Читать интересную книгу Вдова Далила; Ужас - Морис Левель

Конечно, репортер отчасти догадывался, что было причиной его ареста, но до сих пор никто не сказал ему ничего определенного, так что он по-прежнему пребывал в неведении. А что, если его обвиняют в каком-нибудь другом преступлении? Когда ему удавалось отбросить эту мысль, у него тут же возникали другие вопросы. Каким образом его так быстро поймали? Какая неосторожность навела полицию на его след? Какие улики так определенно и неопровержимо указывали на него?

Порой репортеру приходило в голову, что он с самого начала находится во власти каких-то неведомых ему сил. Не следил ли кто-нибудь за ним в ту ночь, когда было совершено преступление? Он старался припомнить всех, кого видел на улице, в ресторане, в гостинице. Кто оно, то таинственное существо, которое в течение четырех дней следовало за ним как тень? И вновь чувство неизвестности приводило его в ужас.

Мысль о том, что за ним следили, — мысль, которую он сначала считал неправдоподобной, стала казаться ему возможной, потом очень вероятной и, наконец, единственно верной…

«Значит, — думал он, — я прожил четыре дня, не догадываясь о том, что меня всюду кто-то сопровождает! Этот человек или неведомая сила, вероятно, даже направляли меня! Кто знает! Может быть, я был во власти этой силы еще до того, как вошел в дом убитого? Не она ли внушила мне мысль о том, что нужно разыграть всю эту комедию? Что, если я все еще нахожусь в ее власти? В таком случае это она диктует мне поступки и слова…

Через стены тюрьмы неизвестный управляет моей волей, а я, человек живой, действующий и мыслящий, только жалкая тряпка в его руках? Мне лишь кажется, что я сам решаю, как мне поступить! Так, значит, если бы ему вздумалось завтра или через час заставить меня сознаться в преступлении, которое я никогда не совершал, изгладить в моей памяти все подробности этой ночи… я опять покорюсь?..»

Возбуждение репортера росло с каждой минутой. Кош принимался нервно писать, вспоминая все события последних дней, и перечитывал написанное, чтобы убедиться в логической связи фраз. Кош страшился всего таинственного; он не решался отрицать влияние духов на поступки людей, их невидимое присутствие в мире живых, их вмешательство в человеческую жизнь.

Все эти страхи и размышления приводили его в странное состояние. Он слабел и готов был покориться судьбе. Кош говорил себе: «Если я сам стал причиной того, что со мной случилось, то я смогу распутать клубок. Но если моими действиями управляли какие-то таинственные силы, если я был только орудием в их руках, тогда, что бы я ни предпринял, я ничего не добьюсь, потому как буду в состоянии делать лишь то, что продиктуют мне сверхъестественные силы, которым я должен подчиняться».

Кош жил в каком-то сне, безучастный ко всему, и терпеливо ждал подтверждения своих подозрений. Благодаря этому безразличию он стал спокойнее, и когда на третий день его посадили в карету, чтобы везти на допрос, то у него был такой вид, что сторожа подумали, будто одиночество сломило его волю и через четверть часа он во всем сознается.

IX

Томление

Обычно принято представлять себе судей людьми худыми, с тонкими губами и зловещим огоньком в глазах. Хотя закон и защищает обвиняемого от капризов и произвола судей, все же в руках этих людей его честь, свобода и жизнь. Циничный и лукавый, судья обходит закон, никогда не нарушая его; он не имеет права посадить обвиняемого в секретное отделение или допросить его в отсутствие адвоката, но он может устранить это затруднение, задавая обвиняемому каверзные вопросы или поставив его в такое положение, что и адвокат окажется бессилен помочь своему подопечному.

Онэсиму Кошу эти тонкости были хорошо известны, и он затеял всю эту историю исключительно с целью как можно точнее описать их.

Судья, с которым ему пришлось иметь дело, вопреки всяким стереотипам, оказался маленьким толстым человечком с добрыми глазками, как бы смеющимися за круглыми очками. Он посадил журналиста перед собой и начал перебирать бумаги, искоса бросая на репортера проницательные взгляды. Этот осмотр исподтишка действовал Кошу на нервы, и он забарабанил пальцами по шляпе, лежавшей у него на коленях.

Человек может скрывать свои мысли, притворно улыбаться, сохранять, невзирая ни на что, такое спокойствие, что ни один мускул не дрогнет на его лице, может даже справиться с бледностью или краской на щеках, но его руки не умеют лгать. Своими руками мы владеть не умеем, наша воля бессильна над ними, руки всегда предают нас, поэтому судья не спускал глаз с рук Коша. Когда он увидел, что они задрожали, он понял, что пора нанести первый удар; когда же увидел, что пальцы подозреваемого конвульсивно сжались, он поднял голову и начал допрос с нескольких необходимых формальностей: имя, возраст, профессия и тому подобные детали, потом вновь погрузился в изучение бумаг. Кош тем временем терял терпение. Он нервно сжал руки в кулаки. Тогда судья, считая, что момент наступил, без дальнейших промедлений обратился к нему:

— Не могли бы вы объяснить мне, почему вы так внезапно ушли из дома? И как получилось, что вас три дня назад нашли в захудалой гостинице на улице Орлеан?

Это вступление было столь неожиданным для Коша, что он отозвался не совсем твердым голосом:

— Прежде чем ответить на этот вопрос, мне хотелось бы узнать, по какому поводу я нахожусь здесь.

— Вы находитесь здесь потому, что убили старика Форже, проживавшего на бульваре Ланн.

Кош вздохнул с облегчением. До этой минуты он все время возвращался к своей первой мысли: «А что, если меня обвиняют в связи с каким-нибудь другим преступлением!» Поэтому он ответил с изумлением, слишком хорошо подготовленным, чтобы выглядеть натуральным:

— Однако это уже слишком! — И через мгновение прибавил: — Милостивый государь, при всем желании доставить вам удовольствие я не считаю возможным признать себя виновным в преступлении, которого не совершал.

— Я вернусь к своему первому вопросу; если вы на него ответите и докажете свою невиновность, я вас немедленно освобожу.

«Ловко подстроено, — подумал Кош. — Отличное начало для моей будущей статьи».

И, взвешивая каждое слово, он проговорил:

— Извините, господин судья, но вы, кажется, путаете роли: не я должен доказывать свою невиновность, а вы — мою виновность. Установив, таким образом, наши взаимные отношения, я согласен отвечать на все вопросы, которые вы пожелаете мне задать, но с условием, что они не будут затрагивать чести и спокойствия третьих лиц.

— Как оправдание это звучит довольно слабо. Вы хотите дать мне понять, что не можете говорить о некоторых вещах, без сомнения, о самых главных?

— Я ровно ничего не желаю дать вам понять. Я говорю лишь, что делаю две принципиальные оговорки; вы пожелали истолковать вторую из них по-своему, я же напомню вам о первой, а именно о том, что буду отвечать только при известных условиях, как, например, в присутствии адвоката.

— Это вполне естественно, я и сам хотел предложить вам это. Выберите себе защитника, а пока мы отложим допрос.

— Но я, наоборот, настаиваю на том, чтобы мой допрос не откладывали. Если кто-нибудь может сходить в адвокатское бюро и привести мне оттуда первого попавшегося адвоката, я буду вполне удовлетворен. Будь я виновен, я бы постарался поручить свою защиту кому-нибудь из светил адвокатуры; невиновный, я хочу получить защитника по той простой причине, что закон требует этой маленькой формальности, а я глубоко уважаю закон.

Через несколько минут сторож вернулся в сопровождении молодого адвоката.

— Благодарю вас за помощь, — сказал ему Кош и добавил: — Теперь, господин судья, спрашивайте, я к вашим услугам.

— В таком случае я вернусь к своему первому вопросу: почему вы внезапно ушли из дома и почему вас нашли три дня назад в гостинице на улице Орлеан?

— Я ушел потому, что мне захотелось провести немного времени вне дома, а на улице Орлеан я ночевал потому, что случайно оказался возле этой гостиницы в такой час, когда было уже слишком поздно возвращаться в Париж.

— Откуда вы пришли?..

— Право, не помню!

— Ну, так я вам скажу. Вы пришли туда прямо из дома, с улицы де Дуэ.

— Как вы это узнали? — прошептал пораженный Кош.

— Не важно. Итак, вы были у себя в квартире, где сменили белье. Кроме того, вы искали запонку от рукава вечерней рубашки. Она могла вас сильно скомпрометировать. Запонки этой вы не нашли. Хотя найти ее было вовсе не трудно. Вот она. Узнаете ли вы ее?

— Да, — пробормотал Кош, не на шутку испуганный той быстротой и уверенностью, с которой его выследили и поймали.

— Объясните мне теперь, где вы потеряли другую.

— Я не знаю.

— Я от вас только и слышу: «Я не знаю, я не знаю!» Минуту назад вы говорили: «Вы должны доказать мою виновность, а не я — свою невиновность». Но всему есть предел. Я и на этот раз отвечу за вас: другую запонку вы потеряли в комнате, где был убит Форже…