следующий день, во время уроков. Она вошла в класс вместе с другими девчонками, поздоровалась со всеми, никого не выделяя. Правда, на мне её взгляд ненадолго задержался. Это была лишь секунда, но я заметил, в Ленкиных глазах мелькнуло какое-то странное выражение. Я даже не смог дать этому выражению определения.
Что-то среднее между сожалением, ненавистью и порывом сказать гадость. Именно так. И девчонка сожалела вовсе не о своём поступке. Я даже особо раскаяния в ней не заметил. А вот о чем именно, сказать не могу. Может, что их план с Симоновым сорвался. Может, что теперь ей придётся постоянно видеть мою физиономию. Не знаю. Но сказать что-то особо цепляющее сказать ей точно хотелось.
Эти эмоции мелькнули лишь на мгновение. Появились и тут же исчезли. Потом Ленка прошла к своей парте, села на стул, красиво выпрямив плечи. Хотя от бо́льшей части класса отчётливо ощущался негатив в её сторону. В первую очередь, конечно, от пацанов.
— Вида́л? — Серега толкнул меня локтем. — Королева, блин, нашлась… Посмотрела, как рублём одарила. Вообще совести нет у человека.
Я в ответ просто промолчал. Говорить ничего не хотелось, да и собственно незачем. Приятель и так достаточно ёмко описал сложившуюся ситуацию. Тем более, что следом в класс вошёл учитель и начался урок.
Симонов, как и девчонка, тоже демонстрировал показное равнодушие. Правда, я прекрасно понимал, что это не более, чем игра на публику. Рыцарь печального образа в маске страдальца.
Сидел он на задней парте, в том же ряду, где и мы с Серегой. Поэтому поначалу, особенно в первый день после возвращения, я постоянно чувствовал его взгляд между лопаток. Периодически даже хотелось почесать там. Понимал, что это просто Леха так таращится, и отчаянно боролся с сильным желанием оглянуться. Понимал, что это бессмысленно. А потом как-то привык. Просто перестал обращать внимание.
На тренировках мы тоже больше не пересекались на льду. Степан Аркадьевич нас лбами уже не сталкивал. Но должен признать, в его провокации, которую он нам устроил, толк на самом деле был. Злости не осталось больше ни у меня, ни у Симонова. Отпустило. Я просто на самом деле перестал обращать на Леху внимание. Ходит и ходит. Смотрит и смотрит. По хрену. С его стороны тоже пропала та агрессия, которую я чувствовал до нашей драки.
Каждый просто занимался своим делом. Занятий у нас и так хватало. Учеба, тренировки. Я, чтобы отвлечься от дурных мыслей, даже читать начал. Не знаю откуда нашлась книга про Дон Кихота, но приключения рыцаря и его верного оруженосца неожиданно затянули. Я даже задумываться начал и неосознанно проводить параллели со своей жизнью. Может быть я тоже бегу не туда и воюю с ветряными мельницами?
В мире достаточно много дел, которым можно посвятить свободное время. И Симонов с Ленкой к ним явно не относятся. По крайней мере, уговаривал я себя именно так. Не знаю, насколько мой аутотренинг (слово то какое умное в голове всплыло) помог, но я действительно начал ощущать себя гораздо более выдержанным.
В общем, если посмотреть на ситуацию со стороны спокойным взглядом, то всё было хорошо. Можно даже сказать, отлично. Единственное, что меня в данный момент беспокоило, сказанные Симоновым перед дракой слова. Про младшего брата. Про Алешу. И про меня.
Честно говоря, я сам для себя решил, что это — брехня. Ну, какой, на хрен, неродной. Неродной кому? Матери? Вот уж точно бред? Отцу? Нет, быть этого не может. Я, конечно, в бытность своего настоящего детства частенько мечтал, будто батя мне вовсе не батя. Но всерьез такую мысль допустить не могу. Детство прошло. И я больше не тот Алеша, который обижается на родителей из-за пустяков. В конце концов, какой бред только не скажет человек от злости.
Решил, ни черта подобного. Не буду вестись на брехню Симонова. Это он специально сказал. Мне на зло. Чтоб вывести на эмоции. Надеялся, наверное, что я психану и сломя голову на него бросаться стану. Хотя, конечно, поганая мысль все равно не уходила окончательно. Осталось сомнение, а вдруг…Но я упорно гнал дурные подозрения из головы.
После возвращения и драки с Лехой все было настолько тихо, что самым значимым событием за эти дни стал приезд отца с младшим братом. Батя, как и обещал, явился через день, с огромным чемоданом вещей. Я вообще не понял, как он ухитрился это провернуть. За один день где-то нашёл столько новых шмоток. Не иначе, как клад нашёл или вход в пещеру Алладина. Никакого другого логичного объяснения в голову не приходило. Потому что шмотки были только недавно купленными. Таких я у себя в шкафу точно не видел.
— Зачем мне столько? — Я в тихом офигивании смотрел, как отец с выражением счастья на лице, одной рукой вытаскивает футболки, спортивный костюм, олимпийку и самый главный предмет — джинсы. Он явно получал неприкрытое удовольствие от процесса и ощущал себя чуть ли не фокусником, который достаёт из волшебного мешка всё новые и новые чудеса.
— Славик, так надо! Запас карман не тянет! — поднял палец вверх указательный палец отец.
— Так то запас, а тут универмаг открывать можно, — на автомате говорил я, не зная как выразить благодарность за такое количество счастья. — Я же не девушка на выданье, мне каждый день новое платье не требуется!
— Ничего, ничего, — погладил ладонью джинсы отец. — Пусть будут. Повод надеть всегда найдется!
— Спасибо тебе, — как можно более нежно сказал я, чтобы отцу было приятно. — Правда, большое спасибо!
Славик, я просто хочу, чтобы у тебя всё это было. И чтоб ни одна шваль… — Батя оглянулся на пацанов, которые усиленно делали вид, будто занимаются домашним заданием. — Чтоб каждый урод…
Тут, видимо, словарный запас у него закончился. Он на секунду завис, соображая, как лучше выразиться.
— Чтоб никто больше не говорил про Беловых всякую ерунду. — Закончил, наконец, батя свою мысль и расплылся довольной улыбкой.
Они с Алёшей явились прямо в общежитие. И теперь отец сидел рядом со мной, а младшего брата забрал Спиридонов. Повёл его по общаге, показывать местные достопримечательности. Где он их собрался взять, понятия не имею. Все-таки общага — это не Лувр. Но Алёша был очень рад предложению Толика и помчался едва ли не вперёд него.
Я смотрел на отца и понимал, что мне надо поговорить с ним и всё выяснить. Гордиев