меня, — всхлипывала она. — Прошу тебя…
Он ощутил у себя на лице её дыхание и слёзы. Она обняла его, уткнувшись носом в шею. Она была такой тёплой, мягкой… живой.
Ему почудился запах моря, свежий ветер. Он видел её золотистые волосы, словно солнечные блики на воде; глаза цвета бледного нефрита, точно море в ненастье, — большие, полные любопытства и восторга глаза. Она плескалась в волнах и смеялась.
Такой звонкий смех! Такой сильный голос. Как могла она… Он не услышал — увидел, как дрожат ветви деревьев от её крика; как разлетаются птицы; как падают, хватаясь за головы, солдаты. Этот страшный крик. Нечеловеческий крик.
Его сердце судорожно забилось. Он захрипел, дёрнулся. Близость Леилэ таинственным образом пугала его и одновременно доставляла удовольствие. Жизненная сила постепенно, словно вода сквозь лёд, — сквозь боль возвращалась к нему. Стало немного теплее, смертельный холод отступил. Он слабо застонал и приоткрыл глаза.
— Мат! — радостно воскликнула Леилэ.
— Лисёнок, — прошептал эльф.
Его голос почти пропал, слово далось неимоверным усилием.
— Ты жив! — закричала она. — Ты жив…
Она плакала от счастья и теперь могла бы задушить его в объятьях.
— Жив… — повторил эльф, обнимая её дрожащими руками.
— Я люблю тебя, Мат, — простонала она, шмыгая носом. — Не оставляй меня никогда, слышишь…
Он слышал, но молчал. Его знобило. Шаткое сознание то и дело норовило покинуть тело. Он молчал, вдыхая её тепло, словно горький эликсир, возвращающий к жизни.
Все их вещи и провиант пропали вместе с лошадьми. На поиски сил не оставалось, так что в этот вечер им пришлось обойтись без ужина. Леилэ собрала веток и разожгла небольшой костерок.
На севере Энсолорадо лето отступало перед холодным дыханием гор. Ночи становились всё морознее. Путники спали, крепко прижавшись друг к другу. А утром Мат Миэ достаточно окреп, чтобы встать на ноги. Он попросил Леилэ самостоятельно разыскать лошадей, а затем объяснил, как найти и его самого.
— Я должен навестить старого друга, — сказал эльф. — Но прежде следует сообщить о тебе…
— …Ты точно сможешь добраться туда без моей помощи? — с тревогой спросила девушка.
— Я пойду лисьими тропами, — отрезал эльф. — А ты поскорее найди лошадей, если их ещё не сожрали хищники или нечисть…
— Хорошо, — согласилась Леилэ. — Не сомневайся, я справлюсь!
Она всё ещё ощущала невероятную силу внутри, под кожей. Эта сила вибрировала вместе с током крови, согревала и вселяла уверенность. Несмотря на холод и пронизывающую до костей сырость — на всё то, что им пришлось пережить за прошедший день, — сейчас она чувствовала себя превосходно.
Девушка отправилась по следам лошадей. Погода портилась. По лесу стелился жидкий туман. С горного перевала медленно надвигались дождевые тучи.
— Жестоко, Мат, — заметила Айла. — Ты же знаешь, что моя изба стоит на лисьем перекрёстке. Простому человеку нас не найти.
— Не веришь мне, — недобро улыбнулся эльф. — Но ты не видела того, что видел я.
— Однако я чую её человечий дух на тебе, — ответила женщина. — Чёрный лес — древний. Его населяет множество духов. Девочка могла пробудить криком кого-то из них.
— Может быть, ты и права, Ай…
— И ты оставил её одну в этом лесу. Одно дело город, другое…
— Она уже не ребёнок, Ай…
— Не ребёнок…
Травница подложила дров в печь и сладко потянулась. В свете огня нагое тело женщины переливалось мёдом. Мат нежно провёл ладонью по её бедру. Он соскучился, хотя и не желал себе в этом признаваться.
Последний раз он навещал хозяйку два лета назад. Зима в горах Аркха тогда наступила рано. Снег шёл, не переставая — перевал завалило, и ему пришлось задержаться до весны. Возможно, он остался бы и дольше, но его ждали учителя.
— Ты хочешь отвести её к ним?
Мат поморщился. Он не любил, когда она угадывала его мысли.
— Это верное решение, — кивнула Айла. — Им неведомы ни зло, ни добро. Они поступят с ней так, как она того заслуживает. Но скорее всего ты её больше не увидишь. Ты этого хочешь? Верно?
Эльф приподнялся на локтях и слабо улыбнулся. Травница игриво рассмеялась, снова угадав его мысли. И на этот раз он не был против.
Вечерело. Ливня не случилось, вместо него с неба сыпалась мелкая колючая крошка. Ох, не так Леилэ представляла себе первое знакомство со снегом!
Найдя лошадок, девушка нацепила на себя всю тёплую одежду, которая у неё осталась. Глупые животные растеряли часть их вещей, в том числе и провизию. Заметно похолодало. У Леилэ так сильно заледенели пальцы, что она даже не смогла вычесать хвойные иглы из волос.
Согревавшее её утром тепло рассеялось. Уже сутки девушка почти ничего не ела. Эта часть леса была удивительно бесплодной — лишь стена высоких мрачных елей да бескрайние ковры мхов и лишайников поглотили землю и камни. В воздухе пахло грибами, но грибов она не нашла.
Девушка шла вдоль ручья, поднимаясь всё выше в горы. Где-то здесь должна была начинаться тропа, о которой ей говорил Мат. Если, конечно, она не лисья. Лисьей тропы самостоятельно она бы не нашла. Леилэ всё время казалось, что вот-вот, за следующим уступом, она увидит следы. Но сумерки сгущались, и надежда таяла.
Мату нездоровилось. Может быть, он попросту забыл, что Леилэ не видит лисьих путей? Ах, как же ей не хотелось провести ночь в одиночестве, под открытым небом. Лес не нравился девушке. Она смутно припоминала эхо, которое родилось из её собственного крика. Это был чужой голос, мрачный и таинственный, словно шедший с того света.
В деревнях это место называли Чернолесьем. Здесь не охотились, не собирали грибов и ягод. Рассказывали, что все, кто отважился зайти в Чернолесье, домой возвращались в виде бестелесных призраков. И только местный жрец Единого с помощью своих аур мог изгнать их обратно в глухие чащобы.
В истории Леилэ не верила. Уже много дней они с Матом беспрепятственно шли вдоль реки. Да и мстителей Чернолесье не больно-то напугало. Однако на всякий случай, девушка оставила на ветвях кустарника бусы из бисера, перевязанные красными лентами — подношение лесной нечисти, которое могло отвлечь её на некоторое время от одинокой путницы с лошадками.
Чем дальше девушка забиралась в горы, тем тише делалось вокруг и тем упрямее становились лошади. В конце концов совсем стемнело, и Леилэ по-настоящему забеспокоилась. Не мог Мат оставить её одну в таком месте! Что-то она не разглядела, не поняла.
Девушка остановилась, обняв за шею лошадку. Ей стало немного теплее, но в животе заурчало и взвыло от голода почище самого жуткого