Это что, она думает….
— Хотите спросить, уж не похитили ли меня? — со смехом выдыхаю, — Нет, ребята, конечно, не родственники — просто друзья. А раны за ночь подлечить получилось, — задумчиво пододвигаю блюдо, — Не подскажите, а как А… мальчишка, который с нами, он завтракал?
— Мальчишка? Синеглазый-то? — гостья тепло улыбается, заставляя морщины лучами разбежаться по лицу, — Не, его тот, темный, сразу утащил: меха выбирать.
— Меха? — удивленно переспрашиваю, проглотив первую ложку. Хм, а не плохо тут готовят.
— Ну да, — кивает, — Вы ж в горы идете? Мы-то по-первости тоже решили, что хотите из старых запасников что-нибудь выкупить. Али вы расставаться здесь собираетесь?
— Нет, — усилено мотаю головой, — Вместе пойдем…. Просто я никогда… по горам не ходила. Там холодно, да?
— Ну, сейчас ещё не сильно, а вот через месяц — вовсе морозы будут, в какие и прежде никто не ходил.
— Прежде? — уточняю. Полезно будет узнать, что здесь о перевале этом говорят.
— А ты что же не знаешь? — удивленно и предвкушающе вскидывает брови, — Так с начала суши по Пути Мертвых не проходил никто!
— Ну, что-то такое слышала…. Да от чего же то? Тысячи лет ходили, а теперь…, - выразительно смотрю на старушку.
— Ох, девонька, всякое болтают, — задумчиво пожимает плечами, — Да только толку-то с тех сплетен. Ляшенька, вон, тоже наслушался да решил, мол, беда на главном пути, а я сторонкой пройду. А только — не вернулся!
— Ляшенька? — задумчиво переспрашиваю. Лэ! А ведь Нэри вчера тоже о каких-то других путях говорил…. Не нравится мне это!
— Ох, да вы ж новые…. Ну да, Ляшка. Справный парень. Он годков, почитай с шестнадцати ходил: сперва с отцом, опосля один. У них в семье все секреты как мимо нежити пройти передавались! Уже дюжину лет как ходком был…. А теперь, вот, не вернулся. Да, его-то это комната. Мы, как пустует, за ней немного присматривали. А теперь вот…, - женщина печально махнула рукой.
— Может, живой он ещё? — растерянно склоняю голову.
— Может, и живой, — ещё печальнее откликается та, — А только у кого он тогда? У нежити? Так, лучше бы сразу — чтоб не мучился. Али у аль-торгов…. Тогда и вовсе рабство да каторга!
Упрямо сжимаю губы:
— Пока жив — всегда есть надежда! Из любого плена можно сбежать!
— Молода ты ещё, девонька, — печально качает головой, — После такого, даже коль сбежать, жизнь уже не в радость будет…. Ну да ладно, повзрослеешь — поймешь. Коли жива останешься.
Задумчиво пожимаю плечами. И, хлебнув ещё похлебки, уточняю:
— А, не уж то, совсем про перевал ничего не известно?
— Да как сказать, девонька. Те, кто только до седла доходили — вернулись. Видать ближе к степям что-то его закрывает.
— Вот как, — прикрываю глаза, — А не помните, Ляшка, когда про другой путь говорил, пещеры не поминал?
— Другой путь-то? Да… что-то он такое сказал… мол, под землей….
— Ттан-хе! — против воли вздохом вырывается сквозь губы.
— Вы-то, стало быть, тоже так пройти хотели, — женщина грустно поджала губы.
— Подумывали, — растерянно пожимаю плечами.
— Ох, не ходили бы вы…, - тихо вздыхает.
— А что тогда? — грустно улыбаюсь, — Не демонам же в пасть возвращаться. Прорвемся как-нибудь.
Задумчиво смотрю в пустую миску:
— Спасибо за завтрак. Пойду, попробую своих найти.
— Они, наверное, у Седого. Это торговец-то наш, — улыбается, подхватывая со стола пустую миску и поднос, — Его изба у самых ворот стоит.
— Спасибо, — вслед за женщиной выхожу на улицу. Солнце бесстрастно заливает лучами просторное селение…. В смысле: простора много, а домов мало. Мощный, в три человеческих роста частокол отгораживает часть пологого склона, примыкающего к отвесной стене. Так что комната оказалась скорее пещерой, чем землянкой: только потолок и стены слегка укреплены деревом, а «фасад» и вовсе целиком из бревен сложен. И едва ли ни вся стена покрыта такими «домиками», вверх по склону бегут десятки тропинок.
Утренняя прохлада заставила пожалеть об отсутствии куртки: в этот раз Нэри вспомнил о приличиях и, вместо вчерашних бинтов, на мне было свободное коричневое платье. Или это Элиси постарался? Жаль только, в комнате я доспехов не заметила: придется идти так. Ну да ничего, не замерзну.
Здесь же за невысоким плетнем валялись на плотной белой траве наши шалши. А вниз бежала едва заметная тропинка, через десяток шагов вливаясь в нахоженную дорожку, обегающую просторный двухэтажный дом. Уж не тот ли трактир, с которого весь острог начался? Судя по наличию вывески, пусть и вычерненной временем на столько, что ничего уже не возможно разобрать, — он.
По правую руку раскинулись многочисленные огородики, разделенный плетнями. Впрочем, не достаточно, чтоб прокормить острог…. Да и едва ли охота может это выправить…. Если перевал не станет вновь проходим — лет через десять здесь никого уже не останется.
А вот и дом у ворот. Местная лавка ничем не отличалась от других, жилых домов: такой же небольшой сруб с затянутыми серою тканью окошками. Только что нет ни плетня, ни огорода, да какие-то деревянные обломки раскиданы вокруг стен.
За крепкой дверью оказалось темное помещение. Впрочем, удивительно как ещё свет пробивался сквозь эту серую ткань…. Похоже, она была гораздо более прозрачной, чем показалось на первый взгляд.
Вдоль стен бежали стеллажи, забитые всевозможными горшками и чугунами, отрезами ткани и пряжей, различными ножами, иголками, молотками, и всем прочим, что может пригодиться в хозяйстве. С потолка свисали связки целебных трав… ну, по крайней мере, некоторый из них я узнала по рассказам Элиси. В дальнем углу, едва виднелась полка с немногочисленными книгами, стопками бумаги и бутылкам чернил, а под ней, опираясь рукой на небольшой писчий столик, на стуле, угрюмо скривившись, сидел закутанный в серый плед мужчина. Судя по пышной белой шевелюре и длинной бороде — хозяин избы, Седой.
Причиной его недовольства, судя по всем был Ачи: сильфенок, склонившись над кучей мехов, внимательно перебирал шкурки. Темные пряди волос почти касались белоснежного меха.
— О, ещё явилась! — проворчал он, заметив меня, — Что, тоже мех нужен?
— Доброго утра, госпожа, — сильфенок оторвался от мехов и поднялся, приветствуя.
— Доброго, малыш, — киваю, невольно улыбаясь: белокожий мальчишка словно сияет в тусклых лучах солнца. А на иссиня-черных волосах лежит тонкий-тонкий серебристый обруч — все, что осталось от созданной вчера диадемы, — Ты завтракал? — старательно хмурю брови… только, кажется, не очень получается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});