— Вот и договорились.
— Спасибо вам, Станислав Сергеевич. — Я положил трубку. Некоторое время сидел в тишине. Необходимость куда-то ехать, что-то делать, кого-то в чем-то убеждать была для меня спасением. Потому что заботиться о своей шкуре занятие гадкое и нервное. Мимолетно проскакивала мысль: может, действительно убежать, куда глаза глядят? Только ведь возвращаться потом некуда будет. Это все равно, что умереть. Спешить не стоит. Это, как говорят, никуда от нас не денется.
Глава 5
Тихий вечер плавно опускался на дорожки сквера, от земли повеяло прохладой. Мы с Виталием Ивановичем неспешно возвращались к нему в палату. Легкий запах сирени, тонкий и нежный, витал в воздухе. Я чувствовал себя стариком, равным по возрасту с Виталием Ивановичем. Хотя нет, не по возрасту, а по внутренней отрешенности. И виной тому был как раз аромат сирени — символ весны, пробуждения, молодости. Я к этому тихому счастью природы не имел ровным счетом никакого отношения. Мой удел сейчас — цепляться за жизнь, как немощный старик, который соприкасается с бытием глазами и еще чуть-чуть обонянием. И все. На большее уже нет сил, ресурс исчерпан…
— Как там Маша будет одна, — вздохнул Бородич. — Хоть бы Дима не слетел с катушек.
Я удивленно посмотрел на него.
— А что, есть предпосылки? Парень, по-моему, давно усвоил, что для него выгодней как раз не слетать с этих катушек. Второго такого шанса ему никто не даст.
— Вот ты правильно заметил — выгодней, — Виталий Иванович стал мрачнее тучи. — А там, где речь идет о выгоде, то сам понимаешь, что могут быть варианты.
Я не очень понял, что имел в виду старик. Его слова меня удивили, но не более того. Копаться в тонкостях психологии юноши с отягощенным прошлым — это сейчас не для меня. Взвалил на себя груз — тяни, если нравится. Я мысленно упивался своим эгоизмом.
— За Марию Егоровну переживать не стоит, я, само собой, буду ее проведывать и звонить каждый день. Обещаю, — заверил я. — За Диму не скажу, некогда мне с молодежью возиться.
Бородич с любопытством глянул на меня.
— Еще не хватало, — хмыкнул он. — Я и не прошу. Андрюха Сапрунов присмотрит, приструнит, если что. По-соседски.
Я согласно кивнул.
— Ты мне лучше про себя скажи, что надумал?
— Насчет чего, Виталий Иванович?
Бородич рассердился:
— Ты мне Ваньку не валяй!
Тяжело вздохнув, я уверенно ответил:
— Поймите меня, ну не могу я никуда уезжать сейчас. Хоть режьте.
— Весь в отца, — буркнул Бородич. — Ладно, — примирительно добавил он, — нет так нет. Другого ответа и не ждал. Хотя бы ничего не предпринимай без моего ведома. Держи в курсе событий. Добро?
— Добро.
Напряженное лицо Виталия Ивановича немного просветлело. Я почувствовал к нему благодарность. Любое давление сейчас воспринималось мной как агрессия, и вынуждало бы меня делать выбор, в правильности которого я не мог быть уверен. И потом, в конце концов, я категорически не хотел перекладывать ответственность за последствия событий, которые произошли со мной и еще могут произойти, на кого бы то ни было.
— Ладно, пожалуй, я поеду.
— Да, конечно, — подхватил Бородич и похлопал меня по плечу. — Меня тоже там с уколами заждались, наверное.
Выйдя из лифта, я тут же уловил знакомый запах сигарет Муратти. Было желание незаметно спуститься по лестнице вниз. Пересилив себя, пошел все же к двери своей квартиры. У окна, как я и предполагал, стояла Анна. Она медленно повернулась ко мне, вся в клубах дыма, с печальным, ангельским выражением на лице.
— Ты почему так поздно?
Я молча вытащил ключи, открыл дверь. Анна тенью скользнула вслед за мной.
— Что-то случилось? — не оборачиваясь, спросил я и направился в кухню.
— А разве нет? — в тон мне ответила она.
Я поставил пакет с продуктами на стул, стоявший в углу.
— Пойдем в комнату, — предложил ей.
Она нехотя подчинилась, бросив любопытный взгляд на мои покупки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я предусмотрительно сел в кресло, исключив, таким образом, возможность устроиться ей рядом со мной на диване. Анна поняла мое незатейливое ухищрение и встала позади моего кресла.
— Я тебя люблю, — тихо произнесла она, обвив меня руками за шею.
Удушливый аромат духов, название которых я так и не удосужился запомнить, ударил в нос и вызвал першение в горле. Я аккуратно освободился от ее рук и поднялся.
— Анна, — укоризненно произнес я, покашливая. — Ну, к чему эти слова? Сколько раз мы пытались подвести итог нашим отношениям? Пора уже набраться смелости. Как ты считаешь?
Мне хотелось сразу расставить точки над «и». Иначе, я знал по опыту, разговор мог уйти так далеко от основной темы, что вернуться к главной мысли будет просто невозможно.
— У тебя кто-то есть? — театрально сцепив пальцы, спросила она. На лице ее при этом блуждало выражение рассеянной снисходительности. Она и мысли не допускала, что я мог заинтересоваться кем-то другим.
Мне стало смешно и я, не выдержав, расхохотался.
— У меня? Ты спрашиваешь, есть ли кто-то у меня?
Я плюхнулся на диван и закинул ногу на ногу.
— Нет! — развел я руками, продолжая смеяться. — Представляешь, у меня никого нет.
Личико Анны ожило, она плавным движением погрузила пальцы в волосы, откинула их назад и недоуменно пожала плечами.
— А чего тогда смеешься?
Действительно, смешного мало. Тут она права.
— Не знаю, — честно признался я.
— А-а, — протянула она. — Это тебя развлекает.
Я замолчал. Почему-то мне казалось, что она пришла ко мне, чтобы поговорить о последних событиях, что ее это интересует и волнует. Но она ни о чем таком не спросила. Я с преувеличенным вниманием начал изучать свои ногти, всем своим видом демонстрируя, что мне нет дела до ее присутствия здесь.
— У тебя есть выпить? — неожиданно спросила она.
— Нет, — сказал я, и это было почти правдой. В пакете с продуктами была бутылка виски. Однако на эту бутылку у меня был другой расчет: я хотел отблагодарить Усова за автомобиль. К тому же Анна никогда не любила виски.
Она посмотрела в сторону шкафа, где обычно стоял коньяк.
— Нет, — повторил я, перехватив ее взгляд. — Был коньяк, но я его выпил. Как я понимаю, ты за рулем.
— Я приехала на такси, — многозначительно сказала она.
— Ясно, — кивнул я. — Сейчас вызову такси.
У меня даже не мелькнуло чувство вины или неудобства за свое поведение. Впрочем, печали и разочарования на лице Анны я тоже не заметил. Скорее, удивление.
Когда за ней закрылась дверь, я некоторое время стоял, не веря своему счастью, затем, хлопнув в ладоши, пошел в комнату. На душе было мерзко. В моей жизни отчетливо наметилась тенденция к разрушению. В бизнесе развал, в личной жизни тоже. Нет, я ни на минуту не жалел о разрыве с Анной, и сегодня это был последний всплеск, резюме, так сказать. Только удастся ли мне что-то создать, или так и буду бродить по руинам…
Я взял с полки Камю, нашел листок с номером Селены и даже набрал его в мобильнике. Однако нажать вызов не решался. Было страшно. Я боялся не отказа и не насмешки. Боялся холода в голосе, безразличия и недоумения. После этого, конечно же, повторить звонок я себе не позволю, а мне очень не хочется терять такую возможность. Так что не сейчас, не сейчас…
— О, как ты кстати! — Усов улыбался. — Проходи, дружище.
В квартире никаких нимф не наблюдалось, кругом царил непривычный порядок. На мебели ни пылинки, шторы на окнах в аккуратных складочках, подушки на диване, как солдаты, стояли стройными рядами. Я с удивлением посмотрел на Петра.
— Я тоже в шоке, — заверил меня Петр, приложив руку к груди. — Мама приходила. Сам понимаешь, что ее нервы не выдержали, и она тут целый день убивалась, пока из берлоги не сделала что-то наподобие жилища.