Читать интересную книгу Пятнадцать суток за сундук мертвеца - Фаина Раевская

— Клавдия! — заорала я, кутаясь в махровый халат и выскакивая из ванной. — Клавка, я придумала, как нам с банками разобраться!

Сестрица приподняла бровь, а в глазах ее мелькнуло удивление. Подозреваю, что Клавдия считала меня существом, крайне неприспособленным к жизни. Поэтому она раз и навсегда уверовала — без нее я пропаду. Сначала я пыталась доказать обратное, но все эти попытки вызывали у Клюквиной лишь саркастические ухмылки и сардонический смех. Обижаться на Клавку смысла не было, я махнула рукой и приняла ее правила игры.

Сейчас Клавдия внимательно слушала меня, и недоверие на ее лице сменилось выражением удовлетворения и почти восторга.

— Ну ты даешь, Афоня! — восхитилась она, когда я закончила говорить. — Я была права — тебе нужно книжки писать! Голова твоя светлая, соображает неплохо, сюжеты жизнь подбросит, а я, так и быть, стану твоим литературным агентом. Только заранее предупреждаю: никакой любви! Любовь только мешает творческому процессу!

Последняя фраза Клавдии повергла меня в замешательство. Как же так? Еще вчера она трудилась, не покладая рук и ног, выискивая мне подходящего спутника жизни, а сегодня накладывает запрет на чувства? Данный вопрос настолько меня увлек, что я даже не заметила, что Клавка оделась и что-то горячо лопочет.

— Чего, чего? — рассеянно переспросила я.

— Уже сюжет обдумываешь? Молодец. Ты пока соображай, а я на пару часов кое-куда смотаюсь. Без меня никуда не выходить, дверь никому не открывать и, вообще, прикинься ветошью и не отсвечивай. Все поняла?

Я оторопело кивнула. Хлопнула входная дверь, а я запоздало поинтересовалась:

— А ты куда?

Разумеется, никто не ответил. Вздохнув, я сварила себе кофе, выложила на стол небольшую горочку баранок с маком и уселась у окна.

Во дворе, старательно обходя лужи, степенно прогуливались Митрич и Кузя. Пес время от времени настороженно поводил висячими ушами и внимательно смотрел по сторонам. Собака всем своим видом демонстрировала готовность броситься на помощь хозяину при первых признаках опасности. Митрич знал об этом и, вероятно, испытывал приятное чувство защищенности.

«Совсем как я вчера в объятиях Сашки, — подумалось мне. — Вот выйду замуж, заведу собаку…»

Мысли плавно потекли в этом направлении. Я представила себе, как иду вместе с мужем по залитой осеннем солнцем аллее; разноцветные разлапистые листья шевелятся под ногами; веселый рыжий щенок носится вокруг нас, громко лая.

А по вечерам, когда я буду возвращаться с работы, муж и собака выйдут мне навстречу, радостно виляя хвостом. То есть хвостом, конечно, вилять будет собака, а муж… Ну, он тоже найдет какой-нибудь способ выразить свою радость. В роли мужа почему-то упорно виделся Сашка. Я даже потрясла головой, отгоняя мираж.

— Тьфу, пропасть! — сплюнула я в сердцах. — Привидится же такое…

Однако Сашкин образ покидать меня не спешил. Чтобы избавиться от наваждения, я решительно набрала номер мобильника Александра Михайловича.

— Слушаю! — бодро откликнулся абонент.

— Привет… — мрачно поздоровалась я и замолчала.

— Афоня! — по голосу чувствовалось, что Саня рад моему звонку, но с некоторой долей беспокойства. — Какими судьбами? У вас все нормально?

Не знаю, чего Сашка хотел услышать в ответ. Не говорить же ему, что у меня с головой не все в порядке?! Поэтому я неопределенно промычала и неожиданно для самой себя ляпнула:

— Ты собак любишь?

— Что? — растерялся Саня. — Каких собак?

— Тех, которые друзья человека, с ушами и хвостами. Они еще гавкают иногда. Так любишь или нет?

Сашка сосредоточенно сопел в трубку, пытаясь угадать, сошла я с ума или просто не выспалась.

— Люблю, — наконец осторожно ответил он.

— Это хорошо. А каких?

— Ну… овчарок немецких, питбулей, ротвейлеров. Еще доберманов…

— А вот это плохо, — разочарованно подвела я итог. — Все они здоровенные какие-то. И едят, наверное, много. Нет, эти не подойдут. Придется тебе, Саня, мелкими породами удовлетворяться. Таксой, к примеру.

Сашка оторопело молчал.

— Афоня, — вновь заговорил он. — Я не совсем понял: зачем мне удовлетворяться таксой?

— Не хочешь таксу, можно тойтерьера приобрести. Это вообще карманный вариант…

— Но зачем? — закричал Саня, потеряв терпение.

— Так надо! — сурово ответила я и отключилась.

Образ бывшего спецназовца качнулся и растаял, чему я несказанно обрадовалась. Клавки все не было. Чтобы как-то убить время до ее прихода, я положила перед собой лист бумаги и взяла в руки маркер. Однажды по телевизору я видела, как майор Каменская вычерчивает какие-то схемы, крючки, стрелочки. А потом — бац! — и преступление раскрыто. Может, и мне стоит попробовать? Я разделила лист пополам. Справа написала «Павел», слева — «Николай» и аккуратно обвела оба имени в кружок. Красиво получилось! Меня это вдохновило, но что делать дальше? Нахмурившись, я решительно соединила оба кружочка двусторонней стрелочкой и подписала «родственники (дядя и племянник)». Потом я уставилась на кружочек «Николай» и задумалась. Что о нем известно? При знакомстве с Клавкой он представился Геннадием.

Значит ли это, что на встречу должен был явиться Гена и убить хотели именно его? Специально ли Гена отправил в парк Колю? Кто, кроме Гены, знал об этом? По телевизору, кажется, говорили, что бедному Коленьке вкололи какой-то сердечный препарат. А кто мог это сделать? Трудно представить, что молодой сильный мужчина вот так запросто мог позволить уколоть себя. Следовательно, это сделал кто-то, кому Коля доверял. Я аккуратно подписала под Колиным кружочком «Гена, Павел, Ефим» и нарисовала большой знак вопроса. Кто же убил Колю? А главное — за что? Ефим говорил, что пасынок увлекался пиратскими кладами. Но ведь не из-за этого же его прикончили?! Николай — взрослый человек, вынесший из детства столь наивное увлечение. И оно, это увлечение, ну, никак не могло стать причиной смерти, потому что любой нормальный человек не верит в пиратские клады! Завтра поговорю с Геной. Может, тогда что-нибудь прояснится. Ефим, к сожалению, ничего толкового поведать не смог. Да и что можно ожидать от человека, занятого собственной гениальностью, поцелуями господа и добыванием денег на выпивку и последующее похмелье. Надеюсь, содержимое банковской ячейки даст хоть какую-нибудь зацепку.

Взгляд переместился на кружочек с именем Павла. О нем известно еще меньше. Дядя Николая, шантажист, сидел. Вот, пожалуй, и все. Предположительный и наиболее вероятный мотив убийства Павла Леонидовича — это его деятельность. Наверное, тайну смерти Павла стоит пока отодвинуть на второе место.

Клюквиной до сих пор не было. Я потыкала пальчиком в кнопки телефона, но тетенька бесстрастно ответила: «Абонент не отвечает или временно недоступен».

— Черт! — И я рысцой пробежала по квартире. — Где, спрашивается, ее носит? Неужели забыла, что мы в розыске?!

В крайнем волнении я еще раз обежала все, ненадолго задерживаясь возле окон. На кухне, остановившись возле аквариума, принялась жаловаться на Клавдию Тырочке:

— Нет, ты только подумай! Бросила меня одну, не сказала даже, куда поехала. Сиди тут, волнуйся. А вдруг ее арестовали? Внешность-то мы изменили, а вот в паспорте фотографии старые! Где гарантия, что какой-нибудь усердный милиционер не вздумает проверить у нее документы? И все, сушите сухари! Господи, ну за что ты меня наградил такой непутевой сестрицей?! — заломив руки, воскликнула я.

В этот момент хлопнула входная дверь.

— Афоня, — раздался долгожданный голос Клюквиной, — ты дома? Помоги мне!

Вместо того чтобы броситься на зов, я словно приросла к месту. Что с ней?! Ее избили! Поймали, изувечили, но мужественной Клавке удалось бежать из лап… Кого? Ладно, это потом. Моя сестра, с трудом передвигаясь, оставляя за собой страшный кровавый след, добралась до дома, желая предупредить меня об опасности… Эх, были бы у меня ордена! Я бы обязательно один подарила сестренке. Или даже два.

— Афоня, блин! — снова зазвенел Клавкин голос. — Сколько можно звать?! Спишь, что ли?

Для пострадавшей от рук врагов кричала она как-то очень громко, да и голос у нее был довольный и чересчур бодрый. Очнувшись, я поспешила на помощь. В коридоре, прямо на полу, сидела Клавдия, зачем-то спрятавшись за двумя огромными спортивными сумками, и тяжело дышала.

— Клава, это ты? — на всякий случай уточнила я. — Зачем ты прячешься?

— Нет, это не я, это призрак коммунизма! — съязвила Клюквина. — Разгружай сумки, не болтай…

Забыв про волнение, одолевавшее меня еще несколько минут назад, я с трудом втащила баулы в комнату и дернула «молнию» на одном из них. Восторженный стон сам собой вырвался наружу.

— Клавочка, что это? — прошептала я, заметив сестру на пороге.