Читать интересную книгу Соль жизни - Синтаро Исихара

Мы связались со сторожевым кораблем на Гуаме. Нам ответили, что взлетную полосу, скорее всего, можно использовать. Но — куда ни отправляйся — на «Фесте» с ее семью узлами далеко не уплывешь. К счастью, к югу от Пахароса, на острове Мауг, который также входил в планы нашей экспедиции, находился в данный момент мой старший товарищ по морским плаваниям — Мори. Он прибыл туда с Сайпана. Мы заранее условились с ним о встрече, а теперь решили, что я пересяду на его более быстроходное судно, и он доставит меня на Наган.

Мы срочно покинули Пахарос. Ночью я стонал от усиливающейся боли, наутро мы были на Mayгe. Этот остров показался мне еще более привлекательным, чем на фотографиях, но сейчас было не до купания. К счастью, судно Мори вошло в бухту точно в назначенное время. Выслушав мой рассказ, ангельски добрый Мори с радостью согласился выполнить мою просьбу, и, хотя его судно только что пришло на Мауг, он мгновенно смотал свои любимые рыболовецкие снасти, взял меня на борт и отправился на Наган тем же самым маршрутом, которым приплыл сюда.

Когда якорь был поднят, у меня прямо слезы закапали — так жаль мне было покидать, ничего не посмотрев, Мауг, о котором я мечтал целых полгода. Я хотел окунуться хотя бы разок, но побоялся за спину. Я пытался утешить себя тем, что в нынешнем мире все стало ближе и у меня еще будет возможность добраться сюда, но в то же время эти Северо-Марианские острова — такое богом забытое место, и, может быть, я нахожусь на этом одиноком острове в первый и в последний раз в жизни.

Для Мори возвратиться в Мауг означало потерять целые сутки. Но мой замечательный друг ни разу не нахмурил брови и даже уступил мне свою постель.

Корпус судна Мори был сделан из алюминия. Он приметил его на Сайпане, а раньше этот корабль возил пассажиров где-то в Луизиане. Мори судно понравилось, он купил его и отогнал в Японию, чтобы переоборудовать. Однако судно изначально было сделано очень неудачно. Оно предназначаюсь только для реки, осадка была низкой, дно — круглым, так что качало в нем немилосердно. Когда я лежал в постели, меня качало и скручивало, и всякий раз мне становилось ужасно больно, и я вскрикивал. Так мне пришлось провести сутки.

Забывшись непрочным сном, я молился о том, чтобы моя беда оказалась наваждением, во сне я пытался убедить себя, что все это только сон, но боль в один миг разрушала мои надежды. И тогда я понимал, что дело нешуточное, что если теперь допустить ошибку, все может закончиться очень плачевно. Так я прочувствовал слова Перкана, главного героя романа «Королевский путь» моего любимого Андре Мальро: «Смерть? Смерти нет. И только я умру».

Я не чувствовал себя так же одиноко, это не были тоска или же беспокойство, это было более животное или — как бы это сказать? — щемящее чувство.

Остров Наган имел вид устрашающий. Он не пострадал до такой степени, как Пaxapoc, но из-за извержения вулкана в северной части острова около половины территории было засыпано. На Пахаросе тут и там поднимались вверх струйки пара, а здесь из-за совершенно черного дыма остров был покрыт налетом копоти. Сторожевой корабль побывал здесь полгода назад и, по его сведениям, аэродромом все-таки можно было пользоваться. Но оставшийся на острове скот, в особенности коровы, совершенно одичали и были по-настоящему опасны.

На южном склоне неба появился самолет. Это был маленький самолет, который, облетев вокруг острова, исчез где-то по другую его сторону. Наверное, он приземлился на аэродроме. На срочно сооруженном подъемнике меня на резиновой лодке опустили в воду. Уже одна эта операция была некоторым испытанием.

Берег был близко, дул довольно сильный ветер, лодку сильно качало. Когда мы поплыли, борта, как это принято у резиновых лодок, стали «играть», качка усилилась. Чтобы хоть как-то поддерживать равновесие, я опирался на комингс, но он был сделан из той же самой резины, положение было неустойчивым, каждый раз, когда лодка поднималась на гребень, ушибленное место отзывалось ужасной болью.

Часто приходится читать о том, как тяжело раненного человека носило в резиновой лодке по морю, но это является плодом фантазии писателей. В реальной жизни такое невозможно. Полдня такого плавания — и любая рана превратится в смертельную. Когда мы сошли на черный прибрежный песок, я мрачно подумал, что этим путешествием нанес значительный ущерб своему здоровью.

Ноги глубоко проваливались в песок, с одной рукой на перевязи идти было тяжело. Когда же мы ступили на твердую землю, то увидели быков и коз. Мои сопровождающие забеспокоились: «Вот те на, а ножи-то мы на корабле забыли», «Нет, если они на нас нападут, лучше влезть на дерево». Но человек в моем положении не мог влезть на дерево. Вокруг валялись скелеты неизвестно от чего умерших коров и коз. Впечатление, надо сказать, не из приятных.

Животные глядели на представителей рода людей, которые сбежали и бросили их на произвол судьбы, с некоторым недоверием, но нам удалось добраться до плато и избежать нападения быков. Я смотрел на плоскость летного поля с надеждой.

Посреди луга, довольно резко уходившего к морю, застыла лава, вздыбившаяся метров на семь-восемь. Она была похожа на стену замка. Длина луга составляла метров двести, ширина — тридцать-сорок. Это и был объект, который люди называли «аэродромом Наган». На всякий случай я попросил своих спутников забраться наверх, и они сообщили, что застывшая лавовая река доходит до моря на противоположной стороне. Само собой разумеется, что виденный нами самолет вовсе и не собирался приземляться: он просто оценил обстановку, сделал круг вокруг острова и улетел.

Пока мы плыли к острову, я возлагал на аэродром определенные надежды, но теперь, по возвращении на корабль, мне казалось, что все напрасно.

Когда я возвратился на корабль, боли усилились, и стало понятно: на этом же самом корабле следовало плыть до Сайпана. Мне и так приходилось не сладко, да к тому же было неловко и перед Мори: он прибыл сюда, чтобы помочь мне, а теперь, получается, — тем же путем обратно. Лицо самого Мори выражало полное понимание ситуации, но члены его команды выглядели надутыми, так что мне стало совсем не но себе.

Мы связались к плывшей в южном направлении «Фестой», и оттуда сообщили, что самолет, который мы видели, прилетал на разведку, а теперь следует ожидать спасательного самолета. Неужели на такой короткой полосе может приземлиться самолет? Ждать здесь — только тратить время. Я почувствовал, что мной овладевает отчаяние, ушел к себе в каюту и лег.

Но не прошло и часа, как я услышал рокот мотора. Еще через минуту в каюту просунулась голова Мори. Он сказал, что только что на остров приземлился небольшой самолет. Приземлиться-то он приземлился, да только с такой полосы взлетит ли? Мне эти приключения уже надоели, и я жалостно попросил Мори: может, он все-таки отвезет меня на Сайпан? Но Мори хорошо понимал в самолетах. Он сказал, что летал по Аляске на таком же точно самолете — охотился. Самолет абсолютно надежный.

В общем, Мори развеял мои сомнения, сказав, что плыть на корабле — только мучиться, а мне ведь нужно для своего же блага как можно скорее добраться до больницы. Пришлось снова собраться с силами, погрузиться на лодку и плыть к острову.

Той же самой дорогой мы добрались до луга. Трудно поверить, но возле лавовой стены ожидал небольшой самолет. По отношению к небольшому корпусу размах его крыльев был довольно велик. Я впервые видел самолет, предназначенный для взлетов и посадок на любые аэродромы. Он был похож на какого-то черта. Ладно, приземлиться-то он сумел, но хватит ли ему для разбега этого луга?

Тем временем с экскурсии по окрестностям вернулись пилот и его помощник. Они сказали, что, если я готов, мы можем отправляться. От моих несчастий у меня совсем расшататись нервы. Увидев в руке помощника кусок лавы, который тот подобрал из-за его диковинной формы, я подумал, что это лишний груз, и сказал, что во время взлета он может превратиться в самого черта, и лучше бы его выбросить. Помощник пилота рассмеялся в ответ и камень не выбросил. Он сказал, что самолет рассчитан на четырех человек, ветер дует навстречу взлету, так что волноваться не о чем.

Я забрался в самолет и посмотрел в крошечный иллюминатор. Уклон луга показался мне еще круче, я подумал, что подняться в воздух будет непросто.

Если бы я был в порядке, то в случае чего, возможно, мог бы спастись сам, но я не мог самостоятельно двигаться, и если бы самолет потерпел аварию при взлете, то мне не оставалось бы ничего другого, как на глазах Мори пойти ко дну вместе с этим самым самолетом. Словом, в самолете мне приходили самые разные мысли — никогда еще я так не боялся перед взлетом.

Когда самолет начал разбег, я стал молиться вслух.

Не знаю, помогла ли молитва, но только этой лужайки, менее 200 метров в длину, вполне хватило на то, чтобы подняться в воздух. Я был поражен.