с ним, а возможно и лесбиянство' суть исторические явления и могут теперь мешать нам больше, чем помогают» (Sinfield 1998: 5).

Нил Теннант, гомосексуальный музыкант из дуэта с Крисом Лоу, заявляет:

«Я никогда не хотел быть частью этого закрытого геевского мира. Я знаю, что многим не понравятся такие мои слова. Но когда люди, например, говорят о «геевском сообществе», то что они имеют в виду? Есть ночные клубы, музыка, наркотики, магазины <…>, но извините, так я себя не определяю. Я не хочу входить ни в какую группу, ни в какое гетто. И мне кажется, что многие геи, если бы они были честными, сказали бы, что они думают так же».

(Камингаут 1995)

Нарастающий сепаратизм геевского сообщества тревожит также Брюса Боэра и неприемлем для него. В своей книге «Место за столом» он различает основной поток гомосексуалов («мейнстрим») и радикальных геев «ориентированных на субкультуру». Он иронически называет тех и других соответственно «узниками чулана» (намекая на лозунг «выхода из чулана») и «узниками гетто». Он на стороне «узников чулана», в котором, возможно, и лучше оставаться на время чисто сексуального общения. Он на стороне того спокойного большинства («мейнстрим»), которое хотело бы, чтобы гомосексуалы могли в обычное время сидеть за одним столом со всеми другими. «Истина, — пишет он, — в том, что гомосексуальность — не проблема и не должна рассматриваться как проблема» (Bawer1993:50).

Так же мыслят и многие гомосексуалы в России. Один петербургский голубой интеллигент сказал американскому журналисту: «Эти паршивые активисты только и делают, что всюду ходят и рассказывают о своей гомосексуальности. И делают они это только для того, чтобы привлечь внимание Запада; активизм здесь появился потому, что западные люди научили этому русских. Мои добрые друзья знают, что я гей, но это мое личное дело.