— Видите ли, — сказал Пьер, — я прибыл из такого далека, что ваше имя вряд ли что скажет мне.
Лицо длинного в шишаке исказилось в приступе суеверного ужаса. Он наклонился к Пьеру и громко зашептал:
— Бог с вами, это же Реджинальд Кукс, главный режиссер Второй зоны Третьего вилайета.
— Режиссер? Вилайета? — Пьер с трудом ворочал мозгами. — Простите, меня только что хотели сжечь, и я как-то еще не совсем…
— Вот что значит вжиться в образ! — восхищенно пробормотал аббат Бийон.
— Но ведь как будто к тому и шло, — сказал Пьер, слабо улыбаясь.
— К тому шло, — повторил Жиль де Фор, — ха… ха… — И он зашелся тяжелым басом.
К нему присоединился заливистый дискант Реджинальда Семеновича Кукса, главного режиссера Второй зоны Третьего вилайета. Через секунду грохотала вся площадь: визжали мальчишки во главе с Ожье, ржали парни в зеленых кафтанах, церковным колоколом бухал разбойник-монах, сверкая зубами, смеялась Урсула, а Алисия, держась рукой за бок, вытирала глаза розовым кружевным платочком. Последним пришел в движение длинный в шишаке. Его тонкое блеяние разнеслось по двору, когда другие уже затихали.
Отсмеявшийся Кукс вновь подступил к Пьеру:
— Так откуда вы прибыли, мирный путешественник?
— Из этого… Из Форж-лез-О.
— Ничего не понимаю, — скривился Кукс. — А вы, Аристарх Георгиевич?
Длинный изобразил скорбную мину.
— Стойте, кажется, я знаю. — К ним, тряся полами коричневой рясы, пробирался монах. Его круглые пуговичные глаза светились. — Как же я сразу не понял, что это за штука, — говорил он. — Отсутствие движителей…
— Какая штука? — спросил Кукс.
— По-моему, этот парень пришлепал к нам из другого времени.
— Что? Как? — Кукс даже привстал на цыпочки.
— Это правда, — сказал Пьер. — Но ради бога, скажите, какой у вас век?
Все растерянно молчали. Первым откликнулся Аристарх Георгиевич:
— Шестой век Великой эпохи.
— Скажите, э… от рождества Христова это сколько?
Монах посмотрел на Пьера с удивлением и ответил:
— Двадцать пятое столетие, семьдесят восьмой год.
— Двадцать пятое! — закричал Пьер. — Все-таки двадцать пятое! Боже правый, значит, машина… значит, Дятлов… мы… — И он замолк, жадно озирая обступивших его людей.
— А откуда же вы, если не секрет? — Аристарх Георгиевич от нетерпения переступал с ноги на ногу.
— Из двадцатого. Вот к вам…
Реджинальд Кукс присвистнул!
— Экая даль. Надо отдать вас в хорошие руки. Аристарх Георгиевич, любезный, свяжите нас с Агентством по туризму.
— Сию минуту. — Помреж снял сверкающий шишак и, пристроив его под мышкой, крупно зашагал прочь. Все между тем сделались очень ласковыми к Пьеру. Морис де Тардье положил ему руку на плечо и говорил, что глубоко сожалеет о резких словах, сказанных им тогда на поляне. Алисия крутила пуговицу на куртке Пьера и восклицала:
— Подумать только! Ну просто не могу себе представить!
Тут снова показался Аристарх Георгиевич. С ним шел молодой человек в белой блузе и белых штанах. Он приветливо глянул на Пьера:
— Меня зовут Гектор. Мне выпала честь сопровождать дорогого и почетного гостя, многоуважаемый…
— Пьер Мерсье, — сказал Пьер.
— Многоуважаемый Пьер Мерсье. А сейчас не желаете ли отдохнуть с дороги?
Они шли по красной каменной галерее. Сквозь щели густо лезла трава. Провал слева внизу — сплошное зеленое буйство. «Джунгли какие-то», подумал Пьер.
— Такой пейзаж нынче моден, — пояснил Гектор.
Второй день этот голубоглазый красавец сопровождал Пьера повсюду.
— Скажите, я сделал ошибку? Мне не следовало прилетать?
— Нет, Пьер, вы не сделали ошибки, — ровно, дружелюбно сказал Гектор. Я представлю вас членам Совета, вашему делу дадут ход. А вы пока отдыхайте.
Показалась низкая дверь из рассохшихся досок, схваченных фигурными железными полосами. Гектор взялся за ржавое кольцо. Из открывшейся темноты пахнуло погребной сыростью.
— Прошу, — сказал Гектор.
Пьер согнулся и шагнул. Еще шаг. Брызнул свет. Большой белый мяч летал под низким синим небом. Несколько девушек бросились к ним навстречу.
— Это Пьер, — сказал Гектор. — Он из двадцатого века.
Всеобщий вздох изумления. Но не чрезмерного, как показалось Пьеру. Одна — кареглазая, красивая — подошла ближе. Впрочем, они все были красивыми. Пьер растерянно молчал.
— Меня зовут Полина, — объявила кареглазая. — Или просто Ина.
— А меня Елена, — сообщила смуглянка в голубой тунике.
— Пьер.
— Да, я уже знаю.
— Откуда?
— От Гектора. Он же только что вас представил.
— Ох, правда.
Его окружили, забросали вопросами.
— Вы видели когда-нибудь Пруста? А правда, что Набоков всегда жил в гостиницах? А Маяковский… Фолкнер… Бруно Травен… А Хлебников… О, Хлебников!
— Да бог с вами, — отбивался Пьер, — я многих этих имен и не слышал. Я, знаете ли, далек от литературы. Пруста, правда, читал, но видеть не мог он ведь умер, когда меня еще на свете не было. И вообще я всю жизнь, если не считать войны, прожил в одном городе, в Париже…
— Париж! — вздохнула Полина. — Ах, вы расскажете нам о тогдашнем Париже. — Она тронула его за руку и произнесла с чувством: — Пьер, правду скажи мне, скажи мне правду, я должна, я хочу все знать!
Пьер испуганно отшатнулся.
— Да что вы, голубчик. Это же Превер. О нем вы слышали?
— Превер? — обрадовался Пьер. — Превера я знал, — добавил он тихо, но в это время другая девушка, та, что спрашивала о Маяковском, запрокинув лицо, спасенное от чрезмерной красоты слегка вздернутым носом, вдруг продекламировала:
А может, лучшая потеха
перстом Себастиана Баха
органного не тронуть эха…
— А меня больше всего интересует Станислав Лем, — сказала девушка по имени Асса.
— Кажется, я где-то слышал это имя.
— Всего лишь слышали? То, что вы говорите, ужасно. — И она ушла.
— Ну вот, навалились на бедного путешественника, — сказал Гектор. — А он еще не пришел в себя после темницы Жиля де Фора.
— Почему темницы? — спросила курносая.
— Какая темница? — подхватил хор.
— Пьер вынырнул из времени совершенно неожиданно и угодил в поле «Славное игрище в Лонгибуре». Там его приняли за лазутчика, введенного Куксом для оживления игры, и с радостным усердием водворили в подземелье.
— Какой ужас! — прошептали девушки.
Пьеру, впрочем, показалось, что их шепот-возглас был слишком мелодичным, чтобы выражать искреннее беспокойство.
— Бедняжка, — сказала Ина. — Вы, должно быть, очень перенервничали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});