— Вставай, — сказал я сиплым шепотом.
Дотронулся ногой — тряпичная кукла. Больше не откроет глаза, больше никогда не заговорит.
Упав на колени, я подхватил ее на руки. Ничего — совсем ничего не весит. Я смахнул песок с ее лица; в уголке рта показалась тоненькая струйка коричневой слюны. Сквозь приоткрытые веки слепо блеснули белки глаз. Ее глаз.
Мелия.
Снова стерильная комната.
Добавив запись в базу данных, карг посмотрел на Мелию. Все в порядке: сидит на стуле ровненько, ремни натянуты… Итак, три параметра определены. Осталось еще три. Карг потянулся к пульту.
— Погоди, — сказал я. — Ты что, убить ее хочешь? Она не выдержит…
Карг слегка удивился.
— В процессе калибровки предельный стресс необходим. Это само собой разумеется, мистер Равель. Если я хочу оценить энергию личной привязанности, нужны достоверные отсчеты в широком диапазоне.
— Ее не хватит надолго.
— Она не подвергается непосредственным воздействиям, — объяснил карг в своей академической манере. — Это вы рискуете, мистер Равель; мисс Гейл лишь воспринимает отражение ваших переживаний. Страдание по доверенности, так сказать.
Карг скупо улыбнулся и нажал кнопку.
Боль подступила сразу же, но остановилась в полушаге. Меня только что искалечило, но в то же время я наблюдал со стороны. Перелом ниже колена: осложненный перелом, когда осколки раздробленных костей торчат сквозь раздавленную плоть.
Ногу затянуло в механизмы трюмного подъемника рудовоза. Меня вытащили на палубу и оставили умирать, но смерть сейчас — непозволительная роскошь. На берегу, в пустой комнате, меня ждет женщина. В порт я пришел заработать денег на еду и тепло. Опасная работа, но в ней хлеб и уголь.
Для других, может быть, но не для меня.
Рукавом куртки я перевязал ногу. Боль притупилась и отступила еще немного. Теперь отдохну — и вернусь.
Умереть прямо здесь было бы легче, и гораздо приятнее, но она подумает, что ее бросили.
Немного покоя для начала…
Мышеловка, простая мышеловка — дошло слишком поздно. Я открыл дверь сну, желанному гостю, но переступила через порог смерть.
Глядя в дымные сумерки большого города, она ждет меня — ждет впустую.
Мелия.
Все та же комната, яркий свет.
Если бы не ремни, Мелия лежала бы на полу.
— Ты достиг высокого совершенства, карг, — похвалил я. — Ей пришлось смотреть, как меня убивают и калечат. Но для твоих датчиков этого мало. Неплохо добавить предательства и обманутых надежд.
— Мелодраматическая риторика, мистер Равель. Прогрессивная стимуляция необходима для проведения исследований в полном объеме.
— Здорово. Что у нас на очереди?.. Вместо ответа карг снова нажал на кнопку.
Клубящийся дым, едкая серная вонь дешевой взрывчатки военного времени, кирпичная пыль, запах гари: дерево, битум и человеческая плоть, сожженные вместе. Заревом пламени и грохотом падающих стен жидкий вой толпы: до них еще не добралась смерть. Незначительный и почти неслышный звук — на фоне гула двигателей, свиста бомб и грохота разрывов.
Он — то есть я — отталкивает в сторону упавшую деревянную балку, взбирается на кучу строительного мусора и видит разбитый канализационный колодец, где бурлят нечистоты. Дом еще стоит, только стена рухнула — там, где спальня. На выгоревших желтых обоях косо висит картина. Она так радовалась, купив ее на Петтикот-лейн, — мы провели весь день, подгоняя раму и выбирая место на стене.
В обгорелом проеме, оставшемся от двери, стоит комичная фигурка в черном гриме. Голова будто обрита наполовину, в руках — искалеченная кукла. Я протягиваю руки, смотрю в лицо. Белая как мел кожа под слоем копоти, синие ноздри, серые губы, ввалившиеся глаза. Глаза моего ребенка. Я смотрю в лицо Мелии; она кричит, широко раскрыв рот, и не может остановиться.
Тишина, чистые стены и яркий свет. Мелия негромко мычит, обвиснув на ремнях.
— Придержи лошадей, карг. В твоем распоряжении вечность. Ну, может, половина вечности. Не жадничай.
— Все идет как по маслу, мистер Равель. Замечательная работа. Последняя запись особенно хороша: трагедия близкого человека. Очень интересно.
— Она не выдержит.
Карг посмотрел на меня, как лаборант на говорящего кролика.
— Когда я соглашусь с вами, худшие ваши опасения станут реальностью, мистер Равель.
— Она человек, а не машина, карг. Ты ведь хотел именно людей для опытов? Она то, что есть, и ничем другим быть не может. И за это ты ее наказываешь?
— Наказание — человеческая концепция, мистер Равель. Если инструмент слишком мягок, огонь, молот и наковальня сделают его тверже. Если он ломается, я выбрасываю его и беру новый.
— Дай небольшую передышку! Она придет в себя…
— Пустые слова, мистер Равель. Тянете время, и только.
— Хочешь еще — мало на сегодня, урод? Не можешь остановиться?
— Остался самый важный опыт: муки и смерть того, кто ей всех дороже. Свойственный человеку глубокий эмоциональный контакт — один из любопытнейших феноменов, мистер Равель. Во вселенной нет другой такой силы. Но у нас будет возможность обсудить это в другое время; сейчас я не могу жертвовать планом исследований.
Я выругался; карг приподнял брови и…
Рот залило соленой водой, спустя мгновение захлестнувшей и голову. Мощный поток прижимал к переборке, которая не давала всплыть. Мутно-зеленое течение ослабело, отпустило — и покатилось назад…
Как только освободились ноздри, я судорожно вздохнул, наглотался воды и закашлялся.
Когда волна откатилась совершенно, вода как раз доставала до подбородка.
Из-за течи в баке яхта осталась без горючего и села на камни у лагуны. Выветренный базальтовый клык распорол корпусу ватерлинии, и доска обшивки прижала меня к деформированной переборке.
Отделался синяками, даже ребра остались целы, но меня зажало, как в тиски.
Когда вода ворвалась в каюту, я запаниковал; пытаясь вырваться, только ободрал кожу. Вода поднялась до пояса, потом отступила.
Страх на ее лице тогда сменился облегчением, но когда до нее дошло мое положение, беспокойство вернулось. Она сделала все, чтобы освободить меня.
Авария произошла полчаса назад. За это время суденышко прочно устроилось на камнях и дал себя знать прилив.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});