Читать интересную книгу Уходите и возвращайтесь - Юрий Маслов

— Понятно, — сказал Никита. — А более ценных указаний нет?

Артыков потоптался на месте, еще раз взглянул на самолет и неуверенно произнес:

— Может, фильтры промыть? Пожалуй, не грех…

Никита натянул комбинезон, подкатил к самолету стремянку и рьяно принялся за дело. Он во всем подражал Артыкову — не суетился, не делал лишних движений, но угнаться за ним все равно не мог.

— Сноровки у тебя нет, — блестя белками глаз, добродушно посмеивался механик. — А подходы трудные. Здесь вот надо с левой стороны зайти, это и ежу понятно, а ты справа полез… Отсюда эту гайку до вечера не открутить. Только руки в кровь собьешь. Усек?

— Усек, — сказал Никита, свинчивая последнюю гайку и ища глазами для нее место.

— Стой! — вдруг заорал Ашир Аширович. — В карман клади или еще куда. Только от мотора подальше. Это же тебе не велосипед! Забудешь — она тебе в полете такого наделает, что ты ее, распроклятую, всю жизнь вспоминать будешь. По улыбайся, таких случаев сколько угодно было.

— И с нами?

— Со мной, к счастью, нет. А вот… запамятовал фамилию. — Артыков тыльной стороной ладони провел по лбу. — Кажись, Башилов… Да, Башилов, так он ключ четырнадцать на семнадцать в двигателе оставил.

— И что? — нетерпеливо спросил Никита.

— Цирк вышел, да и только. Подсосало его, и как пошел он колобродить!.. Весь мотор к чертовой матери разнес. Хорошо, летчик не растерялся.

— Выключил двигатель — и на вынужденную, — высказал предположение Никита.

— Соображаешь! — Артыков приподнял узкие, точно выщипанные полоски бровей и вытер ветошью руки. — Идем покурим.

Они сели на скамеечку у врытой в землю бочки, до краев наполненной водой. Ашир Аширович глубоко затянулся и, прокашлявшись, продолжил:

— На земле все догадливые, а в воздухе будто винтик какой отказывает. Года три назад такой случай был. Работал у нас инструктором некий Козин, старший лейтенант. Принимал он у одного парня экзамен по технике пилотирования. Вылетели, вышли, как положено, в зону и приступили к работе. Вдруг, смотрим, посыпалась спарка[4] прямо из верхней точки иммельмана. Завалилась через нос и, вращаясь, к земле.

— Перевернутый штопор, — сказал Никита. — Убрать газ, ручку на себя, дать левую ногу.

— Он тоже, наверное, это знал, — задумчиво проговорил Ашир Аширович.

— Так это и ежу понятно!

— Так то ежу…

— Ну, а дальше? — не выдержал Никита. — Козин-то что?

— Козин выпрыгнул…

— А парень?

— Похоронили желудя, — удрученно сказал Артыков. — Карта ему, видно, такая выпала, пиковая…

— Что же произошло? — помолчав, спросил Никита.

— Чепуха, — сказал Артыков, нахмурясь. — Самая невероятная на первый взгляд и нелепая чепуха. — Он плохо уложил в чаше сиденья парашют, и когда завис, то тот из-под него, злодей, выскользнул. Да как! Застрял, подлец, между сиденьем и ручкой управления и, по существу, заклинил ее. А парень в довершение ко всему выдернул ненароком еще и вилку шлемофона. Вот и представь себе его положение: инструктора не слышно, управление откачало, самолет в штопоре, и земля на тебя волком. В общем, парень от страха забыл не только, что у него парашют есть, но и как мать родную зовут. А Козин ручку дергал-дергал — бесполезно. А земля приближается, через несколько секунд каюк. Надавил он тогда СПУ[5] и приказал курсанту прыгать. И сам вывалился. Первым. Как потом выяснилось, даже ответа не дождался. Видать, тоже порядком струхнул. Вот как пинает, — кряхтя и помаргивая, закончил Ашир Аширович. — А ты: убрать газ, ручку на себя, дать левую ногу. На земле оно все в другом цвете…

— Ну, а что Козин? — покраснев, спросил Никита.

— Козин-то? — Артыков твердыми, как железо, пальцами смял мундштук папиросы и выбросил ее в бочку. — Ушел он от нас.

— Куда?

— А бог его знает. Ребята говорят и летать-то бросил.

— Чего это он так… круто?

— Чего? — Ашир Аширович хлопнул себя ладонью по колену и, поймав взгляд Никиты, тихо спросил: — А ты думаешь, легко жить с таким подарком?

— Но у него же было безвыходное положение.

— Безвыходное, — согласился Артыков. — Но только носить с собой всю жизнь в кармане смерть этого мальчишки — тоже не выход. Ты бы смог?

— Пожалуй, нет.

— И он приличным парнем оказался. Понял?

— Понять-то понял, — сказал Никита. — Только ведь…

— Никаких «ведь»! — рявкнул Артыков. — Если лежишь с товарищем у пулемета, то пить не бегай, терпи. В авиации свои законы, неписаные.

— Сдаюсь, — сказал Никита, вставая, — сдаюсь и снимаю все возражения. Пошли гайки крутить?

— Иди, я еще покурю. Только смотри, я каждую контровку пропорю.

Никита придержал шаг и через плечо бросил:

— Железный ты мужик Ашир Аширович.

Через час работа была закончена. Никита вымыл бензином руки и, прежде чем отправиться на обед, заглянул в будку мотористов. Там в это время обычно собирались ребята — обменяться свежими новостями, позубоскалить, сыграть партию-другую в домино. За столом в ожидании партнера сидели трое: Алик, Славка и его механик Леха Безуглов — круглолицый веснушчатый парень с дерзким прищуром нежно-голубых глаз. Природа наградила его этой красотой, видно, в насмешку, чтобы резче подчеркнуть непривлекательность остальных черт хозяина — узкий лоб с могучими, как у обезьяны, надбровными дугами, короткий мясистый нос, тонкую полоску искривленного рта, в углу которого вечно висела сигарета, и маленький безвольный, по образному выражению боксеров, стеклянный подбородок. В отличие от своих коллег, Безуглов попал в аэродромную прислугу случайно. Отслужив действительную, он вернулся в родной колхоз, но не поладил с председателем — нравом был крут — и с легким сердцем пошел искать счастья на стороне. Знал: хорошие механики — а Леха был действительно неплохим механиком, в армии даже благодарности имел — на дороге не валяются.

— Садись, — сказал Леха, завидев Никиту. Он погасил сигарету, но тут же щелчком пальца выбил из пачки следующую.

Никита любил играть с этим огромным и непонятным для него парнем. Всякие там комбинации Леху не интересовали, ему нравился сам процесс игры. Он вечно проигрывал, но не обижался, и когда приходила его очередь лезть под стол, то проделывал это деловито и с достоинством, как все, за что бы он ни брался.

Игра была в самом разгаре, когда в будку вошел прапорщик Харитонов. Курсанты мгновенно вскочили. Безуглов не только не шелохнулся, но, углубленный в изучение фишек, даже рта не раскрыл. Он вообще, кроме своего непосредственного начальства, никого не признавал, и авторитетов для него не существовало.

— Сидите. — Харитонов махнул рукой и сам присел на краешек скамейки.

На столе лежала книга «Сквозь бури и штормы». В ней рассказывалось о подвигах воздушных десантников в годы Отечественной войны. Прапорщик с интересом полистал ее и, прихлопнув ладонью, спросил:

— Чья?

— Моя, — сказал Алик.

Харитонов прищурил глаз и посмотрел на Черепкова так, как смотрят на попавшегося в капкан зверя. После неудачной попытки списать Алика — начальство, разобравшись, положило рапорт под стекло — отношения между учителем и его учеником были более чем натянутые.

— В десантники готовишься?

— А что? — с веселой решимостью ответил Алик.

— А представляешь, что это такое?

— Вполне.

Алик хлопнул фишкой и с удивлением уставился под потолок. Взгляд его был настолько заинтересованным, что вслед за ним вскинули головы и остальные. Над верхней балкой, высунувшись из сена, которое накосил и набросал на чердак хозяйственный Безуглов, покачивались две треугольные змеиные головки. Как туда попали ужи, никто не знал. По-видимому, их вместе с сеном забросил Леха. Но дело было в другом. Как только ребята начинали стучать костяшками домино о стол, ужи, забыв об осторожности и грозящей им опасности, мгновенно высовывались и, покачиваясь, несколько минут с любопытством взирали на окружающих. Неподвижными оставались только пуговки стеклянных, безразличных, как у слепых, глаз.

Харитонов взял лежащий на столе возле Безуглова десантный нож. Лезвие со свистом рассекло воздух и с мягким стуком вошло в балку. На его кончике трепыхался пришпиленный уж. Он, наверное, так и не понял, отчего наступила смерть, и принял ее легко и бездумно. Глаза его, утратив холодный блеск, потускнели, но тело, продолжая жить, судорожно извивалось, кольцами наматываясь на рукоятку.

Харитонов насмешливо прищурился:

— Вот что такое десантник.

Леха подвинул к стенке табуретку и, встав на нее, с трудом вытащил застрявший в древесине тесак. Уж безжизненно шмякнулся на пол. Это была змея, обыкновенная змея, на которую люди обычно смотрят с отвращением и брезгливостью. Но ничего подобного в этот момент Никита к ней не испытывал. Ему ее было просто жаль, по-человечески жаль. Как все живущее на земле.