Кадир-ага заметил янычар, сжался в комок, шмыгнул за колонну. Но нет, померещилось, что они смотрят на него. Янычары направлялись куда-то по своим делам. Может, решили зайти в харчевню, тут как раз недалеко заведение Мелиха-аги, у него готовят отличный плов, не жалеют ни мяса, ни специй, а еще хороши фаршированные баклажаны, Кадир-ага и сам бы с удовольствием заглянул сейчас туда.
Вздохнув, Кадир-ага повернул за угол, стараясь не думать об аппетитных яствах, что подает сейчас на столы Мелих-ага. В животе его бурчало, а голодная слюна заполняла рот – он ушел из дворца еще до рассвета, не дожидаясь завтрака, постарался ускользнуть незаметно. Калфы, конечно, увидят, что он ушел, но им до этого нет никакого дела. Лишь бы не заметила хазнедар! Вот уж кто сует свой длинный нос во все пироги, что выпекаются в дворцовой кухне. И тут же доносит Валиде Султан. А перед Валиде тяжело будет оправдаться. Но Аллах милостив к ничтожным своим слугам, и если повезет, хазнедар ни о чем не узнает. И пусть Аллах закроет глаза капы-агасы, главе акагалар, белых евнухов. Торкан-ага хороший человек, но уж очень строг. Узнает, что ушел из дворца без разрешения, – может вовсе выбросить на улицу. А что делать евнуху, лишившемуся гарема? Одно остается – камень на шею да и в воду. Но все будет хорошо. Аллах не допустит, чтобы что-то случилось. Кадир-агавсе сделает как надо, не подведет. И никто ничего не узнает.
Когда-то Кадир-ага носил другое имя. Мать звала его Ивашкою, а сверстники на улице – такие же голозадые, играющие в пыли мальцы в одних рубашонках, кликали Татарчонком – за небывало темные и курчавые волосы, во всей деревне только у него были такие, остальные же светловолосы, будто корзину льна опрокинули меж домов. Он был игрив и любопытен до крайности, мать частенько вытаскивала маленького сына то из хлева, где он лез прямо под копыта коровенке, желая узнать, откуда она берет молоко, то из курятника, где от него с криками разлетались куры, то ловила невдалеке от леса, а однажды схватила, когда он уже приготовился прыгнуть в речной водоворот – там по деревенским сказкам жил водяной, и Ивашка жаждал свести с ним знакомство. Эта-то живость и подвела мальчишку: как-то увязался за проезжавшими через деревню цыганами да и пропал. Цыгане продали пацаненка на недалекой ярмарке турецкому капитану – Бог знает, что он делал в этом захолустье. Больше Ивашка никогда не видел ни родителей, ни деревни с льноголовыми обитателями. Его судьбою стала Османская империя – величественная, громадная, подавляющая.
Империя лишилаего родного дома, отнялаимя, данное при рождении, изменила его веру и даже саму его сущность – его сделали евнухом, бесполым кастратом, чтобы служить в султанском гареме. Он сладко ел и пил, спал на мягких подушках, одевался в драгоценные шелка – ничего подобного в далекой деревне и видеть не приходилось. Он не ломал спину на тяжкой работе в поле, а в карманах звенело золото. Но ни на одно мгновение не забывал тот день, когда кривой, остро отточенный нож лекаря коснулся его плоти, лишая будущего. Для чего шелка, для чего мешочки, набитые акче, если нет продолжения рода? Жил-был Ивашка, да весь вышел. Выбыл. Подлый османский лекарь лишил его бессмертия, которое дарует каждому человеку всемогущий Господь – продолжения в собственных детях. И служил Османской империи не Ивашка, а Кадир: равнодушный, спокойный, не любопытствующий ничем огрызок человеческий. Мелькала у него иногда мысль о мести, но что может сделать один человек с целой империей? К тому же и не человек уже, атак, кусочек.
Юная султанша сразу покорила сердце Кадира. Впервые он узнал, что такое любовь к женщине, пусть даже и не мог выразить ее иначе, чем собачьей преданностью. И она тоже ненавидит османов, Кадир знает. Уж он-то видит все, даже самые малейшие движения души человеческой, особенно если в этой душе горит тот же огонь, что у него. Невозможно ошибиться в этом блеске. Этой султанше Кадир будет служить до тех пор, пока не прервется его дыхание. Только смерть разлучит его с ней. Ради нее он пойдет на все что угодно. Убьет, украдет, еще раз переживет кастрацию…
Кадир-ага отбросил ненужные сейчас мысли. Он подумает обо всем еще не раз, когда будет подходящее время. А сейчас нужно заняться делом. Солнце поднимается все выше, времени остается все меньше. Надо торопиться. И Кадир решительно зашагал, безошибочно ориентируясь в путаном переплетении улиц османской столицы.
Дойдя до нужного дома Кадир-ага огляделся еще раз, не заметил ничего подозрительного и быстро скользнул в тяжелую дубовую дверь, обитую медными полосами. Такую дверь впору ювелирной лавке, а здесь – всего лишь сушеные травы редкими пучками свисают с потолочных балок да несколько мешочков на старом растрескавшемся прилавке. И хозяин под стать: бледный тощий человек в засаленном кафтане и ветхом колпаке, даже борода его свидетельствует о нищете – клочковатая да редкая. Но Кадир-ага не дал обмануть себя внешностью, поклонился почтительно, как кланялся пашам да беям.
– Доброго денечка вам, почтенный Илхам-ага! Рад видеть вас в здравии!
– И вам доброго денечка, достопочтенный Кадир-эфенди! – склонился хозяин лавки, сложив ладони. – Желаете приобрести ароматические масла для прелестниц из гарема султана?
– Да уж, масла… вот только не совсем ароматические… – Кадир-ага перегнулся через щелястый прилавок, ухватил собеседника за ворот кафтана, подтащил поближе. – Можно подумать, ты не знаешь, за чем я пришел… Давай уж без этих штучек. Я тебе деньги, а ты мне…
– Да какие там штучки! – Илхам-ага ловко вывернулся, и пальцы Кадира соскользнули с его кафтана. – Я бы хотел точно знать, что тебе нужно, почтеннейший. А намеки всякие… С этим в кабак иди, с девками непотребными договаривайся.
Кадир-ага вздохнул и потянул из-за пазухи мешочек с монетами. Бросил на прилавок. Глухо звякнуло. Хозяин лавки лишь небрежно скользнул взглядом по мешочку и уставился куда-то за спину Кадира.
– Да тут же золото, золото! – жарко шепнул Кадир-ага, подвигая мешочек лавочнику.
Тот не отвечал, продолжал смотреть в сторону, будто евнуха и не было вовсе перед прилавком, а мешочек с золотом ценился им не более чем мешочек с уличной пылью. В конце концов Илхам перевел равнодушный взгляд на евнуха.
– Ты сможешь купить на это золото много ароматических мазей и масел. Гурии султанского гарема будут довольны, я тебе обещаю. – Длинные тонкие пальцы, похожие на паучьи лапы, двинулись по прилавку, нырнули в сторону, вытащили несколько баночек, искусно выточенных из малахита, сердолика, яшмы. Нельзя было и предположить, что в этой нищей лавке имеются подобные сокровища. – Вот, посмотри, ага. Ароматы и притирания на любой вкус. Избавляют от морщин, делают кожу гладкой, как попка младенца. Ну а запах такой, что никакие духи не потребуются. Наложницы отблагодарят тебя! Думаю, ты еще и заработаешь на этих мазях.