ради всего святого… – взмолился он. – Дайте хотя бы кусок откусить, а уж потом трясите меня, словно грушу!..
– Я о нем тебе и втолковываю, дурья твоя голова! – Манфред начинал закипать, нервно комкая руками салфетки, вырезанные из выбеленной холстины. – Это Груша де Леви меня измотал! Пять караванов с оружием, три конвоя с провизией… – он стал загибать свои пальцы, все еще жирные от подливки и мяса. – Еще месяц или два, и я точно не смогу продолжать сопротивление…
– Синьор, только, прошу вас, не надо прибедняться при мне! Я, простите за нескромность, не ел со вчерашнего дня. А с «Грушей» вашим, клянусь, я уже все обговорил со своей сестрицей Лукрецией. Поверьте, синьор Манфред, она уже выслеживает вашего птенчика… – он весело рассмеялся, поняв, что Манфред успокаивается.
Местечко Сан-Жеронимо близ Равенны. 15 января 1266г.
Колонна всадников осторожно ехала по грязной лесной дороге, раскисшей от не прекращавшихся ни один день мерзких, мелких и моросящих дождей, сопровождавшихся резкими порывами пронизывающего северного ветра, несшего от Альп звенящий холод.
Ги де Леви ехал во главе колонны флорентийских рыцарей, которых он собственноручно отобрал, отказав остальным искателям приключений. Отряд был небольшой, всего лишь сто двадцать человек, но это была грозная и реальная сила, ведь у каждого флорентийца-наемника было по два слуги: оруженосец и конюх, каждый из которых был превосходным кутилье, что увеличивало ударную мощь отряда втрое.
Такой придирчивый отбор был нужен, прежде всего потому, что Ги решил тратить королевские деньги исключительно на опытных и прекрасно вооруженных рыцарей, оставляя решение по остальным наемникам на совесть Гоше де Белло и вице-маршала Адама де Фурра. Этой неразлучной паре помощников графа Шарля он обстоятельно и дотошно объяснил суть своих требований и условий найма, напомнив, прежде всего, о том, чтобы наемники были опытными рыцарями, имели опытных слуг и надежных коней…
Разведка – двадцать рыцарей уехала немного вперед, опережая основные силы отряда на четыре полета арбалетного болта. Всадники шли налегке, решив не сильно загружать своих коней поклажей, а оставив все в лагере армии, расположившемся в полу-лье от Равенны.
Ги плотнее надвинул на шлем меховой капюшон, укрываясь от резкого порыва ледяного ветра, поправил плащ, меховая подбивка которого уже успела изрядно намокнуть и давила на плечи свинцовым грузом, подтянул поводья и стал, стараясь убить время, насвистывать под нос какую-то мелодию. Он уже и забыл, где и когда он услышал ее, но всякий раз, когда он расслаблялся и вспоминал о родном доме, жене и детишках, эта мелодия возникала в его голове и крутилась, создавая приятный и расслабляющий фон.
Рыцари ехали плотным строем в колонну по четыре. Края колонны составляли оруженосцы и конюхи, ощетинившиеся тарчами и рондашами и вооруженные арбалетами.
Такое построение колонны позволяло сходу контратаковать противника и, сохранив рыцарей, обеспечить мощный ответный удар тяжеловооруженной конницей.
Внезапно раздавшийся условленный свист прервал мечтания рыцаря. Ги поднял голову и увидел одного из всадников, посланного в авангард разведки.
– Синьор кондотьере! – Юный оруженосец одного из флорентийских рыцарей был взволнован, а его дыхание прерывистым. – Примерно в полу-лье от вас какие-то разбойники грабят колонну повозок!
– Неужели, мой юный друг, из-за такой мелочи ты решил вызывать основные силы отряда? А если это засада, где только и ждут момента, когда мы попадем в ловушку под перекрестный огонь?..
– Синьор кондотьере, там монахини!.. – испуганно ответил оруженосец – юноша лет двадцати.
– С этого и следовало начинать… – Ги сбросил с головы капюшон, приподнялся на стременах и, высоко подняв ланс над головой, крикнул, смешивая итальянские и французские слова. – Эй, ragazzi! Avanti tutta! Какие-то мерзавцы напали на несчастных монахинь!
Отряд рванулся вперед, устремляясь навстречу с подлыми безбожниками, решившими напасть на беззащитных служительниц Господа. Конь, на котором восседал Ги де Леви, тремя мощными прыжками разогнался и, вынеся своего всадника в голову колонны, понес по грязной и извилистой лесной дороге.
Через несколько поворотов показалась большая поляна, на которой группа конных разбойников окружила четыре дормеза с истошно вопящими женщинами. Ги крикнул, указывая рукой на повозки, и, поддав шпорами коня, поскакал к ним, увлекая за собой всю массу рыцарей. Огромная железная лавина, ощетинившись копьями и оглушая тишину зимнего леса боевыми криками, устремилась на бандитов. Их главарь, увидев вылетавших из-за поворота всадников, что-то крикнул своим товарищам, которые тут же прекратили разбой и, побросав пожитки монахинь, устремились кто куда, стараясь скрыться в непролазной лесной чаще…
Часть флорентийских рыцарей попыталась их нагнать, но разбойники, знавшие все местные тропки-дорожки, сумели скрыться от погони.
Подъехал к большому дормезу, возле которого валялись трое вооруженных слуг, по-видимому, убитых разбойниками при нападении. Их нелепые позы и оружие, валявшееся в грязи возле тел, представили рыцарю всю картину нападения. Выскочив из скрытых возле дороги засад, разбойники сразу же убили из арбалетов возничих и, резким рывком напали на дормезы, поубивав незадачливых слуг, пытавшихся охранять монахинь.
Ги слез с коня и обошел повозки, возле которых валялись остальные вооруженные конвоиры. Везде картина повторилась. Он слышал приглушенные всхлипывания монахинь, боявшихся высунуться из повозок и полагавших, что теперь они стали жертвой очередных грабителей, отбивших их у предыдущих бандитов.
Рыцарь огляделся и убедился, что первый дормез, возле которого он слез с коня, по всей видимости принадлежал главной из монахинь, ехавших куда-то, скорее всего на богомолье или в другой монастырь. Он вернулся к нему и, осторожно постучав в дверь дормеза, услышал тихий плач женщины, но такой приятный и мелодичный, что у него всколыхнулось сердце. Ги тряхнул головой, отгоняя от себя бесовские мысли. Это был голос монахини – служанки церкви и было бы полнейшим грехом и богохульством даже думать о греховном в ее присутствии. Он выдохнул и тихо произнес, стараясь придать своему голосу наиболее мягкие и вежливые интонации:
– Сударыня… – он вдруг поймал себя на мысли, что не может сообразить, как обращаться к ней. – Сестрица, не бойтесь! Мы не разбойники! Мы воины его величества Шарля де Анжу и де Провен, короля Неаполя Божьей милостью и волей папы Римского! Я мессир Ги де Монсегюр – командир флорентийских рыцарей…
Плачь прекратился, в дормезе послышалось какое-то едва уловимое движение, дверца осторожно приоткрылась и из-за неё выглянуло лицо монахини с растрепанными волосами цвета спелой пшеницы. Прекрасные длинные волнистые волосы монахини ниспадали па черно-белое одеяние кармелитки, придавая ей какой-то неземной вид.
Ги даже отшатнулся, не в силах совладать с впечатлением, которое произвел на него прекрасный вид монахини. Он судорожно сглотнул – в горле пересохло от волнения, перекрестился и,