Читать интересную книгу Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

Ночевали мы на лавочках того же пансионата, — стараясь во сне прикрывать какой-либо частью тела часть аппарата, стоявшего тут же. Утром на оставшиеся деньги были куплены яблоки, и мы с Легасовым двинулись вдоль побережья в поисках работы. Баз отдыха и пансионатов вокруг располагалось хоть отбавляй. К сожалению, все они уже имели своих музыкантов.

Прошагав целый день и вдоволь наунижавшись, мы набрели на палаточный лагерь в поселке Джубга. Не помню, какому ведомству он принадлежал. Кажется, МВД. Во всяком случае, начальник лагеря в недавнем прошлом был начальником совсем другого лагеря, о чем нам сразу сообщили. Но музыкантов у них не было. К счастью, наше название, уже вызывавшее трепет в хиппово-студенческой среде, оставалось еще совершенно неизвестным административной прослойке Черноморского побережья, и нас взяли на неопределенный испытательный срок. Очень скоро зав. культсектором лагеря (он же баянист-затейник) почувствовал, что совершена крупная идеологическая ошибка. «Опять одни шейки! — в ужасе кричал он после очередных танцев. — Слишком много шейков!»

Мы попробовали перейти на блюзы, но сметливый работник культуры справедливо заметил, что блюз — тот же шейк, только медленный. По побережью шныряли разного рода комиссии — проверить идеологически-художественный уровень отдыха трудящихся, а заодно выпить и отдохнуть, и баянист понимал как лицо ответственное, что его южная жизнь висит на волоске…»

Продолжаются съемки фильма «Фронт за линией фронта» под Вышним Волочком. 10 июня в одном из эпизодов вновь предстояло сниматься Евгению Матвееву, а его никак не могли найти. Плюс к этому он еще зачем-то понадобился самому председателю Госкино Ермашу, который буквально рвал и метал: найдите мне Матвеева! Это задание поручили директору картины Борису Криштулу. Тот бросился в местное КГБ, поскольку силами съемочной группы народного артиста найти не удалось. Чекисты же, которые были прекрасно осведомлены о том, кто курирует съемки фильма — сам Цвигун! — рьяно подключились к поискам Матвеева. И вскоре тот был найден в каком-то гостеприимном доме. Но вид у него был тот еще — как после долгого запоя. Как вспоминал Криштул: «Я искренне пожалел, что он сбрил бороду — она бы хоть пол-лица скрыла…» Снимали Матвеева два дня — 10 и 11 июня.

Ваш покорный слуга в те дни был погружен совсем в иные хлопоты — наша семья переезжала на новое место жительства. Закончилось наше 12-летнее проживание на улице Казакова, и теперь нас ждала трехкомнатная квартира в новом доме на Ясеневой улице в Орехово-Борисово. Событие, в общем-то, волнующее, но я особенного восторга почему-то не испытывал. Грустно было уезжать из старой Москвы, покидать школу, друзей, с которыми съел не один пуд соли. И хотя дом, в котором мы жили все эти годы, буквально разваливался от старости (ему было больше ста лет), но все равно для меня он был гораздо роднее, чем новая панельная коробка в спальном районе на окраине Москвы.

Наш переезд состоялся в субботу, 11 июня. Отец с грузчиками, помогавшими грузить нам мебель и вещи, добирался до нового места на грузовике, а я с матерью и двумя братьями доехал до Ясеневой на перекладных — то бишь сначала на метро до станции «Каширская», а оттуда на автобусе № 148. Помнится, пока ехал, всю дорогу ужасался: ну и занесло же нас к черту на рога. Ужас достиг еще больших масштабов, когда мы добрались до места нашего нового обитания: местность возле дома представляла из себя сплошное месиво из грязи. До подъезда мы ковыляли по деревянным мосткам, проложенным прямо в лужах грязи. Все вокруг казалось таким страшным и неблагоустроенным, что даже не верилось, что когда-нибудь здесь сумеют навести порядок. Не придала энтузиазма и наша новая квартира: хоть и было в ней три комнаты, но убивали размерами потолки (в доме на Казаковке они были трехметровыми), кухня, а коридора как такового вообще не было (а в коридоре нашей коммуналки мы с братьями гоняли в мини-футбол!). Короче, никакой радости от переезда я не испытал.

В тот день, когда наша семья переезжала на новое место жительства, в Москве опять напомнили о себе террористы. 11 июня возле гостиницы «Советская», что на Ленинградском проспекте, было взорвано такси. Произошло это средь бела дня, когда мимо гостиницы сновали многочисленные прохожие. Правда, взрыв получился не столь мощный, как на то рассчитывали террористы, и серьезных жертв не последовало. Однако в стране, где ни одно средство массовой информации не имело права без указания сверху опубликовать ни строчки (а такого указания на этот раз не последовало), тут же стали роиться всевозможные слухи и версии. Естественно, в них масштабы преступления и число жертв были куда более внушительными, чем это было на самом деле. У страха, как говорится, глаза велики. Забегая вперед, сообщу, что первую информацию об этом происшествии газеты опубликуют почти месяц (!) спустя. Но об этом речь впереди, а пока продолжим знакомство с событиями июня.

13 июня во всех центральных газетах были опубликованы слова нового Гимна СССР. Как это ни странно, но более 30 лет в советском Гимне не было слов, ибо в старом тексте было упоминание имени Сталина («нас вырастил Сталин…», «партия Ленина, партия Сталина»), а написать новый текст у властей все никак не доходили руки. И поэтому Гимн все эти годы звучал без слов. И только теперь по указанию Брежнева авторы текста старого Гимна Сергей Михалков и Эль-Регистан убрали упоминание Сталина, кое-что еще подретушировали, и новый-старый Гимн был готов к исполнению. Официальной датой его выхода в жизнь было объявлено 1 сентября.

В середине июня Олег Даль должен был отправиться в свою первую зарубежную поездку — на фестиваль телевизионных фильмов в Прагу, в программу которого был включен фильм с его участием «Вариант «Омега». Однако эту поездку он чуть не сорвал. Накануне отъезда, 14 июня, Даль снимался в Пущине у Анатолия Эфроса в фильме «В четверг и больше никогда». Там же находился и писатель Андрей Битов, с которым актер приятельствовал. После съемок друзья решили отметить встречу и здорово «наклюкались». Потом Даль вспомнил, что ему нужно срочно ехать домой, менять деньги для поездки, и он рванул в Москву. Увидев его в таком состоянии, жена Лиза выступила категорически против того, чтобы он ехал в Прагу. Она понимала, что там он вообще может слететь с катушек, а тогда не избежать международного скандала. Но тут на стороне актера выступила «его теща. Она сумела убедить дочь, что Даль сумеет удержать себя в руках — ведь это его первая поездка за рубеж.

В тот же вторник, 14 июня, в 19.00 на стадионе «Динамо» в Москве состоялся очередной матч по футболу на первенство страны между командами «Динамо» — столичным и тбилисским (обе команды находились во главе турнирной таблицы). Не стал бы заострять внимание на этом событии, если бы не один знаменательный факт: на этом матче присутствовал Леонид Брежнев. Попал же он на него не по собственной инициативе. В те дни в Москве с официальным визитом находился первый секретарь ЦК КП Грузии Эдуард Шеварднадзе (Брежнев в своих дневниках ни разу не написал его фамилию правильно, именуя исключительно как Шерванадзе), который был заядлым футбольным болельщиком и не мог пропустить игру своих земляков. Брежнев, как мы помним, тоже любил футбол, но к тому времени возраст и здоровье не позволяли ему, как это бывало ранее, часто посещать стадион. Вот и 14 июня планы на вечер у него были совершенно иные. Но просьба гостя да плюс хорошая погода, установившаяся в Москве (+22), перевесили чашу весов в пользу футбола.

Часть стадиона «Динамо» тогда находилась на реконструкции к предстоящим Олимпийским играм, и Северная трибуна была закрыта. Все официальные службы — судейская, раздевалки, пресс-центр и правительственная ложа — были переведены на Южную трибуну. Правительственная ложа давно никем не посещалась, поэтому находилась не в4 самом лучшем виде. И можно себе представить чувства руководителей стадиона, когда в конце первого тайма им пришло сообщение, что к ним на полных парах мчится сам генеральный секретарь ЦК КПСС. То есть Брежнев свалился как снег на голову. Что тут началось! Все забегали, засуетились, принялись лихорадочно наводить лоск и блеск на давно не посещаемую ложу.

Вспоминает главный арбитр того матча Микелис Рубенис:

«Появление высших государственных и партийных мужей вызвало настоящую панику, а у многих и вовсе какой-то животный страх. От контролеров и обслуживающего персонала до высших милицейских чинов и спортивных функционеров. То, что происходило, иначе как абсолютным культом партии и ее генерального секретаря не назовешь…

Я выглянул в окно: все обозримое пространство перед трибунами было забито черными «Волгами». Время начинать первый тайм. К нам вбежал какой-то человек, отчаянно жестикулируя трясущимися руками, и в полупросительном-полуприказном тоне сказал: