Мы отчетливо различали до тысячи звучаний, доступных человеческому слуху. Тембр, сила звука, частоты создавали бесконечное разнообразие. Тут и трели, и скрипы, что-то вроде мышиного писка, мычание, олений рев. Иногда мычания накладывались друг на друга, но каждый сигнал явно был кому-то адресован. Странные, чужеродные звуки, словно шифрованный обмен на секретной радиоволне…
Лагорио, многолетний сотрудник нашей группы, работал с упоением. Сидит во мраке, вращает рукоятки и щелкает тумблерами – прямо волшебник, который устроил перекличку морских чудовищ, и они отвечают ему стонами, вздохами, звоном цепей. Увлекательнейшая задача для звукооператора: передний край науки – и ассоциации с древними мифами.
В особенно тихие ночи пение горбачей сливалось, говоря словами Лагорио, в «хоровые ансамбли». В самом деле, микрофон улавливал поистине полифонические звучания поблизости от судна. Басами в этом ансамбле были звуки, напоминающие скрип ржавых петель.
Эжен Лагорио со своей аппаратурой для записи звучаний китов
Понимая, как нелепо применять человеческую мерку при оценке действий и звучаний представителей других видов, все же трудно совсем отвлечься от непосредственных впечатлений. Когда слушаешь ночной «разговор» китов, не сомневаешься в их способности общаться между собой, в том, что они не просто издают бессмысленные звуки, а обмениваются мыслями и мнениями.
Возможно, я и мои друзья провели слишком много времени в обществе китов; может быть, мы стали жертвами иллюзии. Но как иначе объяснить чередование «реплик» и все это разнообразие модуляций? И уж во всяком случае нельзя отрицать, что идет обмен сигналами и киты подтверждают друг другу прием, один кит что-то «говорит», а другой отвечает.
Самое сильное впечатление производят коллективные звучания вроде записанных Лагорио «хоровых ансамблей». Иногда звучит рокот, иногда неровное жужжание, будто группа школьников вслух твердит урок.
Можно ли определить смысл того или иного звука? Можем ли мы утверждать, что такой-то звук выражает удивление? Это зависит от точки зрения. «Удивленные возгласы», которые слышал Лагорио, отмечались и в других случаях. И нельзя отрицать, что горбачи, обнаружив «Кэлью» или «Зодиак», издавали звуки, которые вполне могли выражать любопытство. Они не уходили, а медленно плавали вокруг судна, тихо попискивая. Их интерес к нам был очевиден, и, возможно, попискивание выражало этот интерес.
Похоже, у китов в отличие от птиц (например, ворон) нет сигнала тревоги. Во всяком случае мы ни разу не видели, чтобы китовое стадо уходило после определенного сигнала.
Ревущий самец?
В одну из ночей Филипп и Лагорио с 23.00 до полуночи получили уникальные записи. Уникальные, потому что очень четко были записаны звучания стада китов, которые не спеша проплывали мимо стоящего на якоре «Кэлью», «переговариваясь» между собой. Время от времени мощный рев перекрывал все остальные звуки. Мы не можем уверенно говорить, что это ревел самец, но такое объяснение выглядит наиболее вероятным. В другом случае один кит издал рев вблизи судна, а издалека ему отозвался другой. Что это было – брачный зов? Вызов на поединок? Наших знаний недостаточно, чтобы ответить на этот вопрос.
Впрочем, если говорить о горбачах, то сроки нашей работы на Бермудах не совпадали с их брачным сезоном. Он у них приходится на конец зимы и на весну; в это время они собираются у Багамских и Антильских островов. Бермуды всего лишь пункт захода на пути горбачей к северу – здесь они отдыхают и подкармливаются. Вот почему услышанный нами рев вряд ли был зовом самца, обращенным к самке.
Бермудские воды изобилуют кормом, который любят горбачи; естественно, они потому и останавливаются здесь. Мы отчетливо слышали в наушниках скрип ракообразных, составляющих пищу китов, иногда он даже заглушал звучания горбачей.
Надо сказать, звукозапись проходила далеко не гладко. Подводный микрофон обеспечивает надежный результат только при полном штиле. Малейшее волнение – и плеск волн записывается на пленке, давая сильные помехи. А погода в районе Бермудских островов портится довольно часто.
Понятно, когда море было неспокойно, «Зодиак» Лагорио качало. И разумеется, вместе с «Зодиаком» качались подвешенные к нему микрофоны. В итоге – помехи на ленте. Чего только ни придумывал наш хитроумный Лагорио, чтобы нейтрализовать волнение. Он испытал буи, поплавки, пружины; наиболее удачной оказалась конструкция из труб и пружин, напоминающая изделия сюрреалистов.
Больше всего наших ребят огорчило, что не пришлось записать обмен звучаниями между самкой и детенышем. Им никак не удавалось подойти достаточно близко, мамаши не стояли на месте. Можно было применить к детенышу технику «виразу», но тогда рокот мотора заглушил бы звуки китов.
Все записанные в этом районе звучания горбачей укладываются в диапазон частот, доступных человеческому слуху. Самые высокие частоты – 8–9 тысяч колебаний в секунду. Аппаратура Лагорио была рассчитана на частоты до 35 килоциклов, но магнитофонная лента не запечатлела никаких ультразвуков.
Серые киты
В бухтах Калифорнии вода была настолько мутной, что у входа в них мы с трудом различали китов. Зато мы их отлично слышали. И здесь звукозаписью занимался Эжен Лагорио. Облюбует какое-нибудь место, опускает микрофоны с катера в воду и ждет, надев наушники. Он слышал китов, когда они приближались к катеру, видел рябь на поверхности, но рассмотреть, чем именно заняты звери, было невозможно. Из-за плохой видимости ему иногда чудилось, что киты уже идут на таран. Но тут частота звуков заметно повышалась: это животные, обнаружив лодку, своими локаторами уточняли ее местоположение и форму. В наушниках отдавалось этакое «та-та-та-та»… Заканчивалась эта серия сигналов сплошной трелью «тррррр».
Усиливая интенсивность звучаний, киты получали точную информацию о препятствии на своем пути и, оставаясь невидимыми для Лагорио, сворачивали в сторону. И Эжен слышал, как ритм звучаний становился нормальным.
Лагорио старался выходить со своим отрядом с утра пораньше, до рассвета, так как мы установили, что часто именно в эти часы серые киты входят в бухту. (Ночью они выходили в открытое море.)
Но и тут были свои проблемы с записью. Течение относило микрофоны в одну сторону, ветер отгонял катер в другую. А мелкие волны, ударяясь о корпус лодки, своим плеском забивали звуки китов.
Несмотря на все препятствия, Лагорио однажды удалось записать обмен звучаниями между самкой и детенышем. Их голоса отчетливо различаются: щелчки мамаши намного громче сигналов малыша. При этом Лагорио видел, как в воде возле катера скользили два темных силуэта.