вернулся в кафе, дверь захлопнулась, а нас отпустило.
Неожиданно стало темно — пожар в казарме прекратился, словно всё здание залили водой.
— Фу-х… Что это было? Что это? — спросила Самира. — Что-то очень мощное.
Она подошла, и я обнял её. Она тряслась — то ли от того, что стало ветрено и похолодало, то ли от перенесённого стресса.
— Да. Кто-то из аборигенов, — кивнул я, не то сорвав, не то сказав правду. — Мы поговорили, нам позволили уйти. И сказали про какую-то лодку. Слушай, возьми куртку, ты прямо дрожишь. Не побрезгуешь? Вот у этого не запачкалась.
Я подошёл и стащил куртку с одного из убитых сиамцев. Мародёрство — одно из худших явлений войны, но иногда приходится прибегать и к нему.
Самира кивнула, накинула на плечи.
— Ты помнишь, как идти до пирса?
— Да. Тропа — вот за тем зданием, нужно спуститься в каньон, а там…
— Я дико извиняюсь, — снова перебил меня голос из хибары. — Позвольте вы сперва меня освободите, а там я вам сам подскажу, как отсюда выбраться.
Я направился в хижину. На грязной циновке лежал молодой человек лет тридцати. Правда, молодость его с трудом выдавали черты лица, погребённые под бурной растительностью — обширной шевелюрой и густой окладистой бородой, спускавшейся до груди. На лице были очки с двойными линзами, левое стекло было расколото.
А лицо в совокупности с очками показалось чрезвычайно знакомым.
— Летов⁈ — произнёс я, но вскоре понял, что сходство было лишь на первый взгляд.
— Боже! — воскликнула Самира и завозилась с цепями. — Сколько вы тут?
— Три дня, сударыня. Вы очень любезны. Как вас зовут?
— Самира Омеровна. А… а почему тогда?
— Станислав Володимирович, к вашим услугам. И никоим образом не Летов, не надо тут, пожалуйста. А борода у меня такая, потому что мой расовый подтип склонен к обладанию весьма мощным третичным волосяным покровом, знаете ли.
— Вы учёный? — догадался я, подключившись к развязыванию товарища и представился. — Эльдар Матвеевич.
Бородач немного неуклюже выставил из петлей цепочки ещё неразвязанную ладонь, предлагая обменяться рукопожатиями.
— Именно так, учёный. Ассистент императорского института естественных наук, филиал в Плотниковске. По совместительству — корнет биологической разведки.
— О! А как оказались?
— Моя история, полагаю, проста и очевидна. Мы были в экспедиции севернее Новой Бессарабии, исследуя эволюцию отряда драконид. Нашли отличную пещеру с кучей костей, прямо-таки рай для учёного. В этой пещерке нас-то и окружили. Солдат всех, как видите, перебили, а меня и мою коллегу — вот, закатали в цепочку, и сюда. Коллегу, к сожалению, вчера какой-то якудза выкупил, опоздали вы. Да, в соседней конуре две девицы, пожалуйста, займитесь ими тоже. Ох… премного благодарен!
Он наконец-то освободился от оков встал в полный рост, оказавшись даже чуть выше меня. Затем посмотрел на стену.
— Да, та, что ближе к стене — может быть ранена, похоже на перелом или подвывих правой лодыжки, если у вас у кого есть способности к врачеванию…
— Прозрачное зрение? Видите сквозь стены? — догадалась Самира.
— Именно так, сударыня. Не беспокойтесь, ежели я посмотрю на вас — то растворится не только ваш замечательный уворованный у врага сиамский кужух и тюремные штаны, но и все мягкие ткани, так что…
— Да нет, ничего страшного, — усмехнулась Самира, взглянув на меня.
Я, разумеется, промолчал, что большую часть дороги она проходила голышом. Следующие минут десять они освобождали рабов. В хижинах из живых остался и десяток аборигенов из числа прислуги — они молча поднялись и ушли в буш. Мы понимали, что в поселение может приехать кто-то ещё из глубины территории, поэтому приходилось торопиться.
Всего освободить удалось шестнадцать человек — к двадцати девяти из нашего отряда, из них знали русский четверо, включая двух девушек. Их и решили взять с собой.
А вот все аборигены, включая освобождёных с базы девушек, а также Эльвира, цыганка — решили остаться. Последняя повисла на шее и полезла целоваться.
— Папашка наш, я тебя не забуду, дорогой, спасибо тебе!
Учитывая, что на нас смотрела Самира, я осторожно отстранил её и попрощался. Конечно, мне не улыбалась мысль о том, что где-то по просторам Аустралии будут бегать мои потомки, которых я в жизни никогда не увижу, но в наших условиях я предпочёл подарить им свободу.
Затем вы подлечили раненых — зацепило, в итоге, троих в разной степени. Распределили оружие и направились по берегу каньона на штурм последнего бастиона на пути домой — лодки, про которую упомянул таинственный абориген.
И здесь меня ждал небольшой сюрприз.
Уж больно знакомая рыболовецкая посудина болталась на водах бухты у причала.
Часового в будке на берегу мы сняли быстро. Затем в глаза ударил луч прожектора с борта, и по нам открыли огонь — сначала из автомата, а затем из пулемета.
Аи, хрупкая китайская девочка — подняла руку, сжала в кулак — пулемёт вместе со стрелком вылетел из рук, описал короткую дугу в воздухе, упал в воду. Стрелявший из автомата же бросился бежать — лица его я не разглядел, но предположил, что это капитан корабля.
— Тише, тише! Не разворотите корабль, нам на нём ещё плыть, — скомандовал я, а затем крикнул: — Ляо, это ты! Я не буду стрелять!
Я проверил патроны в рожке автомата и бросился на палубу.
— Он на корме! — узнал я голос китайца. — Мой сын у него.
Значит, стрелял не капитан. Зашумели двигатели судна. Медленно, но верно, оно начало отчаливать от берега. Я понял, что решать проблему придётся одному.
Мой враг стоял на корме, у самого борта, прижимая локтём за шею сынишку капитана. В одной руке был зажат нож, в другой — облегчённый не то автомат, не то ППШ. Это был тот самый сиамец из «Серых Кхмеров», который пленил нас с Самирой, и я вспомнил, что дал некоторое обещание.
Я начал забывать, что это моя особенность, как и у большинства людей-парадоксов: если дал обещание, то судьба может извернуться так, чтобы помочь его не нарушить.
— Стоп! — крикнул он, а затем выпустил пару одиночных мне под ноги.
Я и не думал отступать.
— Shèjí! Shāle wǒmen liǎng gè! (Стреляй! Лучше убей нас обоих!) — крикнул парень по-китайски.
— Ты фильмов насмотрелся, что ли? — усмехнулся я. — Так дела не делаются. Парень, положи ствол. Просто положи сюда…
— Стоп! Jeg Drep! — сказал он на непонятном наречии, что очевидно переводилось как «я убью».
Я кивнул и бросил ему под ноги свой автомат. Берег уже отдалился на метров тридцать, корабль набирал ход. Как ошалелый, сиамец взглянул на моё оружие, потом на меня, потом пнул автомат в сторону, и с визгом выпустил в меня короткую очередь.
— Ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-я ляля-ля ля-ля-ля, — зазвучала песенка.
Пули повисли в воздухе — я знал, что так и будет, потому что одна из моих беглянок стояла на пристани и в нужный момент наставила передо мной защитный купол.
Сиамец вместе со своим заложником медленно начали отступать вдоль борта в угол, намереваясь пробраться к трапу. Но оказавшись в углу, он вдруг почувствовал, что не сможет завершить свой манёвр. Сначала нож, сжимавший левую ладонь, резко дёрнулся вниз, повредив пальцы. Следом — ствол в правой руке, словно примагниченный, врезался в стойку конструкций, выворачивая руку из сустава. Следующим моим оружием стал его армейский кителёк — ткань была плотная, а пуговицы маленькие, как и было нужно. Все швы, все нитки его куртки стали вдавливаться внутрь, врезаясь в тело, продавливая кожу, перекручиваясь и выжимая все внутренности, как бельё после стирки.
Он орал, извивался, бессильно кашляя кровью и шевеля вздувшимися пальцами, так, что мне самому стало страшно от своей жестокости, но я не позволил облегчить ему страдания, не стал пристреливать, а просто дёрнул рукой, и его искорёженное туловище полетело через борт истекать кровью в воды Оранжевого Моря…
Я сумел скомандовать подскочившему капитану поворачивать, дождался, пока корабль даст задний ход и пристанет к берегу, а затем сполз по стенке и ненадолго отрубился.
Когда сознание вернулось в норму, мы уже на полных парах пересекали воды Оранжевого моря, и у меня возникло полное чувство, что мы возвращаемся домой.
Глава 14
— Я тебя теперь немного боюсь, — сказала Самира. — Это выглядело слишком жестоко даже для нашей ситуации…
— Поверь — для меня тоже. Я тоже теперь себя немного боюсь. Но уверен, что такое