Смоленскин спрашивает себя: неужели возможна столь резкая перемена в отношении русского общества к еврейскому населению? Его ответ — решительное нет. Он обвиняет руководителей российского еврейства, в том числе представителей движения Хаскалы, деятельность которых настолько «усыпила» евреев, что, «если бы кто-либо сказал сынам Израиля в России за месяц до того, как разразилось это бедствие, что так произойдет, — его бы высмеяли как сумасшедшего. И все же каждый, вглядывавшийся в происходящее, мог бы сказать, что пройдет немного времени — и это случится». По словам Смоленскина, на протяжении двадцати лет, предшествовавших погромам, русская печать была полна клеветы на евреев и умеренно-либеральных тенденций, которых пыталась придерживаться центральная власть. Все обвинения, какие только можно было выдвинуть против евреев, прозвучали в русской литературе предшествовавших погромам лет, евреи же просто закрывали глаза на правду, так как были всецело заняты просветительством и тешились иллюзией, что оно разрешит все их проблемы:
«Все это время братья наши, сыны Израиля на русской земле, взявшиеся спасти свой народ, занимались только просветительством, ибо научились тому у наших братьев в Германии, так как и те неразумно полагали, что просвещение озарит их своими лучами и с ним они вознесутся и возвеличатся; и что если оно украсит их и увенчает, то все население страны увидит их в этом ореоле, окружит их почетом и приблизится к ним по-братски, а негодные люди больше не станут их притеснять».
Однако, занимаясь этим, деятели Хаскалы не замечали ни социологических процессов, в которые они вовлечены, ни реакции нееврейского общества на развитие событий.
Смоленскин делает вывод, что антисемитизм лишь усиливается с ходом просвещения, открывающего перед евреями широкие возможности, включая получение многих должностей, и тем самым создающего постоянные трения между ними и неевреями, ибо представляется последним как угроза их экономическому и образовательному уровню. Полагать, что просветительство решит проблему и что образованные русские охотно примут в свою среду образованных евреев, — просто иллюзия; в действительности происходит обратное. Таким образом, перед евреями лишь один выход:
«Если наши ненавистники поднимают крик, что мы, расплодившись и размножившись на их земле, стали им в тягость, то нет для нас ничего лучшего, чем отступить, то есть сократить число наших собратьев в странах, где они колют глаза местному населению».
Итак, Смоленскин пришел к убеждению в необходимости эмиграции с целью облегчить социологическое напряжение в странах с высокой концентрацией еврейского населения. Однако, по его мнению, решение не должно и не может быть найдено в индивидуальном плане, в соответствии с лозунгом «по шатрам своим, Израиль!». Мы уже видели, что Смоленскин строит определение еврейства на основе солидарности; так и теперь он желает видеть в процессе эмиграции коллективное, национальное усилие по принципу: «каждый да поможет ближнему». Более того: если эмиграция будет направлена не на поиски убежища для отдельных лиц и семей, а на решение коллективно-национальное, «если к одной стране обратят свои взоры, то нет иной земли на свете, куда они устремятся, кроме Страны Израиля!» (выделено в оригинале).
Смоленскин сознает, что до недавнего времени идея возвращения в Эрец-Исраэль пугала большинство евреев, «кроме тех, что стремились быть там похоронены». Но в последние годы было доказано, что там можно основать поселения и таким путем, возможно, показать евреям, что страна может вместить множество жителей и прокормить их.
Страна Израиля, в его прежних сочинениях даже не упоминаемая как возможный центр еврейского самоопределения, теперь становится средоточием надежд на будущее еврейского народа. Эрец-Исраэль, в представлении Смоленскина, уже не выступает каким-то подобием «Небесного Иерусалима» и не принадлежит ни традиционной религии, ни романтике ранней литературы Хаскалы, нашедшей выражение в творчестве Авраама Maпy. Это — земная Страна Израиля, ставшая в XIX веке объектом историко-географических исследований и подробных, вполне эмпирических изысканий, главным образом благодаря записям многочисленных путешественников — не только евреев — и картографической деятельности Британского общества по изучению Святой Земли. Характерным и новаторским является этот прагматический подход к Эрец-Исраэль в том виде, в каком он находит выражение в творчестве Смоленскина. Национальное самосознание приводит его к поискам коллективного решения, связанного с Эрец-Исраэль, но все это не остается в рамках одного лишь идейного постулата, а переводится в план конкретных исследовании абсорбционных возможностей страны и т. п., к чему его обязывает светский и вытекающий из просветительской деятельности подход к вопросу:
«Многие ученые из сынов иных народов уже прилагали старания к изучению этой страны, а выдающиеся и глубокие исследователи из Британии, посланные туда, прошли эту землю вдоль и поперек, внимательно вглядываясь в ее состояние, прилагая всю свою ученость. Они выяснили, что земля эта очень хороша и в состоянии прокормить четырнадцать миллионов человек, если обрабатывать ее умело и усердно. На слова этих ученых можно полагаться, так как они дело знают и говорят искренне, дружественно относясь к нашему несчастному народу. Даже если мы скажем, что они преувеличили (что в действительности не так) и не для четырнадцати миллионов, а для половины этого числа достанет хлеба досыта, то и этого вполне довольно для всех наших братьев, которые будут искать там убежище, ибо не все сыны Израиля вернутся туда, а только те, кто из-за недостатка пропитания или притеснений врагов будут искать место, где бы поселиться безопасно, отправятся туда. Довольно даже, если миллион наших братьев прибудет туда: и тогда будет польза и этим гонимым, и оставшимся в странах их проживания станет просторнее, ибо в их среде будет меньше бедности, и они уже не станут бросаться в глаза местному населению, а их ненавистники не будут более наводить на них страх, напоминая им о стране, откуда они ушли в изгнание».
Здесь мы ясно видим трансформацию представлений о Стране Израиля в сознании евреев. Из Святой Земли, объекта грез и мечтаний или, в иных случаях, темы для развлекательных пасторальных романов, она превращается в конкретную территорию с вполне реальными атрибутами. Недостаточно мечты — здесь говорится о конкретных трудностях, требующих оперативных решений.
Смоленскин приводит шесть доводов в пользу предпочтительности Эрец-Исраэль для еврейской иммиграции по сравнению с Соединенными Штатами или странами Южной Америки. Вот они:
1. Верные традициям евреи, которым «дорога память их праотцев», смогут — при условии обеспечения экономической возможности их проживания там — легче воспринять идеи алии по сравнению с мыслью о переезде на новое, еще более отдаленное место изгнания.
2. Эрец-Исраэль находится ближе, чем Америка, к центрам сосредоточения еврейского населения Восточной Европы, так что легче будет сохранить существующие семейные и общественные связи.
3. Можно организовать коллективную иммиграцию в Эрец-Исраэль, так что в страну поедут целые группы,