Европейцы нашли себе убежище на ночь под купой деревьев у разведенного костра, в который бушмен старательно подбрасывал дрова. Порой до них доносилось рычание диких зверей. Присутствие хищных животных увеличивало беспокойство за участь Николая Паландера. Можно ли было еще сохранять надежду на спасение этого несчастного — выбившегося из сил, голодного, иззябшего в такую холодную здесь ночь, беззащитного перед нападением гиен, которые во множестве водились в здешних лесах? Эти мысли занимали всех. Ученые провели долгие часы за обсуждением, за выработкой планов, за поисками способов прийти своему собрату на выручку. Причем англичане проявили такое сочувствие к нему, что даже сам Матвей Струкс мог быть, да он и был, растроган. Порешили, что русского ученого отыщут, живого или мертвого, даже если для этого придется отложить на неопределенный срок геодезические операции.
Наконец после ночи, часы которой длились, словно столетия, наступило утро. Лошади были быстро взнузданы, и поиски возобновились на более обширном пространстве. Собака побежала вперед, небольшой отряд поехал за нею следом.
Продвигаясь все дальше к северо-востоку, полковник Эверест и его спутники попали в очень болотистую местность. Здесь оказалось множество мелких речушек. Их легко переходили вброд, сторонясь при этом крокодилов, которых впервые увидел сэр Джон Муррэй. Это были огромного размера рептилии[170] (некоторые из них имели от двадцати пяти до тридцати футов длины) — животные, известные своей прожорливостью, от которых трудно уйти в озерных или речных водах. Не желая терять времени на сражение с этими огромными ящерицами, бушмен делал крюки, чтобы обойти их, сдерживая порывы сэра Джона, готового всякую минуту всадить в них пулю. Посреди широких запруд, образовавшихся от паводковых вод, их можно было увидеть десятками — с поднятыми над водой головами, пожирающих какую-нибудь добычу наподобие собак, захватывающих ее своими ужасными челюстями. Когда одно из таких чудовищ высовывалось из травы, лошади бросались в галоп.
Тем временем отряд без особой уже надежды продолжал свои поиски то в густых зарослях, через которые было трудно продираться, то на равнине, среди хитросплетения речек, внимательно осматриваясь вокруг, обращая внимание на самые незначительные следы: здесь — на ветку, сломанную на высоте человеческого роста, там — на недавно примятый пучок травы, дальше — на какой-нибудь еще, наполовину стершийся, знак, происхождение которого уже нельзя было определить. Но ничто не наводило искателей на след незадачливого Паландера.
И вот, когда они продвинулись миль на двенадцать к северу от последней лагерной стоянки и, по предложению охотника, уже собирались повернуть на юго-запад, собака стала проявлять признаки беспокойства. Она вдруг залаяла, отчаянно замахав хвостом, отбежала на несколько шагов, приникнув носом к земле и обнюхивая сухую траву по краям тропинки, и снова вернулась на то же место, явно привлеченная каким-то запахом.
— Полковник, — воскликнул тогда бушмен, — наша собака что-то учуяла. Ах, умное животное! Она напала на след дичи, простите, — ученого, на которого мы охотимся. Пусть идет! Пусть идет!
— Да, — повторил вслед за своим другом-охотником сэр Джон Муррэй, — она на правильном пути. Слышите это потявкиванье! Можно подумать, что она разговаривает и советуется сама с собой. Я дам пятьдесят фунтов за собаку, если она приведет нас к тому месту, где обретается Николай Паландер!
Матвей Струкс не стал делать замечания относительно манеры, в какой говорилось о его соотечественнике. Главное сейчас — найти его. Так что каждый был готов кинуться по следам ищейки, как только она определит верное направление.
Животное не заставило себя долго ждать и, с громким лаем перепрыгнув через ветви кустарника, исчезло в глубине зарослей.
Лошади не могли последовать за ней: надо было продираться через беспорядочно растущую зеленую массу. Полковнику Эвересту и его спутникам пришлось ехать, огибая лес и прислушиваясь к отдаленному лаю собаки. У всех появилась некоторая надежда. Не было сомнений, что животное напало на след заблудившегося ученого, и если оно его не потеряет, то, должно быть, прямо выйдет к цели.
Всех занимал только один вопрос: жив или мертв Николай Паландер?
Было одиннадцать часов утра. Лая собаки, на который ориентировались искатели, не стало слышно. То ли она далеко удалилась, то ли сбилась вдруг с пути. Так прошло двадцать минут. Бушмен и сэр Джон, ехавшие впереди, сильно обеспокоились. Они уже не знали, в каком направлении вести своих спутников, как вдруг лай раздался снова, примерно в полумиле к западу и уже не в лесу. Пришпорив лошадей, все тотчас направились в ту сторону.
В несколько приемов отряд подскакал к очень заболоченному участку. Здесь явственно слышался голос собаки, но самой ее не было видно. Земля была покрыта тростниками высотой в двенадцать — пятнадцать футов. Всадникам пришлось спешиться, и они, привязав лошадей к дереву, углубились в тростники.
Когда они миновали эти густые заросли, их глазам открылось обширное пространство, сплошь покрытое водой и водяными растениями. Здесь, в самом низком месте, образовалась широкая лагуна длиною в полмили, заполненная коричневатой водой.
Собака, путь которой преградили вязкие берега этой лагуны, яростно лаяла.
— Вот он! Вот он! — воскликнул бушмен.
Действительно, на краю похожей на полуостров суши, на расстоянии трехсот шагов от них, на пне неподвижно сидел Николай Паландер, не видя и не слыша ничего вокруг, держа в руке карандаш, а на коленях — блокнот и, конечно же, занимаясь расчетами!
Его компаньоны не могли удержаться от крика. Не более чем в двадцати шагах от русского ученого его подстерегало стадо крокодилов, высунувших из воды головы. Эти ненасытные твари потихоньку приближались к Паландеру и могли схватить его в любой момент.
— Скорее! — сказал охотник тихо. — Удивляюсь, что крокодилы еще чего-то ждут и не бросаются на него!
— Они ждут, наверно, когда он будет с душком! — не мог удержаться, чтобы не сострить сэр Джон, намекая на то, что, как он слышал от туземцев, эти рептилии никогда не питаются свежим мясом.
Посоветовав своим спутникам ждать их на месте, бушмен и сэр Джон обогнули лагуну так, чтобы попасть на узкий перешеек, который вывел бы их прямо к Николаю Паландеру.
Они не сделали и двухсот шагов, как крокодилы, покинув глубокую воду, начали выбираться на сушу, направляясь прямо к своей жертве.
Ученый ничего не видел. Он не отрывал глаз от своего блокнота. Его рука все выводила и выводила какие-то цифры.
— Только меткость и хладнокровие, иначе он погиб! — прошептал охотник на ухо сэру Джону.
Тут, встав на колено и прицелившись в двух ближайших крокодилов, они оба выстрелили. Раздались два залпа. Два чудовища с перебитыми хребтами скатились в воду, а остальное стадо в одно мгновение исчезло в глубине озера.
При звуке ружейных выстрелов Паландер поднял, наконец, голову. Завидев своих компаньонов, он радостно побежал к ним, размахивая блокнотом.
— Я нашел! Я нашел! — кричал он.
— Что вы нашли, господин Паландер? — спросил его сэр Джон.
— Неточность в мантиссе[171] сто третьего логарифма[172] таблицы Джеймса Уолстона!
Действительно, он нашел эту ошибку, удивительный человек! Он обнаружил ошибку в логарифме! И имел право на премию в сто фунтов стерлингов, обещанную за это издателем Джеймсом Уолстоном! Вот чем был занят все четыре дня, пока бродил в полном одиночестве, знаменитый астроном из Гельсингфорсской обсерватории!
Глава XII
ОРИЕНТИР ВО ВКУСЕ СЭРА ДЖОНА
Русский математик был, в конце концов, найден. Когда его спросили, как он провел эти четыре дня, он не мог ответить. Осознавал ли он опасность, которой подвергался? Вряд ли. Когда ему рассказали об эпизоде с крокодилами, он не хотел этому верить и принял рассказ за шутку. Хотелось ли ему есть? Не очень. Он утолял голод цифрами, и так хорошо утолял, что нашел ошибку в таблице логарифмов!