Читать интересную книгу Христианство и спорынья - Денис Абсентис

Житие святого гласит, что в начале своего подвижничества св. Антоний неоднократно был искушаем бесами. Рассказывая об этом в своей картине, Босх проявляет всю безудержность и неутомимость своей фантазии в изобретении ужасов и нелепиц. Действительность предстает сплошным кошмаром, теряется различие между живым и неживым: тело ведьмы превращается в ствол трухлявого дерева; из глиняного кувшина вырастают конские ноги; ощипанный гусь жадно пьет, опустив в воду безголовую шею; холм оказывается великаном, стоящим на четвереньках…

Дело, конечно, обстоит с точностью до наоборот: типичные кошмары «торчка» становятся действительностью, материализуясь в картинах художника. Босх не фантазировал и ничего не изобретал — он просто рисовал то, что видел. Реальность таких видений под воздействием спорыньи мозг видящего сомнению не подвергает. Даже во время приступа Delirium tremens — тривиальной «белой горячки» — люди видят зеленых чертей совершенно реально. В любой медицинской энциклопедии описано, что понимание своих видений как глюков, а не как наблюдения действительности, приходит только через несколько дней после приступа. Я видел людей, которые в течении недели после того, как их откачали, все не могли понять, что во время приступа было реальностью, а что глюками. Галлюцинации не замещают реальность, а накладываются на нее. «Напиться до чертиков» — кому не знакома эта фраза? Но все ли задумываются, что если бы не имманентно присутствующая в западном сознании христианская мифология, то допивались бы до чего-нибудь другого (до синих инопланетян, например) — все тот же вопрос установки, как и при отравлении спорыньей. Разница только в том, что алкогольное отравление — всегда «бэд трип», а спорынья — могут быть и прекрасные «Божественные видения». В теории. На практике — христианство со своим культом дьявола и прочими ужасами этому никак не способствовало, а редкие «беседы с Богом» оборачивались только крестовыми походами и прочими французскими революциями.

Воздействие темы смерти и страданий на сознание людей в XV веке качественно изменилось благодаря книгопечатанию и гравюрам. Картины Босха и его последователей — концентрированное и гениальное выражение страха перед смертью и адскими муками. Говорят, что Босх создал художественную энциклопедию зла всех видов и форм. Но и без него в Европе процветала такая тема творчества, как «Пляска Смерти», а с появлением гравюр изображение Пляски смерти пришло практически в каждый дом. Исследователи, как обычно, пытаются описывать это явление, как нечто загадочное и непонятное:

Таково, например, впервые появившееся в литературном французском языке в 1376 г. важное слово «macabre» (многие исследователи пытались выяснить происхождение слова, есть целый ряд несводимых гипотез). Оно вошло во все европейские языки, и в словарях переводится на русский язык как погребальный, мрачный, жуткий и т. п. Но эти слова не передают действительного смысла слова macabre, он гораздо значительнее и страшнее. В искусстве Запада создано бесчисленное множество картин, миниатюр и гравюр под названием «La danse macabre» — «Пляска смерти». Это — целый жанр (главное в нем то, что «пляшет» не Смерть и не мертвец, а «мертвое Я» — неразрывно связанный с живым человеком его мертвый двойник). Пляска смерти стала разыгрываться актерами. В историю вошло описание представления Пляски смерти в 1449 г. во дворце герцога Бургундского.

Однако, если мы попробуем взглянуть на Пляску Смерти не через призму мифологического сознания, то увидим, что никакой загадки здесь вообще нет. Пляска смерти — лишь мифологизированное отражение вполне реальных и существующих тогда страхов — «плясок святого Витта». Так как сила, заставляющая тысячи людей плясать на улицах и затем умирать, тогда была непонятна, (а все непонятное — самое страшное, такова человеческая психология), то Пляска Смерти от реальности абстрагировалась и стала сущностью сама по себе. Впрочем, это отдельный интересный вопрос, а нам лучше вернуться к тем «ужасам Босха», которые были замечены только историком искусства Лориндой Диксон (Laurinda Dixon).

Диксон обнаружила в безумном пейзаже картин то, что никак не хотели видеть и истолковывать другие искусствоведы. Что в самом деле значат ампутированная и мумифицировавшаяся человеческая нога, странная фигура — половина человека, половина овоща, овальная структура, изрыгающая дым и пламя? Ответ историка — все дело в огромной распространенности во времена Босха болезни «огня св. Антония». «Босх пережил одну из худших из описанных эпидемий в Европе, — пишет Диксон. — А эрголиновые алкалоиды — мощные галлюциногены». Диксон утверждает, что Босх просто преобразовывает фармацевтическую и медицинскую технологию его дня в метафору, и если, например, странное растительное существо на картине окрашено в цвета корня мандрагоры, то это намек на мандрагору и есть. Мандрагора была растением, используемым для облегчения жгущий боли от «святого огня». А овальное яйцевидное здание имеет точную форму средневековой реторты для приготовления лекарственных снадобий.

«Шаг за шагом проводит нас Диксон по галлюциногенной сцене Босха. И к концу путешествия мы уже больше не видим лишь бред сумасшедшего. Вместо этого перед нами чудесно образная, но, однако, реалистичная документалистика. Мы видим медицинскую технологию XV столетия, разъясненную в метафорическом ключе». — считает профессор Лиенхард.

Все это это не выглядит слишком спекулятивно, особенно учитывая средневековые чаяния о возможности «прирастить ноги обратно». Поскольку из-за эпидемий эрготизма ноги (руки, уши) отваливались у людей постоянно, то странно бы было, если бы христианские священники не попробовали использовать такую ситуацию в «корыстных целях» — то есть не устроили бы какое-нибудь чудо с приращением уха, как когда-то Христос. Церковники не могли ничего подобного сделать в реальности, но в ответ на спрос выдумали сказку о врачах-святых Козьме и Дамиане. Согласно инкунабулы из жизни святых, изданной а Аугсбурге в 1489 году, эти персонажи чудо совершили такое:

Жил-был папа Римский, который любил святых Козьму и Дамиана и построил для них церковь… Один человек страдал заболеванием ноги. Лекарства не помогали. Однажды во сне ему явились оба святых. С собой у них были мазь и острые железки, они исследовали его ногу. Один сказал другому: «Где нам взять ногу, чтобы заменить эту?» Тот отвечал: «Сегодня будут хоронить черного мавра со здоровой ногой». Первый сказал: «Принеси ее». Он отрезал ногу мавра, приставил ее к ноге больного и обильно наложил мазь. А больную ногу положили мавру в гроб.

Когда пациент проснулся, боли как не бывало. Он встал и приказал слугам принести свечи. Он повсюду рассказывал, что с ним произошло. Люди сбежались к гробу мавра и увидели отрезанную ногу. Они радовались свершившемуся чуду и с жаром благодарили Бога и святых Козьму и Дамиана.

Не отставал и святой Антоний. Согласно тут же возникшей христианской легенде, одному кающемуся, который отрезал себе ногу, он ее восстановил. Рассуждая о том, что пациенты, с которыми ему приходится иметь дело в ампутационной хирургии, все чаще задают каверзный вопрос, почему нельзя после ампутации произвести трансплантацию руки или ноги, профессор Баумгартнер касается причин средневековых ампутаций конечностей во времена святых Козьмы и Дамиана:

В 80–90 % случаев причиной ампутации является нарушение кровоснабжения в артериальных сосудах при некрозах и гангренах. Подвержены этому в основном старики. Во времена Козьмы и Домиана средняя продолжительность жизни была существенно ниже, чем сейчас, тем не менее они тоже сталкивались с такими явлениями. В неурожайные и голодные годы эпидемии, вызываемые употреблением в пищу спорыньи, приводили к эрготизму, при котором развилась гангрена и некроз.

Поскольку отваливающиеся во время «сухой гангрены» члены именно что чернели как уголь, то становится понятным упоминание в христианской сказке именно ноги мавра. Если мы вспомним средневековые гравюры святого Антония с развешенными отвалившимися ручками и ножками над головой «борца со священным огнем», то поймем серьезность этой проблемы в те времена. Босх просто отобразил то, что сильно волновало пораженную спорыньей Голландию.

Еще один аспект, связанный с отпавшими от гангрены членами, также отмечен в работе Диксон: «Хранение отпавшего члена (чтобы быть уверенным, что он соединится с владельцем при Воскрешении) было обычным во времена Босха». Поясню, в чем тут дело. Действительно, отвалившиеся члены могли хранить. А иногда и оставляли в церквях, как в некоторых монастырях во Франции, где монахи отрубали страждущим руки и ноги, и зашедший туда мог увидеть множество мумифицированных членов, напоминающих сухой лес. Все, конечно, могло зависеть от местных суеверий, но общий тренд определялся распространенным христианским поверьем о Воскрешении из некой «блуждающей косточки». Оно возникло еще давно, на заре распространения кладбищ, когда христиане думали, что воскреснут в самое ближайшее время, и хоронили трупы под полами церквей, чтобы быть при воскрешении поближе к Богу. Тогда христиане считали (и, собственно, продолжают так считать и сегодня — это догмат, например, у православных), что воскреснут они именно в физическом теле, то есть прорастут из могилы, как колос из зерна. Вот этим зерном и была объявлена некая неуловимая косточка в теле. Неуловимой она оказалась потому, что анатомы ее долго и безуспешно искали. Естественно, не нашли. Но вера к косточку все равно оставалась. Даже в XVII веке известный анатом Фома Бартолин еще не особо сомневается в существовании такой косточки и посвящает ей целый раздел «de ossibus sesamoideis» в своем трактате 1673 года. «Бартолин еще поддерживает старую фантастическую легенду, по которой эти косточки суть не что иное, как семена, из которых могут вырасти тела — „veluti planta ex semine“». Так что хранение отвалившихся от эрготизма или отрубленных монахами ордена св. Антония рук, ног, пальцев и носов могло иметь и такой смысл — а ну как загадочная и столь необходимая для воскрешения косточка именно там?