Новость, как говорят, не из приятных. Уточнив у генерала рубежи обороны танкистов, поспешил к батальону Ульянова. Километра через два встретил группу наших бойцов. Навстречу мне шагнул высокий сержант с ротным пулеметом за плечами и представился помощником командира взвода.
- Фрицы обошли. Командир взвода погиб. А мы вот...
- Пятки смазываете? - узнал я бывшего пулеметчика 4-й роты по плацдарму. - Братченко где?
- Командир роты с группой бойцов прикрывает отход. Пятая и шестая роты тоже отходят.
Мне вспомнился Господский Двор. Танки по гребню высот вокруг него. Вместе легче будет остановить фашистов.
- Вот что, сержант, веди взвод к Господскому Двору. Он тут недалеко. Развертывайся на его подступах к бою и останавливай всех отходящих. Действуй моим приказом.
Чуть ли не до утра не пришлось слезать с седла. Штаб батальона с пулеметной ротой нашел в небольшой балке. Ульянов охрипшим голосом рассылал офицеров собирать людей. Направил комбата к Господскому Двору для организации обороны. Перед его выходом поинтересовался, как могло произойти, что батальон своевременно не обнаружил противника. Оказалось, что головная походная застава находилась рядом с основными силами. Фашисты воспользовались оплошностью, рассеяли батальон и начали его преследовать. Вышла из строя рация.
Ругать, выговаривать за промах командира и адъютанта старшего батальона не стал. Они и так чувствовали себя, как говорят, не в своей тарелке. Да и не до этого было. Следовало как можно быстрее собрать батальон и остановить врага. В штаб полка послал нарочного с донесением об обстановке, а сам подключился к Ульянову и офицерам-танкистам организовывать оборону.
Гитлеровцы подошли к Господскому Двору на рассвете. Мы встретили их плотным огнем. Танкисты подожгли два фашистских "тигра", стрелки, пулеметчики и минометчики уничтожили около батальона вражеской пехоты. Противник был отброшен.
Командир танкового корпуса поблагодарил нас за выручку. Этот эпизод остался в моей памяти как напоминание о жестком сопротивлении фашистов в те дни, как горький урок ослабления бдительности.
В ходе схватки было захвачено около 60 пленных. Немецкий офицер вдруг снимает часы и предлагает их мне. Я ему в ответ:.
- Выбрось.
"Вот негодяй, - подумал я, - хочет откупиться за свои грехи, тяжкие злодеяния, совершенные на советской земле". Я растоптал часы. Гитлеровец удивленно смотрел на меня. Пленных мы отправили в тыл.
4 февраля полк подошел к пригородам Глогау. Фашисты то в одном, то в другом месте начали контратаковать боевые порядки батальонов. Пришлось временно перейти к обороне. Жестокий бой разгорелся в районе Господского Двора Нейгоф. Немцы навстречу нашим стрелковым ротам бросили танки и бронетранспортеры. Полковая артиллерия еще не подошла. Удар бронированного кулака врага пришлось принять на себя роте противотанковых ружей старшего лейтенанта Николая Шабанова.
Первым встретил врага взвод лейтенанта Якова Тодорова, перехвативший выход из неширокой лощины. Фашистские танки с дальних дистанций открыли интенсивный огонь но обороне петеэровцев. Снаряды кромсали мерзлую землю, невысокий кустарник. Визжали осколки. Сотрясавший воздух грохот тупой болью отдавался в ушах бойцов. Плотный дым скатывался в низину и там оседал. Снег терял первоначальную белизну и, смешиваясь с раздробленной землей, превращался в серое месиво.
В удушливом чаду Тодоров переползал от одной огневой позиции к другой, твердил подчиненным: "Назад - ни шагу! Держаться..."
Расчеты не покидали огневых позиций. С отчаянной решимостью и злостью готовились встретить врага. В просветах разъедающего глаза дыма бойцы видели приближающиеся низкие коробки танков. Наводчики, выбирая наиболее удобное положение, еще и еще раз примерялись, выжидая момент для открытия огня.
Не дрогнули бойцы и тогда, когда многотонные машины, за которыми двигалась пехота, подошли вплотную.
- По смотровым щелям, в борт целься! - прохрипел Тодоров, подползая к правофланговому расчету.
Рядом с огневой позицией зияла дымящаяся широкая воронка. На ее рваном краю, неестественно поджав под живот левую ногу, застыл подносчик. В уголках рта солдата пенилась алая кровь. Уткнулся в снег наводчик, склонив стриженую голову к ложу ружья. Тут же лежала его каска. Тодоров дотронулся до руки солдата, позвал:
- Бурмистренко, Бурмистренко...
Тот не шелохнулся. Лейтенант взял его за плечо и отвалил от ружья. Наводчик был мертв. Тодоров подтянул противотанковое ружье к себе, поставил на сошники. Открыл затвор и вставил в ствол патрон. Делал все спокойно, не торопясь - в холодной ярости.
Сквозь прорезь прицела увидел ствол орудия фашистского танка. Хобот качался в такт движениям боевой машины, словно выискивая что-то. Затем прорезь заслонил борт машины: танк повернул наискосок, считая, видимо, расчет мертвым.
Сейчас для Тодорова вокруг не существовало ничего, кроме итого танка. Повел плечом вверх - в прицеле замелькали отполированные до блеска траки гусениц. Прицелился выше, в середину борта, и надавил на спуск. Выстрела не слышал. Толчок в плечо свидетельствовал о нем. Передернул затвор, выстрелил еще раз и вновь потянулся к затвору. Но тут прямо перед ним вспыхнуло пламя. Какая-то неведомая сила приподняла его, швырнула назад, накрыла чем-то огромным и душным. Перед глазами все поплыло и завертелось. Однако Тодоров был еще жив. Сплевывая землю, приподнялся на локте, новел глазами в направлении танка: вражескую машину обволакивал черный дым. Готов! И, уронив голову, потерял сознание. Это были последние мгновения его жизни.
Рота противотанковых ружей понесла большие потери, но не пропустила врага до подхода нашей артиллерии.
Несколько дней полк дрался за Нейкранс - пригород Глогау. Небольшой немецкий городок был заранее подготовлен к обороне. В нижних этажах домов установлены пулеметы, в подвалах засели фаустники, на чердаках оборудовали себе позиции автоматчики. Сквозь многоярусный кинжальный огонь прорваться было трудно, даже после подавления большей части пулеметных гнезд нашей артиллерией.
Особенно яростные схватки разгорелись за центральную часть города, церковь и кладбище с метровой железобетонной оградой. Артиллеристы били в упор по засевшим гитлеровцам, но стоило стрелковым ротам подняться, как огневые точки оживали.
Большой урон нам наносили и фашистские батареи. Мы удивлялись точности, с какой они били по нашим боевым порядкам, пока полковые разведчики не обнаружили на куполе кирки немецких корректировщиков. Пришлось нашим пушкарям ударить по божьему храму. Артобстрел врага пошел на убыль, а потом и вовсе прекратился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});