Читать интересную книгу Человек видимый - Чак Клостерман

Наконец в 4:30 утра Валери укладывается спать. Она просыпается в девять — вид у нее ужасный — и сразу бежит на работу. Когда в тот вечер она возвращается домой, все вроде по-прежнему: она занимается бегом — правда, пробегает меньше, чем обычно, но не намного, потом моется под душем и снова принимается курить. На этот раз дым действительно пахнет ужасно, но эта странность уже меньше ее заботит. У нее заметно поднимается настроение. Она принесла еще один пакет с продуктами, несомненно решив, что вчерашний день был исключением и что сегодня она будет страшно голодна. Но нет. Она смотрит на бекон и багет и думает: «Ничего не хочется». Моя помощь действует, видно, что действует!

И все-таки в одном я ошибся.

Пожалуй, я подмешал слишком много своих таблеток в ее наркотик.

Мне казалось, именно столько и нужно, но я мерил по себе, а может, надо было положить все, кроме метамфетамина. Или у нее просто слабая нервная система. Не знаю, что произошло. Для непрофессионала это была типичная ошибка, ведь я делал это впервые. Лекарства — вещь сложная. Доктора и те часто ошибаются. Вот почему нам и нужны все эти страховки. К тому же отчасти она сама была виновата. В тот вечер она курила как одержимая. Намного больше, чем в другие вечера. Может, раньше возникающее чувство голода было для нее сигналом прекратить курение? Но сейчас оно не возникало, и она курила каждые десять-пятнадцать минут. И вдруг она начинает вести себя буквально как ненормальная: расхаживает по гостиной и вслух разговаривает сама с собой, набирает какие-то телефонные номера, но как только ей отвечают, сразу кладет трубку и каждые полчаса бегает в туалет — ее одолевают приступы поноса. Она слушает «Революцию 9» «Битлз», которую просто невозможно слушать. Запирает входную дверь и опускает жалюзи на окнах — характерный стереотип поведения помешанных. Я встревожился, но не слишком — я знаю, что многие ведут себя ненормально, находясь под действием стимулянтов. Известно, что возбуждающие средства действуют на организм сильнее успокоительных. Но Валери словно с цепи сорвалась. Не знаю, нравились ли ей новые ощущения, или эта комбинация наркотиков помрачила ее сознание, или она до сих пор не сознавала, как сильно пристрастилась к наркотикам, но она почти непрерывно курила, и я никак не мог ей помешать. В этот момент я мог только наблюдать. Я просто сидел в углу, невидимый и неслышимый, и ждал, когда она устанет и уснет. Ждал, когда она поймет, что теперь у нее другая, более счастливая жизнь… не такая удушающая. Но, похоже, она этого не понимала. Просто все больше пьянела от наркотиков.

Около половины десятого она снова выкуривает громадную дозу и надевает свою обычную спортивную форму, потом меняет ее на другую, после чего натягивает прежнюю майку, но остается в последних кроссовках. И вспрыгивает на «беговую дорожку». Это первый опасный признак. Я начинаю тревожиться. Она бежит, пыхтит и потеет. И сегодня она буквально одержима показаниями монитора, гораздо больше, чем прежде. Ей мало того, чтобы все индикаторы показывали целые числа, ей необходимо, чтобы они показывали одинаковые цифры, и для этого она все время меняет темп и наклон дорожки. Ничего не получается. Это все равно что смотреть на человека, который случайно прикрепил себя к электрическому стулу. Я смотрю как загипнотизированный. Это настоящий научный эксперимент. Наконец-то я вижу естественное поведение конкретного человека в чрезвычайных обстоятельствах. Вскоре я замечаю, что она бежит уже больше двух часов. Она соскакивает с тренажера, глубоко затягиваясь, выкуривает огромную дозу адской смеси, выпивает четыре таблетки аспирина, очевидно от сильной головной боли, и возвращается на тренажер. Вам, вероятно, известно, что возбудительные средства сильно разжижают кровь. Нет сочетания хуже, чем аспирин с кокаином. Но Валери и не подозревает, что у нее в крови кокаин. У нее начинает идти кровь из носа и, кажется, из ушей. Но она не сразу это замечает. Она спускается с тренажера, пытается вытереть нос о плечо и вдруг падает на пол. Я вижу, как она прижимает к шее, сразу под челюстью, два пальца — проверяет свой пульс, видно, что она испугана. Последние полтора часа она уже выглядела плохо, но сейчас похожа на загнанную лошадь. У нее начинает дергаться левая нога, и она обеими руками хватается за щиколотку. Нога продолжает дергаться. Она плачет, но без слез — организм слишком обезвожен. Она начинает задыхаться и, кажется, шепчет: «Помогите». Я не уверен, но, думаю, она произнесла именно это слово, оно начиналось на «п».

Итак, мне пришлось принять решение.

Я не какой-то негодяй и подлец. Я не собираюсь позволить человеку — тем более Валери, которой я искренне симпатизирую, — умереть у меня на глазах. Никоим образом. Это было бы подло. И я соглашусь, что — во многих отношениях — я нес ответственность за такой поворот событий. Если бы Валери умерла и кто-то сказал бы, что в этом виноват я… мне было бы очень трудно это опровергнуть. Но я не думал, что Валери умирает. Серьезно, я так не думал. Я думал, что у нее тяжелая реакция на смесь наркотиков, с которой ее организм не может справиться, но почти на сто процентов был уверен, что она выживет. Да, я знаю, что случилось с Джоном Белуши,[31] Леном Байасом[32] и Айком Тёрнером.[33] Я знаю, знаю. Я читаю те же книги, что и все. Такое случается. Но люди не умирают сразу после того, как попробуют кокаин. Внутренний голос советовал мне оставаться спокойным и ждать, когда ситуация разрешится. Но это было бы ужасной ошибкой. И я это понимал. Моя уверенность в себе рухнула. Я никогда бы не простил себе, если бы Валери умерла. Это противоречило бы целям моих исследований. И я принял решение вмешаться.

Разумеется, это было отдельной проблемой: как человек может вмешаться в опасную ситуацию, если на самом деле его там нет? Я хочу сказать, что я был в комнате, но меня же там не было. Вы понимаете? Так что я сознавал, что мое вмешательство напугает Валери, а ее психическое состояние и без того было слабым, ненадежным. Больше всего я боялся, что из-за меня у нее случится сердечный приступ. Но жизнь — сплошной риск. Наконец я встал, подошел к ее сотовому телефону и набрал 911. Я назвал диспетчеру ее адрес, примерно обрисовал, что с ней происходит и покинул дом. Мне неизвестно, как все потом происходило, но я точно знаю, что сейчас Валери чувствует себя хорошо. Она выжила. Так что я поступил правильно.

Тут Игрек замолчал, как будто рассказ был закончен. Я ждала, что он продолжит, но он перестал расхаживать по комнате и уселся на стул. Просто сидел и молчал. Наконец я задала ему очевидный вопрос: «И как же Валери отреагировала на то, что вы сделали?»

Ну, не очень хорошо. Наверняка подумала, что у нее галлюцинации, что она умирает. Когда я начал набирать номер, она сначала спросила: «Кто там?» Я сказал: «Не волнуйтесь». Она несколько раз вскрикнула и сказала что-то вроде: «Черт, кто там? В чем дело? О боже, боже мой!» И я повторил: «Успокойтесь. Все будет хорошо». Она задрожала и впала примерно в такое же состояние, как вы, когда увидели меня в костюме, только хуже. Она совсем потеряла голову. Но это неудивительно, любой бы сошел с ума, а тем более человек, находящийся в наркотическом опьянении, да еще после такой изнуряющей тренировки, практически умирающий.

Пока я разговаривал с оператором, Валери дергалась, лежа на ковре, постоянно повторяя: «В чем дело? Что происходит?» Окончив разговор, я подошел к ней и сказал ей как можно спокойнее:

— Все будет хорошо, скорая уже едет. Вы получили большую дозу возбуждающих средств. Когда они приедут, дайте им остатки своей марихуаны и скажите, что к ней были добавлены другие наркотики.

— Что вы говорите? — сказала она. — Кто вы? Что со мной происходит? Не надо, пусть это прекратится. Довольно! Довольно! Мне плохо, мне так плохо! Пусть это пройдет!

— Не волнуйтесь, — сказал я. — Сейчас вы не можете понять, что происходит, так что и не пытайтесь. Успокойтесь. Дышите глубже. Оставайтесь лежать на полу и ждите скорую помощь.

— Я умираю! — сказала она.

— Нет, не умираете, — сказал я. — Вы достойный человек. Я пытался вам помочь, но допустил ошибку.

— Кто вы? Где вы? Кто со мной говорит? Кто со мной говорит? Кто со мной говорит?

— Никто с вами не говорит, — сказал я. — Этого нет. Только обязательно дайте медикам наркотики, которые у вас в холодильнике. Я понимаю, что вам не хочется это делать, но это нужно, необходимо. Они должны знать, чем вы отравились. Это не то, что вы думаете.

С этими словами я вышел. И, как я уже сказал, я так и не узнал, грозила ли Валери реальная опасность умереть. Она выжила, это я знаю. Через несколько недель после того вечера я вернулся и убедился, что она выздоровела. Я не вошел в ее дом, потому что боялся. Я счел это лишним. Но я видел, как она бегает. Выглядела она уже совершенно здоровой. Наверняка ее продержали минимум одни сутки в палате для психически больных и, думаю, прописали реабилитационную программу для употребляющих амфетамины, хотя на самом деле она их не употребляла. Я сожалею об этом. Это один из случаев, вызывающих у меня сожаление. Она не заслужила такого потрясения. В целом мой план провалился. Даже сейчас я рассматриваю историю с Валери как радость с примесью горечи. Если бы мое занятие было простым и легким, я никогда бы не обратился к вам. Я старался сделать все, что было в моих силах. (30.05.2008, 10:11–10:50)