Читать интересную книгу Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

До свидания, мой милый, несравненный, обожаемый друг, мысленно

обнимаю Вас горячо, как люблю. Всем сердцем всегда Ваша

Н. ф.-Мекк.

144. Чайковский - Мекк

Каменка,

1879 г. октября 5-7. Каменка.

5 октября 1879 г.

Милый, добрый друг! Сажусь писать к Вам и недоумеваю, куда адресовать: в Париж или Аркашон. Думаю, что вернее будет, если дождусь Ваших указаний и не буду отсылать письма, пока не получу от Вас известий. Кто знает, может быть маршрут Ваш изменится, и Вы из Парижа прямо .проедете в Италию? Погода сегодня нехорошая, меланхолически тоскливая, и я с радостью думаю, что Вы находитесь под более чистым небом и согреваетесь более горячим солнцем. Но всего радостнее мне будет, когда я узнаю, что Вы уже там, “где золотой лимон на солнце рдеет”! Не знаю отчего, я нахожусь теперь в периоде какого-то особенно неудержимого стремления в Италию. Как-то светло и радостно мне делается, когда подумаю, что и я в скором времени буду там вместе с Вами. Неаполь, Помпея, Везувий... как все это обаятельно, волшебно-прекрасно в моем воображении!

Давно мне не случалось находиться в состоянии такого полнейшего права на праздность, в каком нахожусь теперь. Мне буквально нечего делать. Приехавши сюда, я нашел давно ожидавшую меня корректуру сюиты. В три дня я ее сделал, отослал, и теперь, пока не начну чего-нибудь нового, могу вести абсолютно праздную жизнь, т. е. читать, гулять, играть, мечтать сколько угодно. Надолго ли, не знаю, но, во всяком случае, в Неаполе, по крайней мере в первое время, не хочу налагать на себя никакого обязательного труда. Не правда ли, что в этом своеобразном городе, в отечестве lazzaroni [тунеядцев], нельзя не быть ленивым?

У нас здесь все здоровы, и все вообще благополучно. Какая непостижимая вещь нервность. У сестры прибавилось хлопот и забот; от разлуки с тремя дочерьми (старшая, Таня, гостит в Ялте у тетки), казалось бы, она должна страдать очень заметно, между тем давно я не видел ее такой здоровой, бодрой и даже веселой, как теперь. Отчасти я объясняю себе это тем, что она очень довольна письмами Тани. Нужно сказать Вам, что эта девушка, одаренная большими способностями, чудным сердцем и замечательной красотой, страдает одним довольно несносным недостатком: она вечно и всегда скучает. Натура ее какая-то надломленная, полная мучительных сомнений и недоверия к себе, беспокойная, проникнутая преждевременною разочарованностью. Созерцание этой вечной беспричинной и неестественной в молодой девушке хандры имеет свойство на всех наводить уныние и убийственно действует всегда на сестру, сознающую свое полное бессилие помочь горю. Случилось, что тетка (сестра Льва Васильевича) пригласила ее к себе в Ялту, и вдруг совершилось неожиданное превращение. Письма ее наполнены изъявлениями радостных ощущений и полнейшего счастья. Отчего это произошло, совершенно непонятно. Ей и прежде случалось бывать среди роскошной природы, до сих пор не имевшей никакой целебной силы на нее; к тому же теперь, как видно из ее писем, в Ялте льет беспрерывный дождь, способный не радовать, а, напротив, наводить уныние, и между тем наша милая Таня ожила, сделалась тем, чем подобает быть молодой, умной и всеми любимой девушке. Непостижимо! Но как бы то ни было, а мы все, и сестра в особенности, бесконечно радуемся этой неожиданной перемене.

Модест, пробывший с нами четверо суток, третьего дня уехал в Петербург. Бедный Модест! его ненависть к Петербургу почти столь же сильна, как моя.

Ах, милый друг, как бы хотелось мне дать Вам понятие об том, что такое мой младший племянник Юрий! Я еще в жизни не видал более восхитительного ребенка! В нем какой-то яркий свет, так что ему стоит появиться, чтобы все сознавали себя счастливыми и просветленными. И свет этот исходит не только из его чудных голубых глаз, но из каждого его движения, из каждого слова! Все, что он говорит, до того умно; в нем такое отсутствие ребяческого непостоянства нрава и капризности, такое ничем не смущаемое спокойствие, уверенность и твердость, что на каждом шагу приходится изумляться и восторгаться. Я почти уверен, что из этого ребенка выйдет нравственно сильный и возвышающийся над общим уровнем человек. Мальчик он крепкий и здоровый, и мне кажется, что и физическая сторона его натуры будет соответствовать нравственной силе.

Воскресенье, 7 октября.

Получил одну за другой две Ваши телеграммы. Спасибо Вам за них, милый друг! А я ведь, отвечая Вам на предложение по поводу симфонии, совсем упустил из виду, что ни партитура, ни голоса не напечатаны. Не подождать ли до тех пор, пока не состоится печатание?

Продолжаю наслаждаться своим законным doice farniente, но в голове начинают носиться новые музыкальные планы. Не буду себя принуждать, и если настроение будет благоприятное, воспользуюсь им и кое-что набросаю.

Погода стоит ясная, но ветряная. Милый друг, пожалуйста напишите мне, куда адресовать следующее письмо и не изменился ли Ваш маршрут. Писать ли мне в Аркашон?

Это письмо я решаюсь отправить в Париж. Если Вы и уедете, оно Вас догонит. Будьте здоровы, дорогая моя!

Ваш П. Чайковский.

145. Чайковский - Мекк

Каменка,

9 октября 1879 г.

Третьего дня я отправил к Вам письмо в Париж, милый друг мой, а сегодня получил Вашу депешу, из которой усматриваю, что письмо это уже не застанет Вас. Думаю, что его перешлют Вам. Как мне благодарить Вас за заботы о нашей симфонии? Я очень, очень радуюсь тому, что Colonne ее сыграет. Нет никакого сомнения, что она в публике успеха иметь не будет, но, наверное, наберется с десяток людей, в душу которых она заронит искру сочувствия, а это уже большой шаг вперед. Когда я получу Ваше письмо и узнаю, как совершилось Ваше соглашение с Соlоnn'ом, то войду с ним в письменное сношение, чтобы указать на некоторые технические трудности исполнения и на средства обойти эти трудности. Одно только беспокоит меня. Неужели Colonne берет за исполнение симфонии деньги? Буду отменно доволен, если окажется, что его готовность исполнить симфонию основана не на корысти.

Как грустно мне думать, что Вы нездоровы. Ради бога, дорогой друг, не принуждайте себя писать мне, если нездоровье Ваше не совсем прошло. Частые переезды должны очень утомлять Вас. Я буду совершенно доволен, если до поры до времени Вы ограничитесь одними телеграммами.

У нас стоят чудные дни. Каждое утро я отправляюсь на далекую прогулку, отыскиваю где-нибудь уютный уголок в лесу и бесконечно наслаждаюсь осенним воздухом, пропитанным запахом опавшей листвы, тишиной и прелестью осеннего ландшафта с его характеристическим колоритом. Вообще я здесь отдыхаю самым приятным образом, но... начинаю понемножку тяготиться праздностью и, кажется, не утерплю, чтобы немного не поработать. А втихомолку считаю дни и часы, которые мне остались до 15 ноября, ибо как мне ни хорошо, а там будет еще гораздо, гораздо лучше...

До свиданья, друг мой!

Безгранично любящий Вас

П. Чайковский.

Юлье Карловне и Пахульскому поклон. Милочке поцелуй.

146. Мекк - Чайковскому

1879 г. октября 9-10. Париж.

Париж,

Октябрь 1879 г.

Вторник, а числа не знаю.

Милый, дорогой, несравненный друг! Как только почувствовала себя немножко лучше, спешу написать Вам и благодарить Вас очень, очень за дорогие письма Ваши, которых я получила в Париже два. Меня начало уж очень беспокоить, что я так долго не получала от Вас ничего, и я обрадовалась несказанно, когда мне, наконец, подали письмо от Вас; я увидела из него, что Вы и здоровы и не забыли меня.

Теперь скажу о том, что меня чрезвычайно интересует, это об исполнении нашей симфонии у Colonn'a. Во-первых, Вы благодарите меня за желание распространить Вашу славу совсем незаслуженно. Ваша слава не нуждается ни в чьих заботах о ней, и я хочу доставить человечеству, в особенности страждущему, возможность услышать такую музыку, в которой больное сердце и страждущий ум найдут минуты такого наслаждения, такой отрады, такого счастья, каких не находят в жизни. Вот моя забота, милый друг.