– Докладывать надо очень кратко – пять—семь минут. Сказать главным образом о международном молодежном движении.
Шелепина напутствовал и Маленков:
– Имей в виду, он почти ничего не слышит, поэтому надо говорить громко, даже кричать. Когда придешь к нему в кабинет, ничего в руках не держать: ни папок, ни бумаг.
Через неделю позвонили: иди.
Шелепин:
«Открыл дверь, зашел, кричу:
– Здравствуйте, товарищ Сталин!
А он наклонился, молчит. Я тогда вплотную вот так подошел и кричу:
– Здравствуйте, товарищ Сталин!
Он посмотрел, повернулся и пальцем показывает, что надо сесть. Я сел. Начал докладывать – встал. Он махнул рукой – сиди. Я доложил обстановку в международном молодежном движении. Он выслушал. Ничего не спрашивал, не задавал вопросов. Сказал:
– Вам надо войти членом в общесоюзный славянский комитет. Это очень важная организация.
Я говорю:
– Хорошо, товарищ Сталин.
И тогда он заключил:
– Ну, все, спасибо.
Я встал и пошел:
– До свидания, товарищ Сталин.
Он не ответил».
31 октября 1952 года на пленуме ЦК ВЛКСМ Шелепин стал первым секретарем. Учитывая то, что его предшественник сразу оказался на партийном олимпе, должность эта была более чем высокой. На Шелепина смотрели как на восходящую политическую звезду.
Секретарем ЦК ВЛКСМ по кадрам утвердили Василия Никифировича Зайчикова. Но в самом начале 1953 года его внезапно перевели на работу в Министерство государственной безопасности – помощником начальника следственной части по особо важным делам.
Сталин подбирал в органы новых людей, чтобы заменить ими старых чекистов. Маленков сказал новичкам:
– Мы пригласили вас по поручению товарища Сталина. Он посмотрел ваши личные дела. Вы ему понравились.
Одновременно с Зайчиковым в МГБ на той же должности оказался и недавний заместитель заведующего отделом комсомольских органов ЦК ВЛКСМ Николай Николаевич Месяцев. Но он в отличие от Зайчикова был военным юристом, во время войны служил в управлении военной контрразведки СМЕРШ. Старшим следователем по особо важным делам назначили первого секретаря Челябинского обкома комсомола Петра Ивановича Колобанова.
Василий Зайчиков допрашивал бывшего министра госбезопасности, бывшего начальника Смерша генерал-полковника Виктора Семеновича Абакумова. Зайчиков рассказывал Месяцеву, что, когда Абакумова в первый раз привели к нему на допрос, тот сразу раскусил следователя:
– А, мне следователя-новичка дали.
– Как вы это определили? – поинтересовался Зайчиков.
– Вы были депутатом Верховного Совета, у вас еще на лацкане след от значка, ботинки из-за границы…
Зайчиков действительно был депутатом Верховного Совета РСФСР.
Василия Зайчикова министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев возил к Сталину на Ближнюю дачу. Вождя интересовал Абакумов. Он распорядился:
– Заковать в кандалы.
Николая Месяцева Шелепин в 1955 году опять взял в ЦК заведующим отделом пропаганды и агитации, а на следующий год сделал секретарем ЦК ВЛКСМ по идеологии.
«В последний раз я видел Сталина вблизи 21 января 1953 года, – вспоминал Михаил Халдеев, – на торжественном заседании, посвященном 29-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина в Большом театре…
Затылок Сталина был уже явно склеротический, весь в красных прожилках, волос мало, они отдавали рыжеватым цветом. Когда он оборачивался, то просматривались и оспины на лице. Помню, меня удивил его низкий лоб – совсем не такой, как изображали на портретах. В правой руке он держал карманные часы и каждые семь-восемь минут подзывал к себе Маленкова, чтобы спросить, как долго будет продолжаться доклад. И всякий раз Маленкова заверял Сталина, что ровно полчаса, не больше. Видно было, что Сталин плохо себя чувствует, ему тяжело дается пребывание на людях».
В сталинские времена комсомол был суровой школой.
«Мое поколение долго, вплоть до ХХ съезда КПСС, не располагало достоверной информацией о положении в партии, стране и жило во лжи», – писал на склоне лет Александр Шелепин.
Владимир Семичастный, шедший за Шелепиным, можно сказать, след в след (он возглавил после него комсомол, а потом сменил его и в ЦК КПСС, и на Лубянке), сформулировал это так:
– Чем отличались советские кадры? Чтобы продвинуться и занять пост, надо семь сит пройти, шишки и синяки набить. Через семь сит прошел, а на восьмом застрял…
Многие комсомольские функционеры копировали худшие черты своих партийных опекунов: чинопочитание, послушание и умение внимательно слушать вышестоящих, писал Михаил Федорович Ненашев, секретарь Челябинского обкома партии, а затем заместитель заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Аппарат комсомола, особенно в его верхнем эшелоне, в фарисействе мало чем уступал иезуитам.
Наиль Биккенин, который много лет проработал в ЦК партии, писал:
«Я безошибочно мог определить в аппарате ЦК бывших комсомольских работников по тому, как они садились и выходили из машины. Такую непринужденность и автоматизм навыков можно было приобрести только в молодости».
«Комсомольские деятели – это никакая не молодежь, а специфическая категория – чиновничий подрост, смена аппаратного руководства, – записал в дневнике Алексей Кондратович, заместитель Твардовского в „Новом мире“. – Это люди, заранее планирующие свою жизнь в руководителях. Молодые люди, еще ничего не сделавшие в жизни и не накопившие никакого запаса впечатлений, опыта, кроме начально-руководящего, уже призваны руководить, учить, воспитывать. Не случайно именно комсомольские деятели – самые консервативные из всех возможных у нас деятелей. Усвоив самую главную заповедь – держи и не пущай! – не пущают. Их легко натравить, напустить на кого угодно, они по-молодому энергичны и услужливы. Но и они легко поддаются растлению, ибо в сущности уже растлены».
По словам Николая Месяцева, даже в сравнении с 1930-ми годами в последние сталинские годы ситуация в комсомоле ухудшилась – меньше самостоятельности, больше бюрократизма и власти.
В комсомольском аппарате многие делали карьеру, сочиняя доносы на своих начальников, зная, что это лучший способ продвинуться.
Вячеслав Иванович Кочемасов был секретарем ЦК ВЛКСМ с весны 1949-го до осени 1955 года. Он вспоминал, как и на него написали донос: сам, дескать, сын кулака, а жена его – дочь врага народа. А ее отец между тем был секретарем обкома. Его в годы террора расстреляли, мать посадили в тюрьму, а дочь отправили в Горький, где она и познакомилась с Кочемасовым.
Донос передали на рассмотрение Шелепина. Тот пригласил к себе Кочемасова.
– Поговорили, но чувствую, не за тем меня позвал, – рассказывал Кочемасов. – Жду. Он перешел к делу: «Я тебе одну бумагу покажу». Открыл сейф, достал этот донос. Я прочитал. Шелепин говорит: «Ты не обращай внимания и не переживай». И при мне разорвал его и в корзину. Так два раза было…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});