Но вожак выдержал стиль, попинал горячую резину:
«Немецкая?» – «Исключительно». – «На таких скоростях не выдержит».
И спросил:
«К какому клубу приписан?»
Доктор Валькович не сразу понял:
«Какой еще клуб? Я просто катаюсь».
«Ладно, – всё еще сдерживаясь, кивнул байкер. – Просто катаешься. Почему нет?»
И посмотрел в глаза доктору Вальковичу:
«Только раньше нас на великах не обходили».
И тяжелой рукой полез в подвесной карман под рамой велосипеда:
«А ну-ка, ну-ка! А это что тут у нас?»
«А это что тут у нас?» – тянулась, переспрашивала девушка.
«А это тут у нас остатки меда, – вежливо понюхал вожак. – Чего это ты баночку фольгой обернул? Какая-то звезда. И мед, наверное, в Сростках брал?»
Доктор Валькович согласно кивнул.
«Ну ты и дурак! Какой мед в Сростках?»
Байкер запустил баночку в кусты под отвесной скалой.
И добавил с неопределенной угрозой: «Ты мед бери в Манжероке, не будь гусем».
Доктор Валькович так и не понял, почему он гусь, если берет мед в Сростках.
Понять это было трудно еще и потому, что он опять умирал. Уже в третий раз в этом году. Всё как всегда, ни облачка на небе, тишина, запахи трав, а солнце потускнело, потянуло сухим туманом, всё вокруг казалось странным, как на цветных срезах. Так, наверное, выглядят модели кристаллов – вроде тетюхинских кальцитов. Мир щетинился, грани отблескивали, пускали цветных зайчиков. И сквозь тяжелые вспышки медленно остывающего железа летела и летела в воздухе пустая стеклянная баночка, обернутая свинцовой фольгой. «Муо?.. Что?..» – спросил бы кореец Ким. И ответил бы: «Борёссымнида… Потерял…»
И пока баночка так летела – сквозь сухой туман, сквозь сгущающуюся солнечную тьму, сгущающиеся нежные запахи, вожак байкеров свистнул. Ревущие машины одна за другой пронеслись мимо доктора Вальковича, а баночка всё падала и падала, стреляла цветными мальтийскими крестами. Hello, World! Единственная девушка, проносясь мимо, торжествующе подняла руку. Топик узкий, доктор Валькович с восторгом увидел грудь, нежное загорелое всхолмие. Но в глазах девушки пылало густое презрение.
«Олень плюшевый!»
Это ничего, что я олень, подумал доктор Валькович.
И что плюшевый – это тоже ничего, ведь баночка не разбилась.
Такие интеллигентные, поаплодировал доктор Валькович байкерам и аккуратно упрятал подобранную баночку в сумку. С одного уголка свинцовая фольга отклеилась. В необозримых пепельных глубинах баночки пылал ужас горячей вселенной, может, начало какого-то другого мира.
Но разглядывать было некогда.
Доктора Вальковича снова несло по силовым линиям.
Минут через пять он нагнал несущуюся по шоссе кавалькаду.
Байкеры шли под сто пятьдесят, волосы девушки стояли горизонтально, она знала, что они не олени плюшевые. Доктор Валькович на отечественном велосипеде (ну, правда, рама сварена на Тайване и покрышки немецкие) лихо подрезал вожака. Покрышки плавились, доктору Вальковичу что-то кричали, но разве услышишь что-нибудь на такой адской скорости? Догадывался: байкеры хотели бы его убить. За армейскую рубашку цвета прогорающего неба, за шорты, за мысленные аплодисменты, за то, что слишком небрежно откидывается в позорном велосипедном седле. А девушка даже завизжала, как коза, и доктор Валькович испугался, что она прямо в седле описается.
Теперь он опять всё время катился вниз.
Реальный рельеф местности не имел значения.
Он катился и катился – вниз, вниз. Вдруг открывалось впереди старое алтайское село – серый шифер крыш между сосен и лиственниц. Седые лишайники на голых придорожных скалах смотрелись, как пролитая простокваша. Козы, как дуры, спали на деревянном крылечке. Рядом сочная молодая трава, а они разлеглись на грубых щелястых досках. Несколько раз Валькович попадал в стадо переходящих шоссе коров. Рябой бык тяжело дышал, пускал стеклянную слюну, рассматривал физика красным глазом. Около придорожного сарайчика – «Шиномонтаж» – доктор Валькович остановился, наконец, полил покрышки водой из колонки. Хозяин, рябой, как давешний бык, сплюнул:
«Давно торопишься?» – «Да почти с утра». – «Ну, если так…»
В «Дарьином саду» доктор Валькович нашел хозяина.
На вопрос Анара: «А деньги есть?» – показал пучок долларов.
Сговорились на тихую мансарду. «Только велосипед с собой не тащи».
Никогда раньше доктор Валькович не спал так крепко. Снизу доносилась какая-то музыка, совсем не из его номера, но всё равно утром до него достучались. Злобный, почти нечеловеческий голос проорал: «Если ты, сука, не выключишь свой сраный рэп, я притащу пятисотваттную стереосистему и буду тебе до утра транслировать мультик про Келе».
Доктор Валькович все понял правильно.
Вынул стеклянную, обклеенную фольгой баночку из мини-бара (сперва это место казалось ему чрезвычайно надежным), и спустился на пустую набережную. Солнце вставало. По карнизу третьего этажа крался серый кот, намыливался разорить одинокое птичье гнездо. Баночка удобно лежала в ладони доктора Вальковича. Он остановился у кедрового щита.
«В этом месте вы можете снять напряжение, очистить свое сознание…
Встаньте лицом к реке, положите руки, смоченные водой, на резные столбики…
Медленно покрутите по часовой стрелке шар-мандалу…
Ощутите ауру горной реки…»
Мысленно поаплодировав, доктор Валькович поднял голову.
Крадущийся по карнизу третьего этажа серый кот как никогда был близок к птичьему гнезду. Но какой-то придурок гаркнул с мансарды: «Брысь!» Кот, конечно, остался на месте, зато сорвалась со скамьи какая-то тихая ранняя бабка, каркнула ворона… такая тоска, блин… снова весь мир пришел в неявное движение…
Доктор Валькович уронил баночку в реку…
ПРИНЦЕССА УКОКА
Алекс запаздывал.
Я смотрел на портрет в простенке.
Несколько лет назад на алтайском плато Укок археологи нашли захоронение эпохи матриархата, а в нем мумию женщины. Мумия на удивление хорошо сохранилась, даже татуировка на коже. Понятно, алтайцы отнесли находку к разряду священных, тем более что скоро после того как принцессу вывезли в Новосибирск, местные горы встряхнуло мощным землетрясением. По глазам Анара, молча колдовавшего за стойкой, можно было понять, что принцесса вернется на родину.
А я ждал Алекса и набрасывал в блокноте диалоги северных богов для нашей веселой повести.
«Мама Ильхум, зачем принесла глиняный горшочек?» – «Это я давёжное вино принесла. Кутха проснется, спросит, а горшочек рядом». – Укорила (героя): «Ты рецепт от Билюкая ему не принес. Кутха сильно расстроится. Кутха совсем старый стал. У него теперь на уме только одно: пить вино и смотреть на красивое».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});