5 июня адмирал в знак признательности давал офицерам бал и ужин. Праздник продолжался во всю ночь. Корабль «Твердый» представлял в сие время нечто необыкновенное. Освещенный фонарями, он казался огромным огненным столбом, возникающим из моря. Шканцы обращены были в великолепный зал, убранный зеленью, вазами цветов, картинами и разноцветными флагами; кают-компания и верхняя палуба до грот-мачты составляли две залы, с таким же вкусом убранные. Буфет был особенным образом устроен, бочки рому, лимонаду, портеру, шеры, портвейну и других вин висели на цепях. Бахус, увенчанный виноградными листьями, чрез кран наливая бокалы, потчевал гостей. В нижней палубе констапельная обращена была в театр. Таким образом, корабль превращен был в трехэтажный дом, в коем ничто не походило на корабль. Кроме англичанок украшали бал и россиянки, прибывшие из Лондона для отплытия в отечество вместе с экипажами. Угощение было истинное русское: удовольствие хозяина, ловкость, внимание его ко всем, разливали на общество непритворное веселье; все были счастливы, танцевали, резвились до свету. Хоры певчих, русские и цыганские пляски разнообразили занятие, и гости, особенно англичане, признавались, что они ничего подобного сему не видали.
12 июня команды, перебравшиеся на транспорты, по встретившейся в оных надобности для англичан снова перешли на корабли свои. Вскоре 20 кораблей, 15 фрегатов, 23 брига и 280 транспортов с войсками отплыли в Испанию. Наконец, 31 июля команды разместились на транспорт. Для главнокомандующего назначен был фрегат «Чампион». 5 августа оставили Портсмут. На другой день прошли Дувр, на короткое время заходили в Диль и Ярмут и 18-го, прибыв в Каттегат, за противным ветром стали на якорь между островами Ангольтом и Есселем. Проходя Бельтом, по причине тишины и мелей часто становились и снимались с якоря и пользовались малейшим ветром. 26 августа к конвою нашему, стоявшему на якоре у острова Ромсо, прибыл другой, состоявший из 250 английских и шведских судов. Английский контрадмирал, сопровождавший оный в Балтийское море, предложил нашему адмиралу из своей эскадры лучший для помещения фрегат «Тартар», на который тот же день Сенявин с штабом своим и перешел. 28-го встретился с другим конвоем из 200 судов, возвращавшимся из Балтики. 6 сентября к виду Шведской Померании, несколько судов, подняв прусские флаги, отделились от конвоя и пошли в разные стороны. Таким-то образом, несмотря на бдительность наполеоновской стражи, взаимные выгоды купцов или, лучше, народов, не могущих обойтись без торговли, всегда находили способы производить оную хотя тайным образом.
9 сентября на вечер конвой прибыл в Ригу, и команда вступила на берег. Сим кончилась сия достопамятная для российского флота кампания. В продолжение четырехлетних трудов не одним бурям океана противоборствуя, не одним опасностям военным подверженные, но паче стечениям политических обстоятельств неблагоприятствуемые, российские плаватели наконец возвратились в свои гавани. Сохранение столь значительного числа храбрых опытных матросов во всяком случае для России весьма важно. Сенявин исхитил, так сказать, вверенные ему морские силы из среды неприятелей тайных и явных и с честью и славой возвратил их государю и отечеству.
Эскадра капитана Гетцена в ТулонеКапитан 1-го ранга Гетцен, принявши начальство над двумя кораблями, «Св. Петром» и «Москвой», получил от вице-короля Итальянского, принца Евгения, своеручное письмо и от французского министра морских сил Декре (Decrès) официальное уведомление об объявленной войне Англии, и вместе с оным известием император Наполеон, находившийся тогда в Падуе, предложил эскадре нашей для лучшей безопасности заблаговременно перейти из порта Ферайо в Тулон. Капитан Гетцен ожидал для исполнения сего предложения подтвердительного повеления от высочайшего нашего двора и для скорейшего получения нужных наставлений писал в С.-Петербург к морскому министру П. В. Чичагову, в Вену и Париж к послам нашим князю Куракину и графу П. А. Толстому. Секретарь посольства Алек. Як. Булгаков, отправленный от Д. П. Татищева из Палермо в С.-Петербург с донесением о сдаче фрегата «Венуса» сицилийскому правительству, имел повеление доставить сию новость командующему кораблями в порте Ферайо. Г. Булгаков отправился сначала в Каллиари, потом переехал в
Корсику и оттуда после 55 дней трудного путешествия морем на малых лодках и сухим путем верхом, в беспрестанной опасности от английских крейсеров и разбойников, наконец достигнул порта Ферайо и весьма кстати уверил капитана Гетцена о точном и совершенном разрыве нашем с Англией. Князь Куракин на отношение капитана отвечал: что рапорты его в С.-Петербург отосланы, и если будут какие высочайшие повеления, то из Вены отправятся с нарочным.
В первых числах апреля 1808 года получен высочайший рескрипт, коим предписано капитану Гетцену со вверенным отрядом, как и всем морским силам, вне России находящимся, состоять в полном распоряжении императора Наполеона и повеления его исполнять в точности и неукоснительно. Вместе с сим рескриптом министр морских сил Декре прислал предписание немедленно следовать в Тулон, а командующий там адмирал Гантом прислал бриг и шхуну с лоц-офицерами в распоряжение капитана Гетцена, коему доставлены были французские сигналы и нужное наставление. Вследствие сих повелений на третий день по получении оных отряд наш оставил порт Ферайо. Первые сутки штилевали у Ливорно, а в третьи по выходе из Ферайо корабли, с сильным попутным ветром идучи по 20 верст в час, в виду английских 14 линейных кораблей, бывших не более 5 верст под ветром, прибыли благополучно в Тулон. Французский флот, стоявший на рейде, состоял из 13 кораблей (в том числе были два стопушечных), 5 фрегатов и нескольких малых судов.
Корабли наши тотчас помещены были в линию и исправлены по возможности[137]. Главнокомандующий адмирал Гантом и вообще все его подчиненные делали в честь россиян пышные угощения. Необыкновенное и доселе небывалое соединение российского флота с французским было, конечно, им приятно, и они при добром, ласковом обхождении расточали все угождения. Однако ж при малейшей перемене обстоятельств обнаруживалось подозрение и действие политического барометра иногда возмущало взаимное согласие и уменьшало откровенность. Особенно сия перемена была чувствительна в 1809 году, когда возгорелась война между Австрией и Францией и когда Наполеон потребовал в супружество эрцгерцогиню Марию-Луизу. После сего все действия французского наружного учтивства были приемлемы в настоящем их виде. Долговременное пребывание в Тулоне, продолжавшееся 22 месяца, надежды на скорое возвращение в любезное отечество особенно, когда по ветхости кораблей наших французское правительство многократно предлагало переменить оные своими новыми; страх, что по данной власти команды наши разобьют по французским кораблям и отправят Бог знает куда; томление в неизвестности, недеятельная, хотя и веселая жизнь, и наконец, столь продолжительное удаление из отчизны, повергли многих в скуку и уныние.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});