Когда зазвучал барабан, я перенесся обратно в пространство сна. Я чувствовал запах земли и наслаждался упругостью высокой, мягкой травы, приминаемой и сразу же вновь выпрямляющейся под ногами. Смотря вниз, я видел отпечатки медвежьих лап на земле: пятку и четко отпечатавшиеся пять пальцев. Я чувствовал, как медведь ступает но земле своими лапами — совсем как человек. Я снова взглянул и без малейшего удивления заметил, что медвежьи следы оставлял я сам.
Мне была необходима песня. Пока я шел, ритмы двигались со мной. Теперь слова втекали в мое сознание без всяких усилий.
Я иду вместе с Матерью,
Я плыву по ее коже.
Я и дитя ей, и любовник,
Внутрь продвигаюсь все глубже.
И следующая строфа:
Я восхвалю небо над ней,
Я восхвалю ее глубины,
Я вижу сны с Матерью,
Она поднимает меня из сновидений пучины.
И третья, завершающая строфа:
Шагай легко по Матери,
Позволь разлиться ее милосердию.
Восхваляй ее и служи ей,
Окутай мир восхищением.
Восхваляй ее и служи ей,
Окутай мир восхищением.
Распевая песню, я вернулся к древнему дереву. Врата среди корней открылись, и я оказался в другом мире. Большая семья медведей собралась вокруг костра. Меня пригласили присоединиться. Теплота их гостеприимства и признания наполнили мое сердце радостью.
Этим миром правит Мать. Она предстала в виде охквари, Матери Медведицы. Она предлагает мне исцеление.
Она попросила снять мою шкуру. После того как я сделал это, то заметил, что это очень мохнатая медвежья шкура, выглядящая скорее кремово- серой, чем чисто-белой. Она хотела, чтобы я лег на огонь, подобно туше на вертеле. Я согласился па это. Я ожидал, что семья медведей съест меня. Вместо этого они вылизали и очистили меня зелеными травами.
Затем Мать Медведица приказала вновь надеть белую медвежью шкуру и посадила к себе на колено. Я был примерно в четыре раза меньше ее. Она покачивала меня как ребенка, и я всхлипывал, пока молоко ее исцеления и сострадания струилось по мне. Я окреп, наполнился вдохновением. Она положила лапы на мою руку, чтобы закрепить связь с целительным медвежьим даром и моей способностью ощущать и исцелять при помощи своих рук.
Ома пригласила меня погрузиться глубже в ее мир. Ома показала своего рода пещеру творения — умиротворяющее помещение, стены которого были частично сложены из земли, частично — из обработанных камней. Оно хорошо освещалось через круглое отверстие, расположенное вверху. Я видел простой грубый стол из дерева, по которому были разбросаны игрушки, ремесленные и письменные принадлежности. Я подумал, что мне следует приходить сюда, чтобы писать то, что должно быть написано с моей помощью[37].
Я приводил многих людей посмотреть на врата в дереве, чтобы они получили исцеление в реальности Праматери, установили связь с животными- стражами, чтобы нашли Настоящий север — безошибочно указывающий направление компас, который мы получаем в свое распоряжение, когда живем своим сердцем и в согласии с глубинной мудростью Земли.
Я написал эту книгу в том пространстве, которое открыла для меня Праматерь в корнях древнего дерева. Если вы ищете переход в Другой мир, ищите его в дереве. Оно может расти у вас на заднем дворе, в вашем районе или быть тем деревом, память о котором вы сохранили из детства или привезли из отпуска, проведенного в другой стране. Оно может быть деревом из ваших снов. Любое дерево может оказаться осью мира, лестницей между мирами. Врата в дереве всегда могут привести нас из Мира теней в Реальный мир.
Нам откроется гораздо больше после того, как мы пройдем через врата ирокезского времени сновидений и узнаем, как создаются и обновляются миры.
Часть II
Ирокезам снится мир
В моей груди вновь открывается рана, когда звезды сходят на землю и сближаются с моим телам.
Йоргос Сеферис «Роман-миф»
Есть волшебные истории, которые должны быть написаны для взрослых, истории, которые все еще находятся в зародышевом состоянии.
Андре Бретон «Манифест сюрреализма»
Сон есть исток всей метафизики, это исток богов.
Фридрих Ницше «Книга для свободных умов»
Произнеси мое имя в зарослях, и я вновь предстану перед тобой.
Обещание Примирителя (ирокезы)
Глава 7
Код истории и внутренние песни
Такую цену боги назначили за песню: мы становимся тем, о чем поем.
Пифагор
Говорят, что рассказ — кратчайший путь от человека к истине. Греческие философы, жившие до рождения Сократа, определяли истину в контексте человеческой жизни как то, о чем мы помним и согласно чему действуем. Истина, alethia, буквально означает «не забывать», не утонуть в забытьи реки Леты, из которой должна напиться каждая человеческая душа на пути к жизни в теле на Земле. Сильная история, поражающая ум и сердце, может открыть истину, которую мы помним и согласно которой живем. Нечто, о чем мы должны читать в книгах или расспрашивать у других людей, не является живой истиной.
Как я уж объяснял, в ирокезских языках слово «забыть» означает «позволить своему разуму упасть». Последствия забывания истоков и цели человеческого существования ярко описаны в великих историях Времени сновидений ирокезов.
Я назову их не мифами или легендами, а романами-мифами, от греческого слова mythistorema,использованного поэтом Йоргосом Сеферисом для своего первого цикла мифических стихотворений[38]. Они представляют собой многомерные драмы, сплетенные между мирами. Они разворачиваются во времени, которое иногда совпадает с линиями человеческого времени, но движитель событий находится в более глубокой реальности, как мы замечаем в собственной жизни, когда открываемся собственным снам и отдаем себя синхронности. Они описывают взаимодействие людей и существ, отличных от людей, включая неземных богов, которые начали эксперимент по развитию сознания в форме жизни, существующей на этой планете.
Противостояние между сотворением и разрушением, светом и тьмой, героическими подвигами и сказочными чудовищами, присутствующее в романах-мифах ирокезов, придает им сходство с «Властелином колец» и «Махабхаратой». Захватывающий ирокезский роман-миф повествует о Примирителе — богочеловеке, который послан на эту Землю из высшего мира. Он призван спасти людей от них самих, он был рожден в отсутствие смертного отца, путешествовал на пробуждающем человеческое понимание транспортном средстве и нашел своего первого апостола в женщине, обслуживающей мужчин. Этот образ является не копией истории об Иисусе и Марии Магдалине, а независимым коллективным взглядом отнюдь не меньшей силы, открывающим единую мудрость. Подобно кодам для призвания сакральной силы, вплетенным в информационное поле акант и дающим доступ к реальностям, лежащим вне физического уровня, романы-мифы ирокезов равны важнейшим из утерянных книг, не только тех, что были написаны на американском континенте, но и во всем мире.
Термин «утерянные книги» может показаться странным в данном контексте по двум причинам. Во-первых, потому, что многие люди слышали истории о женщине, которая упала с неба, о сражении близнецов и Гайавате. Эти истории пересказывались бессчетное множество раз и публиковались во всех возможных форматах, начиная с популярных детских историй и заканчивая очень редкими транскрипциями изустных рассказов старших хранителей мудрости, дополненными подстрочными переводами этнографов и лингвистов. Во-вторых, несмотря на множество публикаций, ирокезские романы-мифы не являются книгами в том виде, в котором мы их себе представляем. Во времена первых контактов с европейцами ирокезы жили в «неписьменной» культуре. Это нельзя пугать с неграмотностью или «дописьменностью», как красноречиво доказывал Сэм Гиль[39]. Другими словами, они знали, как хранить и получать доступ к важному знанию, но не использовали для этого записи на коже, глине или бумаге.
Важнейшее знание было зашифровано в историях, которые наполовину пелись, наполовину рассказывались над ракушками вампума, сохранившими их отзвук. Истории разворачивались вдоль нитей вампума на тайных встречах, когда рассказ одного из великих романов-мифов мог продолжаться многие дни. Сохранение и распространение каждого из этих учений было огромным подвигом памяти, но это было гораздо больше, чем просто упражнение на развитие памяти. Это был акт воспоминания о душе.