До середины 1960-х годов количество совершаемых абортов продолжало расти (Садвокасова 1969: 117). Нормализация женской интимной жизни после двадцати лет террора происходила медленно. Искусственный выкидыш, совершаемый, правда, в условиях медицинского учреждения, был основным способом контроля репродуктивности. При этом так называемых «абортных коек» в больницах хронически не хватало. И все же закон об отмене запрета на совершение абортов способствовал расширению сферы приватности жизни. Примерно в это же время, во всяком случае на уровне нормативных суждений власти, произошло отделение сексуально-эротических практик от функции деторождения, что косвенно нашло отражение в расширении производства и внедрения в обыденную жизнь средств предохранения.
В литературе специального характера уже в конце 1950-х годов стали подниматься темы взаимосвязи здоровья женщины, планирования деторождения и наличия в стране контрацептивных препаратов. Осенью 1956 года на Всесоюзном совещании актива медицинских работников тогдашний министр здравоохранения СССР, главный инициатор отмены запрета на аборты, М.Д. Ковригина обратила особое внимание на медико-гигиеническую пропаганду противозачаточных средств как способ борьбы с абортами (подробнее см.: Ковригина 1956).
Проблему воспитания культуры контрацепции стали активно обсуждать и практикующие врачи-гинекологи. В 1957 году ленинградские медики П.А. Белошапко и С.М. Беккер в популярной брошюре, посвященной охране материнства в СССР, осмелились напрямую связать уровень здоровья женщин с «усилением разъяснительной работы среди населения, направленной на предупреждение абортов, и обеспечением противозачаточными средствами» (Белошапко, Беккер 1957: 19). Действительно, легитимизация искусственного прерывания беременности не могла не поставить вопрос о средствах предохранения как об альтернативе аборта. Однако интимно-бытовая проблема контрацепции в условиях советской повседневности неизбежно приобретала социально-политический оттенок. Еще в ходе острых дискуссий 1920-х годов высказывались мысли о том, что контрацептивы представляют собой элементы буржуазного разложения. В массовой литературе по половому воспитанию не часто писали о предохранении от нежелательной беременности. Фармацевтическая промышленность СССР в 1920-е годы не уделяла должного внимания производству предохранительных средств, а в 1930-е годы они стали острейшим дефицитом. И.И. Шитц не без горькой иронии записал в своем дневнике летом 1930 года: «Даже презервативы (58 коп. за полдюжины, очень грубые и больше не дают) в очередь, правда, пока в пределах магазинов. Но что будет, когда хвост окажется на улице и домашние хозяйки начнут подходить с вопросом „А что дают?“» (Шитц 1991: 185).
Отсутствие контрацептивов побуждало женщин систематически прибегать к абортам. 6–8 операций подобного характера – это норма для горожанки 30–35 лет в 1920–1930-х годах. Закон о запрете абортов, принятый в 1936 году, поставил власть в сложное положение. В условиях введения уголовной ответственности за совершение искусственного прерывания беременности необходимо было обеспечить население средствами предохранения. В конце 1930-х годов на выпуске презервативов стал специализироваться Баковский завод резиновых изделий, расположенный и поныне в Подмосковье. Он превратился в монополиста в этой области производства медицинских товаров, отняв пальму первенства у ленинградского завода «Красный треугольник», который изготавливал кондомы еще в царской России. Одновременно в советской прессе конца 1930-х годов начали рекламировать контрацептивы. Журнал «Красная деревня», например, поместил в одном из своих выпусков за 1936 год на задней обложке под рубрикой «Спрашивайте во всех аптеках и магазинах „Санитарии и гигиены“ Ленинградской области» информацию об имеющихся в продаже «предохранительных средствах от беременности»: «Контрацептине», «Преконсоле» и «Вагилене», а также о презервативах (Красная деревня 1936).
Однако принципиальное отношение власти к проблеме контрацепции не изменилось. В доказательство достаточно привести образец текстового плаката 1939 года «Противозачаточные средства», предназначенного для женских консультаций. Содержание его было следующим: «В Советском Союзе применение противозачаточных средств рекомендуется исключительно как одна из мер борьбы с остатками подпольных абортов и как мера предупреждения беременности для тех женщин, для которых беременность и роды являются вредными для их здоровья и даже могут угрожать их жизни, а не как мера регулирования деторождения» (ЦГА СПб 9156, 4: 57). Это соответствовало основному постулату гендерного порядка эпохи сталинизма, по которому сексуальность могла быть реализована только посредством деторождения, а интимная жизнь должна была протекать лишь в подконтрольных государству формах.
Либерализация жизни общества после смерти Сталина, в том числе положение о разрешении абортов, привела и к переменам в социальной политике советского государства в сфере производства средств контрацепции. Это было связано и с ростом фактов искусственного прерывания беременности во второй половине 1950-х годов. На уровне нормализующих суждений власти вопросы пропаганды противозачаточных средств обсуждались довольно активно. О культуре интимной жизни, правда, в контексте заботы о здоровье, стали писать и в популярной литературе. В вышедшем в 1957 году первом за долгие годы справочном издании «Домоводство», включавшем и статьи о здоровье женщины, в частности о вреде абортов, не было ни слова о предохранении как альтернативе искусственному выкидышу (Домоводство 1957: 14). Невысокой была и бытовая культура контрацепции. Петербуржец 1935 года рождения писал в своей сексуальной автобиографии: «Надо предохраняться, но как? Вот вопрос. В то время из всех противозачаточных средств были только презервативы, никакой литературы на эту тему. Темно как в лесу. <…> Прошло больше года, как мы поженились, и теперь мы вообще перестали предохраняться. <…> Она [жена респондента] теперь не боялась беременности – мол, раз мать выручила, выручит и еще не раз. Так и случалось: мать ее парила и месячные восстанавливались. Правда, иногда из влагалища текли комья, сгустки крови» (Роткирх 2011: 189, 151). А бард и ученый А.М. Городницкий описывал забавные способы применения презервативов в обыденной жизни геологов – кондомами заменяли резиновые мешочки для хранения реактивов: «В один прекрасный день они кончились, и меня вместе со „старшим“, которым был тоже студент-практикант Гена Слонимский… отправили за пополнением „резиновых мешочков“ в Сталинобад, поскольку их отсутствие грозило срывом работ. Мы с Геной… поскакали вниз. „Девушка, нам, пожалуйста, презервативы“, – заявил Геннадий… „Сколько“ – спросила продавщица. – „Две тысячи“ – гордо сообщил Гена. Девушка всплеснула руками и скрылась за дверью с надписью „заведующий“. Через несколько минут оттуда появился старый еврей-провизор в серебряных очках. „В чем дело, Леночка?“ – переспросил он, и наморщив лоб, посмотрел на нас поверх очков. „Лев Исаакович, они просят две тысячи!“ – „Ну и что?“ – невозмутимо заметил провизор, – отпустите, может быть, у них вечеринка“» (Городницкий 1999: 81–82).
И все же непросвещенность населения в вопросах регулирования рождаемости требовала решительных мер. В 1959 году в «Краткой энциклопедии домашнего хозяйства», в материале об абортах отмечалось: «Если беременность противопоказана по состоянию здоровья или нежелательна по тем или иным причинам, то, чтобы не прибегать к абортам, следует предупреждать зачатие. Для выбора противозачаточного средства следует обратиться к врачу» (Краткая энциклопедия домашнего хозяйства 1959: 6). В том же 1959 году после специального заседания Института акушерства и гинекологии были выпущены указания по применению средств контрацепции (Садвокасова 1969: 126; Методическое письмо по применению противозачаточных средств 1959). В женских консультациях предусматривалось введение специальных картотек по учету эффективности применяемых противозачаточных средств. Женщинам, пользующимся контрацептивами, настойчиво рекомендовали находиться под наблюдением специалистов (Методическое письмо по применению противозачаточных средств 1959: 11). Безусловно, при наличии лишь государственной медицины эти факты можно расценивать как элемент социального контроля над частной жизнью, однако не заметить положительных изменений в системе регламентации репродуктивности невозможно.
Даже по разрозненным данным, почерпнутым из специальной медицинской и научно-популярной литературы, можно сделать вывод о том, что арсенал средств предохранения в 1950–1960-х годах заметно расширился благодаря, в частности, развитию достижений химической промышленности. Как и в предыдущий период, медики отдавали предпочтение тем средствам, эффективность которых была выше 65 % (Садвокасова 1969: 135; Яковлева 1966: 8, 11, 14, 23). Речь шла о мужских и женских протекторах. Этот вид контрацепции не был изобретением эпохи десталинизации, но научно-технический прогресс коснулся и его. В 1959 году ленинградский гинеколог С.М. Яковлева предложила заменить металлические женские колпачки на пластиковые (Яковлева 1964: 16). Правда, дальнейшее усовершенствование предохранительного средства в контексте развития бытовой химии сегодня кажется странным. Автор одной из уже многочисленных популярных в конце 1950‐х – начале 1960-х годов брошюр о вреде аборта советовал обильно мазать женский протектор мыльным кремом или посыпать только что появившимся в продаже мыльным порошком «Нега» (Никончик 1961: 35).