Читать интересную книгу Будни хирурга. Человек среди людей - Федор Углов

Возникновение камней в желчном пузыре отягощает картину и приводит к появлению резких болей.

Считается, что боли эти возникают в момент прохождения камня по желчному протоку. Иногда этот камень застревает в протоке, в результате чего боли почти не прекращаются, а застрявший камень может привести таким осложнениям, как флегмонозное или даже гангренозное воспаление желчного пузыря, а если камень застревает в общем протоке, то возникает желтуха.

Радикальным лечением калькулёзного холецистита, протекающего с осложнением, является удаление желчного пузыря. Там, где нет показаний к операции, лечение направлено на снятие воспалительного процесса и спазма, который и обусловливает схваткообразные боли.

Для снятия последних мы часто прибегаем к новокаиновой блокаде, то есть введению новокаина в вену или к нервным сплетениям брюшной полости. Последнее лучше всего осуществляется с помощью так называемой околопочечной блокады.

Ввиду того что Нину Андреевну больше всего беспокоили боли, я сказал врачам:

— Давайте сделаем больной новокаиновую блокаду. Облегчим боли, усилим её организм.

Врачи ответили:

— Это сложные уколы на большую глубину, они у нас делаются, но только в стационаре и хирургами.

— А я что же, не хирург?

Врачи улыбнулись, стали приготовлять инструмент.

Я тут же сделал двустороннюю блокаду, после которой больная почувствовала заметное облегчение. А через два-три часа ей уже стало так хорошо, что она засобиралась вставать с постели, чтобы приготовить нам ужин и угостить нас на радостях. Но я удержал Нину Андреевну, сказав:

— Вам нужно серьёзно лечиться. Предлагаю лечь в больницу.

— Нет, не желаю.

— А я настоятельно рекомендую. И предлагаю сделать это сегодня.

Через час из клиники пришла машина, и Нину Андреевну увезли. С ней поехали подруга-соседка и приехавшая к тому моменту её дочь, и она отговорила нас сопровождать её.

Вечером Пётр Трофимович хлопотал над приготовлением ужина, а я сидел на крыльце и бездумно смотрел перед собой. Вдруг посередине улицы, не взглянув в сторону дома Петра Трофимовича, протрусил сгорбленный, углубленный в свои мысли Карп. У нашей калитки он заметно прибавил ходу, как бы стараясь проскочить незамеченным. Я чуть его не окликнул, но вовремя удержался. Сказал вышедшему из кухни Петру Трофимовичу:

— Тут Карп проходил. Даже не взглянул в нашу сторону.

— А… Он туда ходит, вон в тот рыжий дом. Там новый редактор журнала живёт — тот, что на моё место назначен. А я роман пишу. Попросил, чтобы меня отпустили из журнала.

3

Не могу не рассказать тут о другом человеке, с которым свела меня судьба.

Как-то по делам Института пульмонологии мне надо было сходить к члену академии Кондратьеву Кириллу Яковлевичу. Так как вопрос, с которым я пошёл, касался работы лаборатории катетеризации, я взял с собой двух сотрудников, молодых специалистов по инструментам и приборам. Нас принял человек средних лет. Поднявшись нам навстречу, он тепло поздоровался с нами, пригласил сесть. И сам не садился, пока мы не расположились в креслах. Вопрос, с которым мы к нему обратились, он решил тут же, при нас. Вызвал сотрудника, изложил ему суть дела, и, пока тот пошёл исполнять, мы по настоянию хозяина ожидали его в кабинете.

Всем нам бросилась в глаза корректность этого человека. За то время, пока мы сидели в его кабинете, он разговаривал по телефону, к нему заходили люди — со всеми он был вежлив и внимателен. Я не мог не заметить, с каким вниманием наблюдали за ректором пришедшие со мной два молодых специалиста. Они, конечно, много слышали о нем, знали, что К.Я. Кондратьев — большой учёный, автор крупных работ в области изучения атмосферы и влияния её составных частей на климат Земли. Их поразила простота и человечность Кирилла Яковлевича. При этом не было в его словах, поступках ничего от позы, рисовки, которые нередко встречаются у людей, занявших не по заслугам высокий пост и желающих во что бы то ни стало производить хорошее впечатление. Нет, Кирилл Яковлевич вёл себя и просто и естественно, так, что верилось: такой он и дома и с друзьями.

Вот зашла пожилая, скромно одетая женщина. По-видимому, она не совсем хорошо себя чувствовала. Встав навстречу, он подвёл её к столу, поставил стул и помог сесть. Женщина от волнения долго не могла говорить, вытирала глаза платком. Он терпеливо, участливо ждал, пока она успокоится, а заметив, что она никак не может прийти в себя, позвонил секретарю и попросил принести стакан чаю и поставил перед женщиной.

Оправившись, она изложила свою просьбу. Невольно прислушиваясь, я уловил, что женщина пришла не по адресу, ей надо было обратиться к кому-то другому, но ректор, выслушав её, позвонил в несколько адресов и добился положительного решения вопроса.

Затем к нему пришли сотрудники его кафедры. Один из них, похоже, допустил какую-то большую ошибку. Кирилл Яковлевич, указывая на ошибку, не распекал сотрудника, а выразил сожаление и попросил найти выход из положения.

В кабинете стояло несколько шкафов с книгами. Тихо, чтобы не отвлекать разговаривающих, мы подошли к шкафам. Большинство трудов составляли исследования верхних слоев атмосферы. Тут же была целая полка книг К.Я. Кондратьева. Автор один и тот же, а названия книг разные. И книги солидные, многие изданы за рубежом.

Когда Кирилл Яковлевич, освободившись, подошёл к нам, я спросил:

— Когда вы успели написать столько книг?

— Вы знаете, мне нередко задают этот вопрос, — улыбаясь, ответил он. — Я обычно отвечаю, что для этого надо больше сидеть за письменным столом. Я бы, может, и больше написал книг, да вот видите… профессиональная болезнь. — И он показал довольно внушительную мозоль на ногтевой фаланге третьего пальца правой руки — свидетельство большой и длительной работы за письменным столом.

— Однако, — сказал я, — чтобы столько написать, надо ещё и много знать. Экспериментировать! Вы же ещё так молоды.

Он улыбнулся и перевёл разговор на другую тему.

Вошла секретарь и доложила, что заместитель министра просвещения, находившийся в университете, просит разрешения зайти попрощаться.

— Пожалуйста, пригласите его, — попросил Кирилл Яковлевич.

— Разрешите нам выйти, чтобы не мешать вашему разговору.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, он зайдёт на минуту, только попрощаться. У него было дело к академику Л., и сейчас он собирается уехать.

Заместитель министра, сравнительно молодой человек, держался просто и с большим уважением к хозяину. Ректор принял его очень вежливо, с доброй улыбкой. Но эта улыбка и эта вежливость были нисколько не больше, чем те, что были у него при встрече с той незнакомой ему женщиной.

Когда, провожая гостя в соседнюю комнату, Кирилл Яковлевич вышел, один из моих спутников негромко продекламировал:

— Украшен разум скромностью обычно,И добротой украшено величье!..

— Вы, конечно, заметили, — сказал я, — что женщина обратилась не по адресу. Как бы на его месте поступил другой? Пожалуй, мог бы сказать, что это меня не касается, и она ушла бы не только разочарованной, но и совсем больной. А он, потратив десять-пятнадцать минут, помог ей, и она ушла от него счастливая, благодарная.

Но вот решили и наш вопрос. Уходя, мои спутники спросили у ректора:

— Кто эти люди? — показали на портреты, висевшие на стене. — Мы знаем одного только Менделеева.

— Члены учёного совета университета, но только бывшие. Менделеев проработал в университете чуть не пятьдесят лет. Математики Ляпунов и Чебышев — основатели так называемой Петербургской школы математиков, химик Лебедев — изобретатель синтетического каучука, физик Теренин и многие другие.

Кирилл Яковлевич с уважением относится к своим учителям, предшественникам. Недаром Александр Сергеевич Пушкин писал: «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие». А Карамзин говорил: «Государственное правило — ставить уважение к предкам в достоинство гражданину образованному».

4

Не так давно я получил письмо из Киренска, моего родного города. Писали ребята той школы, где я учился.

«Уважаемый Фёдор Григорьевич!

Пишут Вам мальчишки из города Киренска, что расположен на реке Лене. Недавно мы прочитали в нашей районной газете „Ленинские зори“ статью о Вас, о Вашем труде и решили написать Вам письмо.

У нас в школе много мальчишек. Многие хорошо учатся, активно участвуют в жизни школы. А вот некоторые учиться не хотят, в школу ходят лишь бы отсидеть, плохо ведут себя, нарушают дисциплину, хотя мечтают стать лётчиками, врачами, космонавтами.

Фёдор Григорьевич, у нас к Вам просьба: скажите нам, что надо делать сейчас мальчишкам, чтобы стать потом уважаемыми людьми, настоящими мужчинами? Напишите, пожалуйста, какой случай Вам запомнился на всю жизнь, когда Вы были мальчишкой. Как Вы дружили? Кто у Вас считался настоящим мальчишкой, за что? Чем Вы занимаетесь сейчас? И ещё, Фёдор Григорьевич, просим Вас отправить нам Вашу фотографию.