Читать интересную книгу Воспоминания советского дипломата (1925-1945 годы) - Иван Майский

Затем наступила моя очередь расспрашивать Калинина о наших внутренних и военных делах. Он также охотно отвечал на мои вопросы, но в тот вечер, очень горевал: в боях под Москвой погиб один из наших лучших кавалерийских командиров, генерал Доватор.

Я слушал Михаила Ивановича, смотрел на него, и какое-то особенное, глубокое чувство гордости и нежности в одно и то же время росло во мне. Вот предо мной сидел этот уже немолодой человек, с сильной проседью в голове и клинообразной бородке, в простой косоворотке с расстегнутым воротом... Человек умный, благородный, с большим запасом жизненной и государственной мудрости... В руках он держал только что свернутую на моих глазах папиросу-самокрутку и готовился зажечь ее спичкой...

По всему своему облику он так походил на самого обыкновенного русского рабочего из крестьян... И вот этот человек является президентом огромного государства, официальным главой одной из величайших держав мира... Где, в какой другой стране возможно что-либо подобное? Нигде, ни в какой другой стране.

И сам собой в голове складывался вывод: нет, такую страну никто не может победить! Такая страна устоит во всех испытаниях и затем разгромит германский фашизм!..

Ушел я от М. И. Калинина с огромным зарядом вдохновения, подъема, энтузиазма, который мне так пригодился в дальнейшем ходе войны.

Английская делегация покинула Москву вечером 22 декабря, пробыв в нашей столице ровно неделю. Обратный путь от Москвы до Мурманска прошел вполне благополучно. Даже Лоухи не подвела: на этот раз, когда мы прибыли на злополучную станцию, небо не озарялось северным сиянием. 24 декабря наш поезд прибыл в Мурманск, и английская делегация сразу же погрузилась на ожидавший ее крейсер "Кент". Я последовал ее примеру. Глубокой ночью 25 декабря английский корабль снялся с якоря и вышел в океан. Весь путь от берегов СССР до берегов Шотландии занял так же, как и в первый раз, немногим больше четырех суток. Но теперь мы шли с севера на юг, и постепенно арктический мрак все больше уступал место свету или, вернее, полусвету, ибо в декабре здесь солнце не поднимается высоко. Это было приятно. Зато было совсем неприятно, что на море свирепствовала буря и бросала наш тяжелый крейсер как щепку. Я - "моряк" средней руки. "Свежая погода" меня не выводит из равновесия, но бурю я переношу нелегко. Почти весь обратный путь я пролежал в своей "адмиральской каюте" с тяжелой головой и неприятным вкусом во рту. Только когда "Кент" оказался уже в шотландских водах, буря стихла, и я стал выходить на палубу. 29 декабря ночью мы прибыли в Гринок (близ Глазго) и сразу же пересели в ожидавший нас специальный поезд. 30 декабря мы были в Лондоне.

По дороге от Гринока до столицы мы с Иденом много разговаривали и подводили итоги московского визита. При этом оба приходили к выводу, что, несмотря на выявившиеся разногласия, он имел положительное значение. Во-первых, каждая из сторон теперь лучше знала позицию другой в ряде важных вопросов, что могло облегчить в дальнейшем достижение согласованной стратегии и политики. Во-вторых, - и это было не менее важно - Иден и его английские коллеги, побывав в СССР и коснувшись непосредственно советской действительности, лучше поняли корни нашей жизнеспособности, поверили в нашу готовность и способность вести войну против гитлеровской Германии до конца. В новогоднюю ночь по просьбе Би-Би-Си я выступил по радио с небольшой речью, в которой сказал следующее: "Будущее окутано туманом. Всякое пророчество гадательно. И все-таки события года, который сегодня кончается, дают некоторые указания на ход вещей в наступающем 1942 г. Война действительно стала мировой войной. В нее втянуты все континенты. Гораздо более четким сделался водораздел между двумя большими лагерями - лагерем свободы, объединяющим демократические и свободолюбивые страны, и лагерем угнетения и рабства, концентрирующим самые черные силы реакции, когда-либо существовавшие в истории человечества. Главным врагом народов является гитлеровская Германия. Главным участком мирового фронта борьбы является моя страна. Основным воплощением злобных сил, которые терзают сейчас весь род людской, служит германская армия; ее важнейшим оружием наряду с танками и самолетами до сих пор является миф о ее непобедимости. Но теперь, в самом конце 1941 г., этот миф был разоблачен на полях битв под Москвой и Ленинградом, под Ростовом и в Крыму, а также в Ливии".

Кратко описав затем мои впечатления от того, что я видел на фронте под Клином, я закончил выступление такими словами: "То, что случилось в последние месяцы на нашем фронте, это - перелом в ходе германо-советской войны и даже в ходе всей войны в целом. Не следует предаваться излишнему оптимизму. Правде надо смотреть прямо в глаза. Впереди у нас еще много трудностей. Путь к победе еще длинен и тяжел... И все-таки на пороге Нового года в сердцах всех" свободолюбивых народов встает реальная надежда, что близится час, когда гитлеровская Германия будет лежать в руинах".

Борьба за второй фронт

Хотя, как видно из предыдущего, проблема второго фронта встала с первого же дня нападения гитлеровской Германии на СССР и хотя эта проблема была предметом серьезных переговоров между Москвой и Лондоном уже в 1941 г., однако особую остроту она приобрела в 1942 г. Главных причин тому было две.

Первая причина состояла в том, что до 22 июня 1941 г. и в течение последующих пяти с половиной месяцев на Западе воевала против Германии только одна Англия. При таких обстоятельствах заверения Черчилля в непосильности для британского правительства открыть немедленно второй фронт во Франции, заверения, которыми он неоднократно отвечал на соответственные демарши Москвы, вызывали на советской стороне смешанную реакцию: мы и верили этому, и не верили. Такое настроение советской стороны, естественно, не создавало благоприятных условий для постановки вопроса о втором фронте "на попа". Однако, когда в декабре 1941 г. Япония напала на Пирл-Харбор и в войну оказались вовлеченными США, положение резко изменилось. Теперь на Западе против Германии воевали две великих державы и стало ясно, что у них-то вполне достаточно сил и средств для создания второго фронта во Франции. Всякие отговорки о невозможности такой операции отпадали.

Вторая причина того, что проблема второго фронта особенно заострилась в 1942 г., состояла в том, что вторая половина 1941 г. была занята большими и сложными переговорами между СССР и англо-американцами по вопросам военного снабжения и политики. 12 июля 1941 г. в Москве был подписан пакт военной взаимопомощи между Англией и Советским Союзом. В самом конце июля состоялся визит Гарри Гопкинса в Москву, имевший большие политические и военно-экономические последствия. В середине августа на Атлантической конференции Рузвельта и Черчилля было решено оказать Советской стране максимальную помощь военным снабжением 5 сентября британское правительство обеспечило Советскому правительству получение такого снабжения в порядке ленд-лиза. 29 сентября в Москве собралась конференция представителей трех держав (СССР, США и Англии), на которой был урегулирован вопрос о снабжении СССР на все время войны, причем не только Англия, но и США обязались делать это в порядке ленд-лиза. Затем началась организация транспортировки предметов снабжения из западных стран в СССР, что в тогдашних условиях представляло собой нелегкую задачу. Черчилль, отказывая советской стороне в организации второго фронта, старался смягчить тяжесть этого удара готовностью широко идти ей навстречу в области снабжения. Его поддерживал Рузвельт, который к тому же, как глава еще "нейтральной" державы, уклонялся от обсуждения проблемы второго фронта.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});