— Я не думаю о тебе сейчас.
Это была ложь, но я не стала указывать ему на это.
— А что ты теряешь?
Я могла бы это сделать, я была уверена в этом. Я открыла двери, я победила их самого сильного солдата, едва ли приложив усилия. Я одарила его вкрадчивой улыбкой.
— Ты боишься проиграть? Я могла бы уложить тебя на спину в считанные секунды.
— Нет, — сказал он, делая шаг вперёд. — Я мог бы уложить тебя.
Во мне вспыхнул гнев.
— Не делай этого!
— Делать что?
— Не притворяйся, что у тебя есть хоть малейший сексуальный интерес ко мне. Ты ясно дал понять, что готов рискнуть судьбой мира, лишь бы не спать со мной.
Я его шокировала. А потом та же медленная улыбка изогнула его прекрасный рот, и я потерялась. Вода всё ещё блестела на его груди, и что-то сжалось внутри меня.
— Это раздражает, не так ли? — пробормотал он. — Ты, как и я, прекрасно знаешь, что дело не в отсутствии у тебя привлекательности.
— Я знаю всё о таких оправданиях. "Дело не в тебе, а во мне", — произнесла я с оттенком горечи.
Он закатил глаза.
— Послушай, я соблюдаю целибат уже больше ста лет. Я не собираюсь менять своё решение без веской на то причины.
— Судьба мира — это не причина? — выпалила я в ответ.
Теперь он казался искренне удивлённым и сделал ещё один шаг ко мне.
— Ты пытаешься меня уговорить?
— Нет! Я просто хочу убраться отсюда к чёртовой матери, и я готова на всё, что в моих силах, лишь бы это произошло.
— Включая трах со мной?
Это слово потрясло меня. Не то, чтобы я не слышала его раньше, не то, чтобы он не использовал его раньше. Но в этой тёмной, раскаленной атмосфере это вдруг показалось настоящим. Возможным.
Я могла бы сказать, что он блефует. Мои ладони вспотели, но я не собиралась позволить ему победить.
— Всё что угодно.
Я не могла прочесть выражение его глаз. Он выглядел почти диким, и на мгновение меня пронзил самый настоящий страх. Не то чтобы он мог победить. Я боялась того к чему могла привести моя победа.
— Да, — сказал он.
Какое-то мгновение я пребывала в замешательстве, не понимая его ответа.
— Что "да"?
— Да, я буду бороться за твоё право уйти. Если ты победишь, ты уйдёшь, покинешь это место, и ты даже не вспомнишь, что была здесь.
— У меня очень хорошая память.
Чувствовала ли я триумф? Или странное чувство разочарования?
— У нас есть способы заставить тебя забыть.
Я побледнела от этих слов, но стряхнула волнение.
— Договорились.
— Ты не спросила меня, что будет, если выиграю я, — его голос соответствовал его телу, красивый, опасный, соблазнительный.
Я постаралась изобразить скуку.
— Я же тебе сказала. Я остаюсь на месте и оставляю тебя в покое.
Он покачал головой.
— Нет. Я трахну тебя, а потом ты останешься на месте и оставишь меня в покое.
Я замерла. Его слова потрясли меня — холодный, вкрадчивый тон, который, казалось, проник под мою кожу. Я попыталась взять себя в руки.
— Значит, ты решил, что судьба мира заслуживает такой жертвы? Кто тебя уговорил на это?
— Это не жертва, — тихо сказал он. — И я не возьму твою кровь, только твою… нет, я избавлю тебя от этого конкретного слова. Ты не любишь слово "трахаться", вряд ли ты готова к матери всех ругательств. Я возьму твоё тело. Я решил разоблачить твой блеф. Сомневаюсь, что ты способна выплатить свою ставку сполна, и чем скорее ты это поймёшь, тем скорее я смогу перестать думать о тебе. Мы сделаем это и покончим с этим.
Меня охватила ярость. На короткий миг я задумалась о том, каково это оказаться под ним, и моё тело отреагировало яростным, горячим желанием. Знал ли он то, о чём даже я не была полностью осведомлена? Что за моей решимостью убраться к чёртовой матери, и желательно как можно дальше от него, отсюда, скрывается тёмная, тайная потребность в нём?
— Ты хладнокровный ублюдок, не так ли? — спросила я. — Выводить меня из себя, не лучший способ победить.
— Напротив. Когда люди злятся, они склонны ошибаться, реагировать эмоционально. В бою нужно быть хладнокровным, отстранённым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Никто никогда не заподозрит тебя в эмоциональной реакции, — отрезала я.
— Нет, не смогут, — он сделал шаг назад, гоня меня прочь. — Возвращайся в свою комнату, Виктория Беллона, если ты не готова играть.
Последние остатки моего самообладания рухнули.
— Меня зовут Тори, — прорычала я. — И я собираюсь вытереть пол тобой.
Он снова рассмеялся, и на этот раз его смех прозвучал чуть ли не радостно. Конечно, он был таковым — он жил для борьбы, для войны, для битвы.
— Мы заключили сделку, Тори? — ударение на моём имени было насмешливым.
Я сбросила обувь.
— Мы заключили сделку.
* * *
МИХАИЛ НЕ СТАЛ ЗАДЕРЖИВАТЬСЯ НА ОБДУМЫВАНИИ РЕШЕНИЯ. Он знал, что делает, знал, что это глупо и опрометчиво, знал, что ему нужен был любой предлог, чтобы прикоснуться к ней, и теперь он, наконец, получил его. До тех пор, пока он не возьмёт её кровь, пророчество останется несбыточным.
Он знал, что она была хороша, она изо всех сил пыталась скрыть свои боевые навыки, но в тот момент, когда Метатрон упал в первый раз, они всё понял. К тому времени, как она снова расплющила Метатрона, он был удивлён, что все остальные в этом месте не поняли, насколько опасна его жена. Но она была так же хороша в притворстве, как и в бою, и он наблюдал, как она двигалась, заманивая своих противников, подталкивая их ровно настолько, чтобы симулировать своё поражение. Она принесёт женщинам пользы куда больше, чем он сможет сделать за недели. Она ни за что не останется в своих комнатах после этого, он поручит ей заботу о жёнах, будучи совершенно уверенным, что она проявит их лучшие качества, в то время как он сосредоточится на Падших.
Он одарил её улыбкой, рассчитанной на то, чтобы вывести её из себя ещё больше. Он сделал ей одолжение, предупредив, что гнев только ослабит её, но она была слишком зла, чтобы прислушаться. Бой был больше, чем блокировка, больше, чем атака и защита. Это была стратегия, считывающая стиль противника, чтобы видеть на три хода вперёд. Когда тебя переполняет гнев, ты не можешь видеть вещи так же ясно.
Он протянул руку и насмешливо поманил её к себе.
— Я дам тебе право первого удара.
Через секунду он уже лежал на спине, её колени уперлись в его плечи, прижимая его к мату. Она задержала его на секунду дольше, чем следовало бы просто потому, что он был так потрясён, но через мгновение ока она уже слетела с него, пролетела по воздуху и приземлилась на мат посреди комнаты.
Этот маневр должен был отбросить её к стене. Он расправил плечи, наблюдая за ней.
— Я впечатлён. Ты меня удивила.
— Никогда не стоит недооценивать своего противника, — самодовольно сказала она, пританцовывая ближе.
Он приятно улыбнулся ей, а затем двинулся вперёд, одним быстрым движением выбивая из-под неё ноги. Она не упала, но оттолкнулась и перевернулась обратно, манёвр, которым она не должна была владеть. Должно быть, он выдал своё удивление, потому что она выглядела ещё более самодовольной.
— Богиня, помнишь?
Мгновение спустя она лежала на спине, а он был сверху, оседлав её так же, как она оседлала его, его колени упирались в её плечи.
— Ангел, помнишь?
Она легко оттолкнула его, и они оба снова оказались на ногах, прожигая друг друга взглядом. Она даже не запыхалась. И он тоже.
Он чувствовал её пульс, тяжёлый и сильный, и внезапный неистовый голод охватил его, настолько шокирующий, что на мгновение он замер. Он никогда не испытывал ничего подобного, той мощной волны желания, которая могла бы поставить его на колени легче, чем все её движения.
Она врезалась в него, уронила, оседлала, и какое-то мгновение он не двигался, глядя на неё, на влажную от пота кожу и кровь, пульсирующую в её шее, вдыхая сладость её запаха. Он обхватил пальцами её бёдра, его большие пальцы медленно, ритмично прижались к ней.