А моя жизнь шла своим чередом. Я жила одна, растила детей, и жизнь казалась мне вовсе не такой уж беспросветной, какой представлялась поначалу; с другой стороны, мне не было еще и сорока, я была довольно обеспечена, хотя и приходилось подрабатывать на рекламе по разовым контрактам, и похудела на два размера.
Вероятно, к этому самому времени относится начало двухмесячных поездок Маризы в Камерун, в джунглях которого она изучала жизнь баков. Я живо представляю ее себе — в шортах цвета хаки, простой спортивной рубашке, светлые волосы увязаны хвостиком — совершающей наезды в деревни аборигенов. Она сидит на складном стульчике, перед ней на переносном столике магнитофон, записывающий на пленку простой вокабуляр этого крошечного воинственного племени. Делая записи в блокнотах, напряженно размышляя, она пытается найти в примитивном и грубом укладе их жизни разгадку тех факторов, которые привели ее собственную цивилизацию от естественной простоты и гармонии к тому, что она представляет собой теперь.
Мне хочется знать, воспринимает ли Мариза нашу культуру так же, как я? Видит и чувствует ли, подобно мне, всю жестокость и отсутствие богов и богинь в нашем мире?
Не потому ли меня так тянет рисовать насекомых? Я бы и рада оставить их в покое, но они, жужжа и трепеща крылышками, не оставляют моего воображения. Вот и сейчас я только что закончила серию рисунков шершней, которые никто никогда не купит. В самом деле, кому захочется повесить у себя дома такой рисунок? Вероятно, для меня шершни олицетворяют ту жестокость, которую я наблюдаю повсюду: в телевизионных программах, в газетных сообщениях, в общении людей друг с другом. Однако я отвлеклась.
В 1984 году я вышла замуж за Кеннета Ройдена. Он старше меня на десять лет и к тому же оказался бездетным вдовцом и замечательным архитектором. Он добр, талантлив, в общем, тот самый человек, за которого мне следовало бы выйти замуж с самого начала. Он легок в общении и обладает способностью отнестись к женщине и наименее предсказуемым свойствам ее натуры с терпением и пониманием.
Когда я познакомила с ним моих родителей, они были вне себя от счастья и даже не пытались скрыть своей благодарности за то, что он «спас» их дочь. Интересно, от чего? От меня самой, скорее всего.
Приблизительно в то же время я стала продавать свои картины — натюрморты, разумеется, не насекомых, — небольшому, но, с моей точки зрения, понимающему толк в искусстве кругу друзей и коллекционеров, которые украшали ими стены своих прихожих и спален. Несколько картин купил ресторан диетического питания в СоХо и магазинчик в Истсайде, торгующий мебелью для загородных домиков.
Ни в плане известности, ни в плане финансового положения я высот не достигла. Может, потому, что я слишком долго боялась и думать об этом. Единственное, в чем я действительно преуспела — это в том, что по крайней мере понимаю, чем мне хочется заниматься в первую очередь, и претворяю свои замыслы в жизнь.
Я как никогда чувствовала себя счастливой и уверенной в себе и, вероятно, поэтому, услышав в телефонной трубке голос вернувшейся, наконец, из Индии Джой, вместо того, чтобы тут же оборвать разговор, стала слушать ее извинения по поводу того давнего инцидента с Ральфом. По ее признанию, в то время она совершенно не владела собой, уже тогда сидела на наркотиках и ей было очень-очень плохо.
Но теперь все это в прошлом. Она в полной завязке и хочет только одного: восстановить утраченные связи и начать новую жизнь. Сколько раз она вспоминала меня! Из всех ее друзей я была ей ближе всего. Она видела мои картины в ресторане в СоХо и была поражена тем, как сильно я усовершенствовалась за это время. Теперь я стала настоящим Мастером. Понимаю ли я это? Нет, зря она уехала из Штатов. Она так тосковала по дому, теперь-то она ни за что не покинет больше Нью-Йорк и свою маленькую квартирку на перекрестке Сто седьмой и Бродвея. Она повзрослела, но чувствует себя сейчас как никогда юной. Я понимаю, что она имеет в виду? Черт возьми, ей так хочется пообщаться с кем-нибудь умным, талантливым и, в общем, таким понимающим, как я. Может, мы встретимся с ней хоть разочек где-нибудь в удобное для меня время?
И вот не прошло и четверти часа, как я неожиданно для самой себя пригласила ее на ланч в «Знамение голубки».
Глава пятая
Придя в ресторан, я застала Джой уже сидящей в зале и о чем-то серьезно разговаривающей с помощником официанта. Как всегда, на ней был шикарный наряд: пиджачок розовато-лилового цвета, юбка и блуза с огромным вырезом — все явно от Лорана. Она совершенно изменилась и выглядела гораздо моложе своих сорока двух. Все то же округлое лицо с маленьким носиком-пупочкой, встрепанные светлые — без седины — волосы, руки с мягкой юной кожей и тщательно отполированными ногтями (лака она по-прежнему не признает). Даже улыбка осталась все такой же по-детски открытой. Хотя не могу не заметить, на юношу-официанта, судя по тому, что он с видимым облегчением прекратил беседу с ней при моем появлении, она, по всей вероятности, не произвела впечатления.
Мы заказали коктейли с шампанским — по ее словам, теперь это ее любимый напиток, и все первые полчаса она беспрестанно жаловалась, что прошли те времена, когда она угощала в «Знамении голубки» целые толпы народа. В ту золотую пору она и вправду распоряжалась своими деньгами и временем с щедростью, которой позавидовали бы мать Тереза и наследники Джона Д. Рокфеллера вместе взятые.
С этой темы она плавно перешла к исповеди о ее кошмарном втором браке: Фредерик Уорт, по ее утверждению, предал ее и завладел всеми ее деньгами. Ее новый адвокат, как выяснилось, оказался не столь знающим, как Ральф. Меня подмывало спросить, чьим мужем он был. Но я намеренно удерживалась от вопросов, которые могли привести к конфронтации. Я просто слушала ее, стараясь не слишком верить тому, что она говорит, успокаивая себя тем, что настанет мой черед. Для чего? Этого я не знала.
В Индии она растратила последние деньги. Она отправилась туда в поисках «духовного вдохновения», но сумела при этом не смешаться с тем отрепьем, которое являют собой остатки хиппующих наркоманов, все еще сохранившиеся в Гоа и Непале. Нет, это не для нее. Встречалась она и с супругами магараджи. Одна из них, известная лесбиянка, познакомила ее ну просто со всеми в Нью-Дели. Далее последовало описание тех дворцов, в которых ей приходилось проживать, а также пикантная история о семье Ганди, которую я предпочту тут не повторять.
После супруги магараджи у нее был длительный роман с одним мусульманином, она даже собиралась выйти за него замуж, но это их многоженство… При всей ее любви к женщинам это было бы, пожалуй, слишком. Но, бог мой, какой у него дом, Мадлен! Бокалы для вина подаются исключительно золотые, ванные — размером чуть ли не с гостиную, а слуги то и дело отвешивают поклоны и из кожи вон лезут, чтобы во всем тебе угодить, только что зубы не чистят. А какие украшения! О драгоценных камнях она теперь знает абсолютно все — какие из них представляют ценность, а какие нет, так что если я пожелаю, она с радостью просветит меня на этот счет.