Почувствовав, что молчание рыцаря затягивается, девушка подняла голову, взглянув ему прямо в глаза. Да, куцыми ресницами она напоминает кролика, но в одном ей отказать нельзя: у нее прекрасные глаза.
Пронзенный внезапным желанием защитить девушку, Остин нежно взял ее за обе руки и, глядя в самую глубину этих глаз, сказал:
— Я буду любить тебя в горе и в радости…
8
Проникновенные слова рыцаря и его ласковое, но в то же время властное прикосновение молнией пронзили Холли. Вслед за этим ее тотчас же захлестнуло уныние. Случайная встреча на том же травяном ковре, на котором они сейчас стояли, открыла девушке, каким сильным и беспощадным может быть это огромное мускулистое тело. Если жуткие слова Элспет насчет обязательной части супружеских отношений верны, сомнительно, что она сможет пережить обещанные рыцарем знаки внимания.
Словно желая испытать решимость Гавенмора, священник сказал:
— Можете поцеловать невесту.
Холли гневно сверкнула очами, недоумевая, с чего это мошенник так радуется!
Рыцарь нагнулся, преодолевая значительную разницу в росте, и закрыл глаза, когда губы его находились еще в добрых двух футах от лица невесты.
По спине Холли пробежала совершенно неуместная дрожь сладостного предчувствия.
«Возможно, я и впредь буду одаривать своими поцелуями незнакомцев, но вы, сэр, можете быть уверены: вас я ими болыпе не осчастливлю!» Опровергая собственные слова, девушка призывно приоткрыла губы, ужасаясь мысли, что они сейчас предательски раскроются под настойчивым поцелуем рыцаря.
Однако ее опасения оказались напрасными. Губы Гавенмора лишь целомудренно скользнули по ее лбу. Щеки, которые отец Натаниэль натер жгучей крапивой, запылали еще ярче, и Холли изобразила неуклюжий реверанс.
— Вы оказали мне огромную честь, сэр. Угрюмое лицо рыцаря несколько смягчилось.
— Теперь я твой супруг. Ты можешь называть меня Остин, а я буду называть тебя Айви.
— Как вам будет угодно, — сказала Холли, но рыцарь уже отвернулся к ее отцу, чтобы обсудить вопрос о приданом. Глубоко задетая непривычным ощущением, что ее не замечают, она едва слышно добавила: — Но у меня другое имя.
Холли с огорчением узнала, что ее супруг намеревается через час покинуть Тьюксбери. Она надеялась провести первую брачную ночь под защитой отчего крова. И пусть отец не отозвался бы на ее отчаянные крики о помощи, злорадно думала она, по крайней мере он бы страдал, слушая их.
Остин с раздражением воспринял известие о том, что его жена собирается взять с собой свою няньку и священника. Няньку он еще смог бы вынести, хотя и считал, что невеста его достаточно взрослая и может обойтись без подобной блажи, но священник — это уже слишком. Взобравшись на смирного ослика, тот взирал на рыцаря, скривив губы в откровенной ухмылке. В Каер Гавенморе уже более двух десятилетий не было священника, и это полностью устраивало Остина. Какой толк проклятому просить божьего милосердия?
Когда Кэри под бдительным оком графа де Шастла вывел животных во внешний двор замка, невеста Остина вдруг заявила:
— Мне понадобятся носилки.
Рыцарь переглянулся со своим оруженосцем. Вне всякого сомнения, граф во избежание насмешек возил свою дочь в закрытых от посторонних взглядов носилках, но теперь, когда она его жена, ни один человек не посмеет смеяться над ней. Не рискуя расстаться при этом с зубами или жизнью.
— Боюсь, это невозможно, — терпеливо объяснял Остин. — Носилки некому нести. Мы прибыли сюда вдвоем с оруженосцем.
Он едва сдержал улыбку при мысли о таком легкомысленном кортеже, передвигающемся по крутым холмам и густым лесам его родины.
Холли подняла глаза к небу, недоумевая, как долго ее супруг будет упрямо продолжать настаивать, что окрестные чащи не кишат ордами валлийцев, готовых при первых же признаках предательства перерезать глотки вероломным англичанам.
— Тогда каким же образом мне придется путешествовать? — спросила она, отчетливо выговаривая каждое слово, словно обращаясь к ребенку.
— Разумеется, верхом, — таким же тоном ответил ей рыцарь.
Холли недоуменно оглядела лошадей. Рядом с огромными боевыми конями, принадлежащими сэру Остину и его оруженосцу, щипали траву четыре вьючных животных, переметные сумы на которых были набиты золотом ее отца. Едва ли можно будет объяснить рыцарю, что отец позволял ей путешествовать лишь в сопровождении вооруженной охраны в крытых тесных носилках, укрывающих ее от жадных взоров мужчин. Холли надеялась, что уединение, предоставленноё таким способом передвижения, позволит ей хоть на несколько драгоценных часов развязать ноющую грудь.
Она с мольбой взглянула на отца. Тот отвернулся от Холли, ясно давая понять, что от него ждать помощи нечего.
Холли попыталась презрительно фыркнуть.
— Я не езжу верхом.
Гавенмор скрестил руки на груди.
— Тогда ты можешь ехать вместе со мной.
Холли поспешно направилась к ближайшей неказистой лошади.
— Я научусь.
Необходимость впервые в жизни сесть верхом на лошадь была гораздо менее пугающей, чем перспектива провести долгие часы прижатой к широченной груди мужа. Ощущать стриженым затылком его пахнущее дыхание или, что еще хуже, быть вынужденной обнимать его, сидя у него за спиной, прижимаясь ноющей грудью к его спине. В такой близости будет совершенно невозможно сохранить маскарад. И добродетельную невинность.
Холли осторожно приблизилась к самой низкорослой из лошадей. В сравнении с огнедышащим драконом, на котором восседал Гавенмор, гнедая казалась крошечной, но по мере того, как девушка приближалась к ней, тело лошади, казалось, увеличивалось до все более внушительных размеров.
Холли протянула руку к поводьям, жалея, что у нее нет ни яблока, ни морковки, чтобы задобрить животное.
— Ну же, лошадка, — засюсюкала она. — Хорошая лошадка.
Донесшееся из-за спины фырканье никоим образом не принадлежало представителю лошадиного племени.
Как только Холли схватила поводья, гнедая, тряхнув гривой, предостерегающе заржала и попятилась назад. Путаясь в пышных юбках, девушка неуклюже шагнула следом, не выпуская обретенные с таким трудом поводья. Вцепившись в кожаную луку, она, издав неприличествующий воспитанной девушке клич, попыталась взобраться в седло. Лошадь осела на задние ноги, сбросив ее на землю, и Холли порадовалась засунутому под юбки тряпью, смягчившему падение. Не обращая внимания на насмешливые советы, донесшиеся сзади, она поднялась с земли и отряхнулась.
Решительно стиснув зубы, Холли снова приблизилась к лошади. Не родилось еще существо мужского пола, которое она не могла бы очаровать или перехитрить, и это относилось и к капризному гнедому жеребцу. Предвосхищая то, что он снова отпрянет назад, Холли схватилась за луку седла и бросилась плашмя коню на спину.