Читать интересную книгу Затерявшиеся в тайге - Леонид Репин

Окрыленный удачей, я постоял еще с час, не сводя глаз с поплавка, но больше ни единой поклевки не было. Успокоил себя тем, что теперь каждому из нас по целой рыбешке достанется. Оставил удилище на берегу и пошел к Толе может, и ему повезло?

Да только зря я на это надеялся. Толя сказал, что на новом месте ни разу поклевки не было. Да что это за рыба такая?! Совершенно не умеет вести себя.

Здесь, на берегу, на тонкой ветке рябины, склонившейся почти к самой земле, я увидел бурундучка. Он сидел неподалеку от меня, держа в передних лапках маленькую зеленую шишечку и с потрясающей быстротой грыз. Его щеки полнели прямо на глазах. Я подошел ближе, так что нас разделяло менее метра, и он только после того, как я протянул руку к нему, проворно сбежал по ветке и скрылся в норе.

Когда он вновь появился, Толя опустил на землю котелок, положил рядом удочку и сделал попытку его поймать. Бурундучок не показался чересчур осторожным.

С горящими глазами охотника, который после долгого преследования настиг добычу, Толя начал подкрадываться. Сначала он хотел накрыть зверька шляпой, но потом передумал, вернул шляпу на ее законное место и медленно протянул руку. Бурундучок убежал в тот момент, когда Толину руку от его хвоста отделяло не более пяти сантиметров. Опрометью зверюшка кинулся в нору, неожиданно-как-то очень уж по-человечески - оглянулся и пропищал что-то сердитое. Я не понял что.

Вернувшись к стоянке, я увидел, что пламя сникло совсем, а Леша, истекая слезами от едкого дыма, сражался с гнусом и старался добиться успеха в борьбе за огонь: костер никак не разгорался.

Через полтора часа вернулся и Толя - он еще постоял, перебравшись на новое место. Еще издали можно было увидеть, что он выглядит как человек, крайне расстроенный. Я заглянул в котелок и хорошо понял его: все те же три пескаришки сантиметров по шесть-семь длиной.

Трудно сказать, почему рыба клевала так плохо: наживка была хорошей-Толя червей накопал. Он предусмотрел все,-даже белую леску замазал землей, чтобы в воде не было видно. Вероятно, рыба здесь просто не привыкла еще хватать червей вместе с крючками.

Теперь я знаю, что это такое-тройная уха. Это уха из трех пескарей. Мы варили жалких рыбешек до тех пор, пока не получился мутноватый бульончик, поверхность которого украшали три-четыре звездочки жира. Мы смотрели на нашу тройную уху, с наслаждением вдыхая изумительный запах рыбы.

- Вот это еда!-произнес, сглатывая слюну, Толя.

- Это уже что-то...- сказал Алексей.- Здесь есть белок.

- Давайте скорее есть этот белок,- попросил я,- и все микроэлементы, которые тут содержатся, только быстрее!

И мы напустились. Мы съели тройную уху с таким удовольствием, словно это изысканный рыбный суп, приготовленный по лучшим кулинарным канонам.

Облизав ложку, Толя сказал:

- Если бы пескарей было десятка по два на брата... Алексей добавил мечтательно:

- Да, штук сто такого размера нам, пожалуй, хватило бы... Но в любом случае мы получили белок.

"Ладно,- подумал я,- будем считать проглоченный белок нашим завоеванием. Но как бы получше изловчиться и наловить рыбы побольше..."

После опостылевшего грибного блюда уха наполнила нас настоящим блаженством. А горяченький смородиновый чай стал великолепным завершением небывалого обеда. О нем мы будем рассказывать детям и внукам.

- За эту уху я заплатил своей кровью,- сказал Коваленко столь мрачным голосом, что я подумал, будто он тут же потребует, чтобы от кого-нибудь из нас ему сделали переливание крови - восполнить эту потерю. Но он пояснил:

- Из меня жуть сколько комары высосали, пока я стоял с удочкой.

Да, от гнуса спасения нет. Даже на берегу, где нет-нет да и продохнет ветерок, комаров и мошки - напасть. А здесь, в чаще Гиблого леса, гнуса видимо-невидимо. Борясь с ним, мы постоянно награждаем себя оплеухами. В этот вечер, забывшись, я залепил себе такую затрещину, что, наверное, с минуту в ушах звенело.

Смотрю на друзей и вижу, как сильно они похудели. У Леши усталый взгляд, под глазами темные тени. Сильно осунулся... Я заметил, Леша идет, а ноги у него сами собой подгибаются. У Толи ввалились щеки, острее обозначились скулы. Да и сам я иным воспринимаю себя: чувствую, много лишнего уже отвалилось. Интересно, сколько в весе мы потеряли...

Пошел дождь. Мелкий, частый. Быстро натянули пленку. Толя все делал молча, но я чувствовал, что он недоволен чем-то. Потом он не удержался, начал ворчать: оказывается, я плохо вбил колья. Что-то мы часто стали выражать недовольство друг другом... Впрочем, думаю, это нормально: сил мало, мы порядком измотаны, раздражение и выливается капля за каплей. Вот сейчас: говорю, что надо идти за дровами, пока дождь сильней не пошел. Леша вылез вместе со мной, а Толя взял нож, заготовку для ложки и принялся резать. Ну что тут поделаешь... Пошли с Лешей вдвоем. А сам чувствую, злость закипает. Успокаиваю себя, веду довольно убедительный монолог в защиту Толи, а безуспешно. Злость остается. И мне уже кажется, что некоторая натянутость в наших отношениях появилась давно; напрасно я не видел ее, а теперь она переросла в нетерпимость, вспыльчивость даже... Действительно, и раньше, случалось, появлялись меж нас разногласия, но мы в критический момент всегда владели эмоциями. Теперь это сделать труднее. Толе все время кажется почему-то, будто я им недоволен. Это не так, но переубедить его не удалось. А мне кажется, что он слишком уж нетерпелив, категоричен в высказываниях.

Вот мы рубим дрова под дождем, а он сидит, резьбой занимается. Принес улов и, видимо решив, что свое дело сделал, отдыхал после рыбалки. Я дорубился в конце концов до того, что не было сил топор удержать. Да и Леша вымотался с этими проклятыми дровами...

Трудно иногда бывает Толю понять. Вообще-то он работяга. Никогда от работы не отлынивал. Наоборот, всегда сам брался, когда можно было отдохнуть, побездельничать. Сейчас я на него очень рассчитывал - думал, придет, подключится к нам и, глядишь, дров достаточно заготовим для ночи. А он не пришел.

Мне казалось, что он сидит там один и режет со злостью: "Я свое дело сделал, а теперь вы поработайте!" Выходит, что мы считаемся? А может, это я один считаюсь? Тоже не ангел ведь... Покритикуем себя-это никогда не бывает вредно.

Так... Возражений никаких не терплю... Сделался раздражительным, вспыльчивым... Эгоист-вот кто я такой.

Ну и достаточно. Придя к выводу, что самокритика хороша, но в меру, я продолжил свои размышления

Если спокойно на все посмотреть, наверняка окажется, что работа на всех распределяется поровну. Но тогда почему эпизод с этой треклятой ложкой так сильно задел меня?

...Дождь сыплет и сыплет. Не дай бог, и завтра не кончится... Сидеть нам тогда еще день в Гиблом лесу... А так хочется поскорее выбраться отсюда на вершину сопки. Там сухо, когда нет дождя. Там всегда есть наши любимые коряги...

Собрались поужинать, заглянули в корзину, а грибов-то и нет. С рыбной лихорадкой совершенно забыли о них. Попили смородинового чайку и улеглись на влажное ложе. Одежда напитана влагой, сделалась липкой. Дрянь это место... Хуже у нас в тайге не бывало.

Слабенькое, синюшное пламя костра грозило в любую минуту укрыться от дождя внутрь поленьев. Я вылез наружу, подбросил еще четыре круглых поленца и понял, что если огонь не погаснет сейчас, не выдержав тяжбы с дождем, то неминуемо угаснет ночью. Потому что дров, которые мы с Лешей заготовили, оказалось очень уж мало.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Наверное, я оттого и проснулся, что было абсолютно темно. Дождь все шуршал. Я сел, прислушался. Нет, не показалось-все идет, окаянный...

Только приглядевшись, я увидел слабо тлеющие угли костра. Выбрался к нему-хотел подбросить пищи, пошарил вокруг в темноте, но ничего не нашел. Наверное, кто нибудь раньше вставал и бросил последнее. Залез обратно, прижался к Леше и попытался уснуть. Подумал сквозь сон: а ведь где то люди спят в постелях...

Сырое, туманное утро. Дождь ослабел, и я понадеялся, что к обеду совсем перестанет. Сам по себе он нам не мешает, но мокрая трава по дороге, мокрая трава на новом месте ночлега, и снова надо нарубить кучу веток для логова-все это удерживает на стоянке в Гиблом лесу. Лежим, никто не встает. А дождь все идет и идет...

Вспомнил об эксперименте с часами. Вернее, без них. Собрал ответы. Леша: девять ноль ноль. Я: тоже девять. Толя: девять двадцать. Смотрю на часы: девять пятнадцать. Записываю, ничего не сказав им обоим. Вылез на улицу, поднял капюшон, присел возле черных углей костра, поднес к ним ладони и уловил слабое струение теплого воздуха. Разгреб золу и нашел пару углей побольше, которые зажглись алым узором, когда я подул на них. Значит, костер можно попытаться раскочегарить.

Достал из кармана скрученный кусок сухой бересты, припасенный заранее для этого случая, просунул один уголек внутрь бересты и положил рядом другой. Потом принялся осторожно, но сильно дуть. Когда березовая кора загорелась, достал несколько сухих веток из нашей подстилки-и пламя сразу окрепло. Бросив в него несколько недогоревших поленьев осины, я предоставил огню самому позаботиться о себе. Довольно с него наших забот. И так по существу не спим по ночам, а бдим у костра. Мы уже превратились в настоящих огнепоклонников.