Читать интересную книгу Записки палеонтолога. По следам предков - Николай Верещагин

Наконец, в поверхностных пылеватых отложениях среди угловатых обломков известняка попадались осколки костей домашних животных: коров, коз, свиней, — и человека — следы пребывания современных охотников и партизан эпохи гражданской войны и иностранных вторжений XX века.

Изученные нами пещеры в районе разъезда Екатериновка уже привлекли потоки организованных туристов. У сопки Пржевальского по нашей инициативе усилиями Е. Г. Лешка и ученого секретаря Приморского филиала Географического общества Б. А. Сушкова в 1970 г. создан небольшой музей с образцами костей животных и первобытных орудий. По решению крайисполкома, заповеданы теперь и окружающие скалы, донесшие до нас отзвуки далеких эпох. Немного оставалось до их полного уничтожения взрывами зарядов аммонала и бульдозерами,

Глава IV. Работы в Арктике

Опыт работ по истории и географии млекопитающих на Кавказе, в Крыму, в пещерах Урала, Сихотэ-Алиня и в долинах рек Русской равнины все больше убеждал меня, что мамонтовая фауна далеких ледниковых эпох обитала в условиях какой-то очень холодной степи или олуговевшей тундры. Такая тундростепь была, очевидно, весьма кормной, благоприятной для выпаса и процветания тысячных стад лошадей, бизонов, оленей, мамонтов. Эти условия, вероятно, распространялись на юг до предгорий Крыма и Кавказа. Однако современные ландшафты и фауна здешних пространств почти не давали возможности представить истинные условия обитания, а главное причины гибели и условия захоронения остатков животных стародавних времен. Здесь давно исчезли подземные льды, а палевые толщи лессов за тысячелетия послеледниковой эпохи оказались прикрыты тучными черноземами. Чтобы понять условия жизни и гибели мамонтов, надо было лететь в современную, пусть тоже частично преобразованную тундру — далеко на северо-восток страны, где еще сохранились фрагменты древних ландшафтов и отзвуки процессов ледникового периода — плейстоцена. Ведь именно оттуда — с Таймырского полуострова, с Новосибирских островов и с Колымы — поступали от геологов образцы поразительно свежих костей, роговые футляры бизонов, овцебыков, зубы и черепа лошадей, вывозились превосходные бивни мамонтов. Наконец, именно там находили и целые мороженые трупы волосатых гигантов — мамонтов, носорогов.

Геологи, работавшие в Якутии, писали и рассказывали о каком-то таинственном «мамонтовом горизонте» — стратиграфически обособленной прослойке в верхнем отделе четвертичной системы, якобы постоянно несущей остатки зверей мамонтовой фауны.

Зимой 1956 г., консультируя биологов в Якутском филиале Академии наук, я услышал от директора мерзлотной станции Н. Ф. Григорьева о великом «кладбище» мамонтов на реке Берелех — притоке Индигирки. Николай Федорович проходил там весной на лодке в 1947 г. и сделал несколько фотоснимков. На них был виден береговой обрыв с оползнями и с хаотическим нагромождением костей и бивней мамонтов, закованных в вечную мерзлоту. Местные жители — охотники и оленеводы, — посещая это «кладбище» в поисках мамонтовой кости, метили своими знаками показавшиеся бивни в ожидании их полной оттайки.

С тех пор желание побывать на Берелехе стало моей очередной задачей. Попасть туда удалось, однако, только через 14 лет.

Как-то зимой 1965 г. в моем кабинете Зоологического института АН СССР в Ленинграде появился высокий, сутулый и седой человек с лауреатской медалью в лацкане пиджака. Он назвался Б. С. Русановым — заведующим отделом четвертичной геологии Якутского филиала Академии наук. Борис Сергеевич приехал консультироваться по поводу систематической принадлежности остатков плейстоценовых млекопитающих из Алданской котловины. Там были интересные палеонтологические находки в золотоносных россыпях, и стратиграфы добивались членораздельных заключений биологов о возрасте и происхождении разных слоев. Сам Русанов понравился мне своей энергией, жизнерадостностью и редкой для современного геолога способностью разбираться в видовой принадлежности ископаемых костей.

Тогда-то мы и договорились о совместной экспедиции на Берелех. Мы не раз обдумывали с Русановым способы разработки мамонтова «кладбища» и извлечения костей из мерзлых иловатых суглинков. Дело в том, что замерзший илистый грунт практически не берут ни лопата, ни кирка, ни лом. Были отвергнуты размораживание грунта кострами, как это делают зимой при прокладке труб или кабеля, а также взрывные работы при помощи толовых шашек, обкалывание льдистого грунта отбойными молотками. Такие способы повреждали бы самый предмет наших поисков. Я знал по американской литературе и видел фото работ гидромониторов — водяных пушек — на Аляске при добыче золота, где отмывали попутно и много костей. Видел также работу таких пушек в песчано-гравийных карьерах на Украине и на Северном Кавказе.

Пожарная машина — вот разумное решение вопроса! Мощная водяная струя будет размывать оттаявший и мерзлый грунт и одновременно смывать вязкий ил со скелетных остатков. В начале века такие машины в городах и деревнях работали при пожарах вручную — силой четырех здоровых мужиков. Теперь же широко используются помпы с электро- и бензомоторами. Итак, мотопомпа на бензине — и то и другое должно быть доставлено на вертолете к месту работ...

В июле 1970 г. из Якутска в Ленинград шли письма и телеграммы. Была получена и решающая: «Двадцатого ждем в Чокурдахе Русанов».

На мамонтовых «кладбищах» в Якутии

Сегодня, девятнадцатого июля, после перегрузки в аэропорту Шереметьево мы уже три часа в воздухе — летим куда-то на север от Москвы. Мы — это я и мой помощник, студент-вечерник стройный Гена Барышников, медлительный и молчаливый парень с прической папуаса, очень начитанный, особенно в вопросах географии. С нами — минимум личного багажа, все тяжелое снаряжение по уговору с якутянами должно быть завезено ими.

Анероид показывает восемь тысяч метров. Километрах в трех под брюхом ИЛ-18 — плотные слои облаков. Временами они подобны вате, уложенной в гигантскую круглую коробку. Под вечер солнце куда-то прячется, но остается над горизонтом. Складки ваты начинают слегка темнеть. Среди однородного сизоватого поля появляются какие-то провалы, низины, долинки и целые хребты с распадками, с величественными сферическими и феерическими нагромождениями склонов. В надземном ландшафте, или, вернее, «люфтшафте», казалось, не хватает только каких-то обитателей. Невольно вспоминаются превосходные росписи куполов старых русских церквей и соборов с возлежащими на облаках святителями. Вспоминаются также фантастические грозные существа — обитатели верхних слоев атмосферы, нападавшие на первых летчиков-рекордсменов, рисковавших подниматься на высоту в 10—12 км. О них с замиранием сердца читалось в старых журналах в далеком детстве. В самом деле, не будь эти воздушно-туманные образования столь быстротечными, эфемерными, столь динамичными и столь бесплодными, — в них, вероятно, могла бы зародиться и сформироваться какая-то осязаемая органическая жизнь. Теоретически можно ведь представить такую атмосферную аэрофлору и аэрофауну в виде свободно парящих созданий, почти бесплотных и бесформенных, подобных свободно-плавающим водорослям и ажурным крылатым существам, цепляющимся за карнизы облаков, как когда-то, десятки миллионов лет тому назад, цеплялись к скалам и стволам гигантских папоротников огромные и карликовые рамфоринхи и птеродактили.

Еще через час мы садимся в Амдерме. Ночь не наступает, да теперь уже и не наступит — ведь мы за Полярным кругом. Унылая картина побережья и поселка, не имеющего ни бухты, ни уюта. На Карском море серые, рваные льдины до горизонта, кое-где просветы воды, клочья холодного тумана, налетающие с северо-запада. Еще через два часа — широкие протоки устья Лены, залив и порт Тикси. Здесь чуть уютнее, благодаря просвету солнца, большей солидности построек и холмистому рельефу. Рядом с аэровокзалом — осоковое болото, далее — пушицевая тундра, как бы подернутая первым снегом. Прилетевшие женщины, дети, мужчины мужественно, не обращая внимания на тучи комаров, шагают со своими пожитками к поселку. Видно, что народ бывалый, возвратившийся из отпусков, с курортов. Новый подъем в воздух — и, наконец, мы над Чокурдахом. Мелькают свинцовые полосы извилистой и мутной Индигирки, ее протоков и сеть бесконечных тундровых озер.

Нас мило встречают Русанов и якут Петя Лазарев, знакомят с аэродромным начальством, потом ведут на временную базу экспедиции.

Сам поселок — райцентр — стоит на высоком левом берегу реки, сложенном вулканогенной породой. Два-три ряда деревянных домов, бараков, соединены какими-то, казалось бы, нелепыми перемычками, — длинными деревянными ящиками, набитыми опилками. Это необходимое утепление паровой отопительной системы, которую нельзя ни закопать в землю — там мерзлота (!), — ни изолировать как-то иначе, изящнее. На улочках в сухую погоду лежит толстый слой серой лессовой пыли, которую несет ветрами в дома. При дожде всюду разводится невообразимое месиво грязи.