Читать интересную книгу Тюльпанная лихорадка - Дебора Моггак

Мы сидели на кровати, сквозь прикрытые ставни пробивалось солнце. За окном насвистывала птичка, кричали дети. Мы потеряли чувство времени. Ничего не ели. Голова у меня слегка кружилась, словно меня стукнули мешком с песком.

– Помнишь, как мой муж говорил про безумие, охватившее всю страну?

– Ты мое безумие, любимая. – Ян погладил меня по руке. – И я полностью тобой захвачен.

Впервые я не ответила на его ласку.

– Я про тюльпанную лихорадку.

Разумеется, он об этом знал. Она коснулась всех голландцев, распространяясь, как поветрие. Год назад ситуация вышла из-под контроля. В тавернах заключались крупные сделки, состояния росли как на дрожжах. Наши благоразумные бюргеры вдруг превратились в авантюристов.

– За одну луковицу – помнишь, как он сказал?… за одну луковицу дают множество вещей: лошадей, серебро и тому подобное.

– К чему ты клонишь?

– За одну луковицу купили целый дом – я сама слышала на прошлой неделе, – настоящий дом на Принзенграхт.

Я даже взмокла от волнения. Мы сидели, плотно прижавшись друг к другу на кровати. На мне была ночная рубашка Яна. Неожиданно на ней появилось красное пятно. Сначала я подумала, что что-то капнуло с потолка. Потом упала еще одна капля, и еще, и еще. У меня пошла носом кровь. Так бывало, если я сильно волновалась.

Ян откинул мою голову и прижал платок к ноздрям. Ткань между его пальцев сразу покраснела. Кровотечение из носа – странная вещь: никакой боли, просто хлещет кровь. Вскоре его платок совсем разбух. Когда Ян убрал руку, его пальцы были в крови.

32. Любитель тюльпанов

Выберите большую луковицу с хорошо развитыми детками. Очистите деток от земли и отделите от материнской луковицы, стараясь не повредить корни. Приготовьте сосуды с влажной песчаной почвой. Положите в каждый сосуд по маленькой луковице-детке и покройте их компостом. Наклейте этикетки и поливайте водой.

Королевское сельскохозяйственное общество. Энциклопедия садоводства

Клас ван Хогхеланде был помешан на тюльпанах. Он выращивал их в своем доме на Весперзийде, забыв про еду и сон. Раньше Клас был сборщиком налогов, но потом, к неудовольствию жены, оставил службу и начал возделывать свой сад. Это был маленький и скромный садик, но он превратился в центр его вселенной. Там, под жирной почвой, вдали от света, в кромешной тьме росли его маленькие «детки».

Настоящие дети Класа спали наверху, но теперь у него не хватало на них ни времени, ни сил. Под страхом порки он запретил им выходить в сад, и они играли на улице. Когда Клас о них вспоминал – что случалось редко, – они представлялись ему в виде «дочек» на тюльпанной луковице: новыми ростками, угнездившимися в теле матери. Вообще все, что он видел, напоминало ему тюльпаны. Миловидные женщины были цветками, а их юбки – лепестками, под ними скрывались пестики ног. Налоги, которые он прежде собирал, казались ему драгоценными почками, выраставшими из пухлой плоти годовых доходов.

Клас сходил с ума по почкам. Чем больше почек, тем тяжелее луковица. Чем тяжелее луковица, тем дороже она стоит. Вот почему он выдерживал свои тюльпаны в почве дольше конкурентов – других садоводов-любителей, чьи садики уже давно опустели. Они выкапывали свои растения в июне, а Клас держал их еще несколько недель. Зато скольких нервов ему это стоило! Несмотря на все предосторожности – крепкую изгородь, круглосуточное дежурство, – оставлять луковицы в земле было опасно. Им угрожали воры, собаки и улитки. Клас всегда был плотным, хорошо упитанным мужчиной с прекрасным аппетитом: перед началом сезона он едва пролезал в собственную дверь. Но теперь не мог ни есть, ни спать. Одежда висела на нем мешком, и жене приходилось подшивать ее. Он страдал сердцебиением и пил настойки с мятой. Раньше они с женой спали под лестницей, на своей большой кровати в задней части дома. Но на деньги, вырученные за последний урожай, Клас купил легкую походную кровать и перенес ее наверх, поближе к окну. С этой позиции он наблюдал за своим садиком.

Его главным секретом являлся компост. Всю осень Клас готовил землю, колдуя над волшебной смесью: коровий навоз, помет домашней птицы, тонко просеянный песок, костная мука со скотобойни. Все это трижды в неделю вносилось в почву. Он вычислил нужную пропорцию из расчета на квадратный фут и записал ее в книгу, хранившуюся в сейфе.

– Ты своих детей готов закопать, лишь бы удобрить этот чертов компост, – ворчала жена.

Она ничего не понимала. Порой Клас ловил на себе ее косые взгляды. Он любил сидеть на корточках в саду, растирая землю между пальцами и вдыхая ее запах. Она казалась ему вкуснее любых сладостей. Клас жалел, что не может ее есть.

– Дорогой, может, тебе сходить к доктору? – однажды спросила его жена.

Ладно, посмотрим, что она скажет, увидев новые цены на тюльпаны. Шестьдесят тысяч флоринов за четыре месяца – вот сколько заработал один парень на другом конце города. Это в шестьдесят раз больше, чем его годовой доход. Да, посмотрим, что она скажет. А садик у того парня поменьше!

К середине лета Клас уже выкопал и убрал часть луковиц: «миракли», «эмеральды» и свой главный козырь – «гауды». В этом году он добился огромного успеха: вывел несколько собственных гибридов, у которых пока не было названия. Один из них мог похвастаться пятнами цвета бледного индиго – будто в молоко капнули чернила. Клас отделил луковицы-детки, взвесил их и упаковал в солому. Затем отнес урожай в подвал и запер на ключ: надо подождать, пока поднимутся цены. Его «адмиралы» – «адмирал ван экхайзен» и «адмирал ван эйк» – лежали в почве. Вчера ночью Клас сунул руку в землю и пощупал луковицы, плотные и теплые. Чувство возникло странное: приятное и в то же время постыдное, словно он трогал собственные яйца. Когда за таким делом заставали матросов, их зашивали в мешок и бросали в море. А какое наказание ждет тех, кто щупает «адмиралов»?

«Может, тебе сходить к доктору». Зачем? Он просто потерял голову от любви. Как прекрасны они в цвету – пышные, обольстительные, чуть дрожащие на ветру! И как огромны их роскошные бокалы, впитавшие его тайную питательную смесь (сажа и собственная моча). Это были его любимые детишки. Стайка ангелов, трубивших в свои беззвучные трубы. Он обожал их всех, но больше всего – самых ценных. Финансовый рейтинг был таким: сначала желтые на красном («гауды»), потом пурпурные на белом и, наконец, самые восхитительные – красные на белом.

«Семпер августус» – это название Клас шептал с благоговением, точно прихожанин в церкви. Царь царей, святейший из святых. Пять ценнейших луковиц еще спали в глубине земли. Он вырастил их из маленьких деток, купленных в прошлом году: только пять, на больше не хватило денег. Пять ослепительных цветков – белых, как кожа девственницы, в тонких рубиновых прожилках, похожих на веточки вен, и с бархатистым ложем цвета небесной лазури. Сам Соломон не мог бы воспеть их с большей страстью. «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, и любезна! И ложе у нас – зелень…» Вот они, его пять прекрасных дев! «Как лента алая губы твои… Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе… Пленила ты сердце мое…»

Теперь они засохли – осталась лишь горстка праха. Вся их красота ушла в землю, чтобы вскоре снова выйти на свет. Завтра большой день. Завтра он выкопает луковицы. Тогда они восстанут, как Христос, после долгой спячки, и их воскресение сделает Класа богатым.

Он спал. Видел, как во сне разверзлась земля. Из ее недр вышли воины с блистающими копьями. Вздохнув, он повернулся, прижался к телу жены и опять погрузился в сон. Ему приснился враг – большая черная собака. Она огромными прыжками неслась по улице… легко перемахнула через стену… приземлилась в его саду… Хищно оскалив зубы, чудовище огляделось по сторонам, бросилось к грядкам с тюльпанами и начало копать. Его когти вырывали из земли маленькие ручки и ножки – все, что осталось от любимых деток.

Зазвенел колокольчик. Клас резко вскочил с кровати. Подбежал к окну и крикнул: «Кто там?» Внизу снова звякнул колокольчик. Клас уловил какое-тот движение – сгусток промелькнувшей тени.

Через минуту он находился уже в саду, путаясь в собственной проволоке и натыкаясь на сбившиеся колокольчики. Они оглушительно гремели, будто церковный набат, призывающий грешников к покаянию. Клас внимательно осмотрел землю. На грядках отпечатался чей-то след. Слава богу, все цело. Грешнику удалось сбежать. Класа вновь спасла его сигнализация.

33. София

Всем этим простофилям нужны тюльпанные луковицы.

Петрус Гондиус, 1621 г.

В дверь постучали. На пороге стоял Геррит, слуга Яна, и протягивал мне письмо.

– Что случилось? – У меня упало сердце. – Что-то с Яном?

– Нет, госпожа.

Геррит – сама невозмутимость: всегда хмурый, флегматичный, с ничего не выражающим лицом. Он был родом из Маркена, где крестьяне всю жизнь вяло копошатся в густом тумане. Ничто на свете не могло пробудить в нем любопытство, и я была ему благодарна за это. Я дала Герриту на чай. Он ушел, и я открыла письмо. Наверное, Ян передумал. Не стал ввязываться в эту авантюру.