острове матросов с симптомами некоторых венерических заболеваний, чтобы не заразить туземцев, не тронутых «скверной цивилизации». Но пришлось признать, что большинство французов, бывших до этого здоровыми, заразились. «Скверна цивилизации» была занесена на остров матросами Уоллиса. Бугенвиль с сожалением записал в дневнике: «Прощай, счастливый народ. Я никогда не устану с восхищением вспоминать о редких моментах, которые провел среди вас. И пока буду жив, буду восхвалять счастливый остров Киферу, это – подлинная Утопия».
Были открыты и другие острова, где прием был откровенно враждебным, и, к отчаянию Бугенвиля, его людям приходилось иногда прибегать к оружию. Но подобные стычки не были весомой причиной, чтобы отказаться от присоединения к Франции этих неведомых земель официально. Острова стали именоваться Дюкло, Бурнан, Орезон, Бушаж, Сюзанне, Керюэ: каждый из членов штаба Бугенвиля становился крестным отцом одного из островов. Эта щекотка самолюбия помогала выносить лишения и отвратительную воду из перегонного куба. Повседневный рацион иногда разнообразила рыба.
Женщины острова Таити. Фото. 1889
Еще одно происшествие дало повод для развлечения экипажей. Однажды, когда капитан «Звезды» де ла Жироде прибыл на борт «Сердитого» с привычным отчетом, Бугенвиль обратил внимание на странный вид своего подчиненного. Капитан заговорил о крайне деликатных вещах. Речь шла о слуге Коммерсона.
Настойчивые приставания таитян к Баре давно вызвали некоторые подозрения. Грубая речь, физическая сила, выносливость слуги соответствовали облику мужчины, но отказ обнажать торс, отсутствие и намека на бороду, даже голос вызывали сомнения. «Высокая грудь, – позже рассказывал Виве, – маленькая круглая головка, усеянное веснушками личико, нежный и тихий голосок, ловкость движений и деликатность явно намекали на ее пол. Рисовался портрет довольно некрасивой и плохо сложенной девушки».
Ла Жироде вначале закрывал на это глаза, уважая хозяина слуги, но ропот матросов вынудил его сказать Коммерсону, «что не стоит спать со слугой, прячась в своей каюте». Баре покинул каюту хозяина и перебрался в гамак в кубрике команды. И соседи решили выяснить всю подноготную. Слуга звал на помощь, клялся, что он не женщина, а тот, «кого Великий Господь избрал хранителем своего сераля». Подобная ситуация требовала разрешения.
Бугенвиль посмеивался, слушая доклад:
– Как видно, мне придется, следуя приказам короля, убедиться в том, что подозрения обоснованны.
При первых же вопросах, которые задал Бугенвиль, слуга, вызванный на «Сердитый», расплакался и во всем сознался. Капитан дословно записал эту исповедь:
«Я родилась в Бургундии, осиротела. Проиграв судебный процесс, осталась ни с чем и тогда решила скрыть свой пол».
Она нанялась на корабль, зная, что речь идет о кругосветном плавании. Это-то и возбудило ее любознательность.
Но она яростно отрицала любую «греховную связь» с хозяином, утверждая, что он считал ее юношей. Никто этому не поверил. Улыбающийся Бугенвиль не колеблясь наказал смущенного ученого «месячным арестом за нарушение устава Морского флота», который не допускал присутствия женщин на борту.
Позже, когда Филибер Коммерсон решил продлить до двух лет свое пребывание на Иль-де-Франс (остров Маврикий), служанка-любовница осталась с ним. После смерти своего хозяина в 1773 году Баре, вновь ставшая Жанной, вышла замуж за колониста.
А пока очертания острова, где предполагалась стоянка, вырисовывались только в воображении изголодавшихся людей. «Мы давно едим то же, что и команда», – писал Бугенвиль в середине мая. Рацион состоял из бобов, прогорклого сала и небольшого куска соленой свинины. Через две недели Бугенвиль записал: «На обед мы ели крыс, их мясо показалось нам вкусным».
Таитянские юноши в костюмах для танцев. Фото. 1887
Чтобы разнообразить меню, коки стряпали рагу из мешков для муки, сшитых из коровьих шкур. Их вымачивали в воде из перегонного куба, долго томили на огне, потом очищали от волос. Шкуры оказались намного хуже по вкусу, чем крысы. 15 июня опечаленный Бугенвиль записал: «У нас осталась одна тощая коза, верный спутник в наших приключениях, начавшихся на Мальвинах, где я и взял ее с собой. Эта Амальфея[6] ежедневно давала немного молока. Оголодавшие желудки открыто призывали забить ее. Мне оставалось только пожалеть ее, а мясник оросил слезами жертву, принесенную нашему голоду». Двух собак, последних живых существ на борту, за исключением крыс, также съели. Изредка разнообразие в меню вносила рыба, но она не утоляла голода и не приносила облегчения все более многочисленным жертвам цинги. Корабли шли среди островов, неподалеку от побережья Новой Гвинеи. Моряки, проходя мимо, дали им название Новая Бретань.
Наконец экспедиция добралась до Молуккских островов – родины пряностей. Однако в тот момент поиск пряностей занимал Бугенвиля менее всего. Его беспокоило здоровье моряков.
Требовалась срочная остановка, но как было знать, не слишком ли это рискованно? Последние новости из Европы они получили два года назад. Не оказалась ли Франция с тех пор в состоянии войны с Голландией? Было известно, что с 1713 года, со времени Утрехтского мира, Ост-Индская компания запретила не принадлежащим ей иностранным судам заходить на Молуккские острова из опасений, что моряки вывезут пряности или семена пряных растений.
Бугенвиль решил рискнуть остановиться в порту Буру. Голландский резидент, славный человек, после тщательного досмотра судов убедился в отсутствии пряностей и дал разрешение на стоянку. Чтобы отпраздновать нарушение регламента, французский штаб и голландские чиновники устроили торжественный ужин. Не без юмора Бугенвиль записывает: «Я лично заявляю, что этот ужин был одним из самых восхитительных мгновений в моей жизни!»
Томас Роулендсон. Юнга. Карикатура. Ок. 1799
Пока моряки поправляли здоровье, он сумел собрать кое-какие сведения, касающиеся гвоздики. 6 сентября 1768 года, загрузив животных и прочие «полезные продукты» (оленье мясо, птицу, масло, кокосовые орехи, бананы, грейпфруты, лимоны), полученные от резидента Буру в обмен на звонкие пиастры, корабли взяли курс на Батавию, куда прибыли через двадцать два дня. Ни один француз здесь еще не бывал. Бугенвиль и его офицеры отметили на своих картах острова, рифы и течения, тайну которых голландцы тщательно охраняли. Принц Нассау писал: «Любой буржуа, обосновавшийся на Молуккских островах, дает клятву не предпринимать ничего против интересов компании (Ост-Индской). Недавно один житель Батавии был бит кнутом, отмечен позорным клеймом и сослан рабом на маленький остров за то, что продал карту Молуккских островов англичанину».
Резидент Батавии, некто ван ден Пара, согласился продать необходимые продукты и вылечить больных в госпитале компании. Двухнедельная стоянка позволила больным цингой вновь обрести вкус к жизни. Хуже обстояло дело у страдающих венерическими заболеваниями, которые тогда назывались «приливами крови». Здоровые моряки находили Батавию приятной, жителей Батавии дружелюбными. Когда 10 октября состоялось отплытие, на