Читать интересную книгу Голубое Сало - Владимир Сорокин

– Я бы назвал это УДАР ПО ПЕЧЕНИ N1, – предложил Агвидор.

– Господин Бочвар, не нарушайте традиции и нашей L-гармонии, – предупредила Карпенкофф. – Называйте, называйте, называйте.

– Ну… название… – Бочвар почесал надбровия, – Давайте назовем это… ЖИДКИЙ ПАМЯТНИК ПРОЕКТУ ГС-3.

– Вполне лин жэнь маньи-ди, – одобрил я.

– А что будет твердым памятником проекту? – осторожно спросила Бок.

– Солдатский кал на белом снегу! – хохотнул Бочвар.

– Твердый памятник ГС-3 – двадцать кило голубого сала, ради которых мы собрались здесь, – с тупой серьезностью проговорил полковник. – Двадцать кило ждет от нас наша измученная страна.

– Двадцать кило вы никогда не дождетесь, – заметил Агвидор, играя свободной рукой с ворсинками живородящих обоев. – Шестнадцать – в лучшем случае.

– Почему – вы, а не – мы? – тупо спросил его полковник.

– Stop it, рипс пиньфади тудин! – подпрыгнула и коснулась плавающего потолка Карпенкофф. – Если кто еще раз заговорит о проекте – я сделаю ему малый тип-тирип по трэйсу! Мы пьем ЖИДКИЙ ПАМЯТНИК! Кстати, а где музыка?

– Да, да, – вспомнил Витте. – Где музыка?

– Где музыка? – заревел Бочвар.

– Музыка! Музыка! – требовал Романович.

– Я хочу 45-МООТ! 45-МООТ! – прыгала, расплескивая ПАМЯТНИК, Карпенкофф.

– Марта, только не ГЕРО-ТЕХНО! – завизжал Бочвар. – Я тер на это в десятилетнем возрасте!

– Тогда BEATREX! И ничего другого для начала! Сегодня я сосу и направляю, рипс нимада!

– Слово дамы! Бэнхуй! – ввернул полковник. Бочвар сочно плюнул в потолок, и вскоре мы уже терлись спинами, прихлебывая чудовищный ПАМЯТНИК, под «GNOY AND SOPLY». Карпенкофф пробовала подмахивать полем, но у нее получалось не в волне.

Когда через 19 минут это убожество закончилось, Бочвар подтолкнул Витте к стойке:

– Гюнтер, не стройте из себя Гитлера-45! Machen das fertig!

Витте долго и нудно гремел бутылками и предложил нам слоистую мечту русского немца середины века. CHI CHI:

1 vodka1 blue Curacao1 березовый сок2 coconut cream1 Kahlua1 ложка овечьих сливок1 Aventinos (оччччччччень темное пиво)плюс фиолетовый (??) лазер

Мы пили с трудом и молча. Витте радостно подмигивал. Дверь хлюпнула и вошел Фань Фэй. Его приветствовали облегченным визгом.

– Так! Все уже пьяные! – с шанхайской прямолинейностью заметил он.

– Фань, ваша очередь! – поцеловала его голое плечо Карпенкофф.

Он понял все сразу и смело взялся за шейкер:

5 томатный сок3 spiritus vini2 красные муравьи1 salty ice1 стручок красного перца

Это сильно, рипс бэйцаньди. Как и все, чего бы в наше спазматическое время ни касалась рука китайца. Все теперь работает на них, как в XX веке на американцев, в XIX на французов, в XVIII на англичан, в XVII на немцев, в XVI на итальянцев, а XV на русских, в XIV на испанцев и в I (кажется) на евреев. Говорю без тени зависти. Хотя и не без раздражения.

Всем настолько понравилось, что забыли спросить название. Я бы назвал CHINA XXI. Ты не против, сморкач?

– А вот теперь – 45-МООТ! И готовится Борис Глогер! – захрустела красными муравьями Карпенкофф. Как бы не так, фынцыхуа:

– Марта, я трясу только после вас.

Я не раскрашу носорога. А ее выставлю на желание, как дважды два. Мы все уже были немного в футляре , оставалось принять еще 2-3 дозы, чтобы съехать в печь . Карпенкофф, как опытная апсара, почувствовала во мне конкурента, но давить не стала – рявкнул ее любимый 45-МООТ. Она согнулась и просунула мне руку между своих плотных шелковых ног. Делать нечего, я ответно наклонился, и наши руки встретились прямо под моей простатой. Мы отМООТили с ней три круга.

Чистый Космос, неужели так танцевали наши родители?! На Карпенкофф было страшно смотреть – физиономия ее после третьего круга была похожа на лицо несчастного Толстого-4, только вместо слез во все стороны летели солидные капли пота.

Одна из них попала в глаз(!) Агвидору(!!). Ругаясь, он схватил со стойки пирамиду минеральной и вылил себе налицо.

– Ну, не стоит так откровенно брезговать моими естественными отправлениями! – Карпенкофф отпустила мою руку и, задыхаясь, легла на пол. – Ой! Я сейчасприобрету !

– У вас пот едкий, как моча репликанта, – Агвидор вытер лицо салфеткой. – Ведите себя прилично, рипс нимада.

– Не в бровь, а в глаз, Была такая русская поговорка? – спросил Романович.

– Была и другая, – заметил я. – Чужой пот картины мира не застит.

– Не понимаю, – улыбался Фань Фэй. – Это старрус?

– Правда, а что это значит, Глогер? – спросила Бок.

– Это значит, что следующим трясет Агвидор Харитон. Все зааплодировали. Агвидор угрожающе встал с тумбы:

– Сейчас я вам тряхну. Мало не покажется.

– Только без няо! – предупредила Карпенкофф. – И первым пьете вы!

Агвидор взял в левую руку бутылку дубового аквавита, в правую куб «Кати Бобринской» и подмигнул мне.

Энергия направленного взрыва разнесла полутонную дверь, ворвалась внутрь бункера.

– Круши их, братья! – закричал Иван, выдергивая обрез из-за пояса и первым бросаясь вперед.

Шестеро смельчаков кинулись за ним.

Внутри бункера было дымно, но не темно: взрыв не повредил проводку. Из тамбура вглубь вел коридор. В конце его показалась охрана – трое беложетонников. Сергей, Мустафа и Карпо метнули гранаты.

– Ложись! – скомандовал Иван, и братья кинулись на пол.

Три взрыва слились в один. Осколки впились в бетонные стены, куски тел полетели по коридору

– Вперед! – вскочил Иван. – Не дадим им продыху! Они побежали по коридору. Вглубине бункера раздался сигнал тревоги. Солдаты стали выскакивать в холл из столовой, где только что начался обед. Братья встретили их шквальным огнем из обрезов. Дым от самодельного пороха заволок холл.

Солдаты падали, живые пытались прорваться к оружейной. Но снова полетели три гранаты и через пять минут со взводом беложетонников было покончено. Мустафа и Николай закололи раненых, Иван смахнул со своего обветренного лица каплю чужой крови:

– Ищите!

Семеро двинулись по бункеру, заглядывая в блоки и добивая персонал. Остановились возле водяной двери. Сквозь неподвижный пласт воды светилась желтая надпись SOLARIUM.

– Это что, Иван? – непонимающе спросил Карпо.

– Это… блядские обморачивания, – Иван сунул дуло обреза в дверь, вода послушно расступилась. Он шагнул сквозь воду и оказался в баре. Оглушительно ревела музыка, стены и потолок шевелились, как живые, переливаясь всеми цветами радуги, небольшая группа ярко одетых людей танцевала посередине. Худой человек в красном костюме что-то делал за стойкой бара. Вслед за Иваном вошли Сергей и Коля Маленький.

– О! Рипс, наши храбрые шаоняни с охоты вернулись! – закричал один из танцующих. – Кого убили, рипс пеньтань?

– Сяочжу! Они убили сяочжу! – завизжала женщина в переливающемся костюме, подпрыгивая и делая сложные движения.

– Присоединяйтесь, сержанты! – закричал человек с полуметаллическим лицом.

Стоящий за стойкой молча смотрел на вошедших. Вдруг он сделал движение рукой и музыка стихла.

– What's the fuck?! Агвидор, я убью вас, рипс! – завизжала женщина, хватая пальцами воздух.

– Агвидор, вы рискуете L-гармонией! – бессильно опустился на пол человек с потным лицом и серебрящимися волосами.

– Кто это? – спросил стоящий за стойкой. Смех и выкрики смолкли, танцевавшие замерли и смотрели на вошедших,

– У, бляди мелкие! – с ненавистью проговорил Иван и выстрелил в человека за стойкой.

Сергей и Коля Маленький открыли огонь. Раздались визг и крики умирающих.

Не всех, не всех! – крикнул Иван, перезаряжая обрез.

Стрельба прекратилась.

Среди убитых и тяжело раненых лежал, обхватив лысую голову руками, худой как палка, человек.

Всех кончить, а этого оставить! – скомандовал Иван и вышел сквозь булькнувшую дверь в коридор.

Вскоре в бункере не осталось ни одного живого, кроме худого человека.

– Как твое имя? – спросил Иван худого.

– Борис Глогер, – ответил худой.

Лицо его было узким, загорелая кожа обтягивала кости черепа. На висках под кожей виднелись металлические пластины сложной формы.

– Где то, ради чего вы здесь? – спросил Иван.

– В инкубаторе.

– Где инкубатор?

– Блок N9.

– Где блок N9?

– Возле аппаратной.

– Где аппаратная, сухая кишка?! – заскрежетал зубами Иван.

– Я покажу… я все покажу вам, – вздрогнул худой, опуская зеленые ресницы.

Они пошли по коридору и остановились возле белой двери с изображением овечьей головы,

– Почему овца? – спросил Иван. – Здесь что, овец растят?

– Это эмблема РОСГЕНИНЖа.

– Открывай!

Худой сунул свой палец в отверстие. Дверь поехала в сторону, в блоке загорелся свет. Худой подошел к инкубатору открыл. В ярко освещенном теплом и тесном пространстве лежали в позе зародышей семь тел,

– Они? – спросил Иван.