Можно себе представить бешенство апачей. Многие из них вскочили на лошадей и погнались за беглецами; но эти уже далеко опередили их, так что через полчаса апачи поняли бесплодность преследования и вернулись в лагерь.
В это время начинало темнеть. Железная Рука остановил наконец своих товарищей и сказал им:
— Вот поистине славная была скачка. Но теперь я дожжен слезть с лошади и вернуться к лагерю, так как не могу оставить в беде моего молодого друга.
Суванэ молча пожала руку трапперу.
— Я не согласен, — крикнул янки. — Вы должны подумать о моей безопасности, мистер Железная Рука, и» я запрещаю вам возвращаться.
— Я буду сопровождать вас, — сказал Крестоносец, не обращая внимания на возглас янки. Притом это вовсе не так опасно, как кажется с первого взгляда, так как апачи уверены, что мы отправились в гасиенду. Теперь мы знаем, когда они нападут на нее; оба американца могут предостеречь дона Гузмана, а мы подождем в убежище Железной Руки ухода апачей и тогда освободим пленников из рук стражи.
Это предложение было всеми одобрено. Кентуккийца и мистера Смита проводили до того места, откуда они одни могли найти дорогу в гасиенду; затем Железная Рука, Крестоносец, Диас, офицер и Суванэ снова пошли к лагерю апачей.
Для того, чтобы привести дело к счастливому концу, потребовалась вся хитрость и мужество маленького отряда. После того как главные силы индейцев двинулись в поход, они поспешили к лагерю.
Суванэ, оставив своих друзей в засаде, открыто пошла в лагерь и, воспользовавшись удобной минутой, подошла к своему брату, который стоял, прислонившись к дереву. Она шепотом сообщила ему о намерении друзей и просила его быть наготове. В то же время она украдкой опустила в траву кинжал.
Команч молча наклонил голову, между тем как его сверкающие глаза остановились на оружии.
Затем Суванэ проскользнула в палатку донны Мерседес и просила ее не выходить из палатки, какой бы шум она ни услышала, но приготовиться к бегству.
Нападение немногих друзей вполне удалось; они одолели стражу, освободили пленников, затем все сели на коней и немедленно удалились из лагеря.
До гасиенды они добрались как раз в то время, когда около нее происходили последние сцены сражения.
К сожалению, по дороге к гасиенде Суванэ была увлечена толпою бегущих апачей.
Но не будем опережать события и перенесемся в гасиенду, обитатели которой с минуты на минуту ожидали нападения апачей, так как ни Крестоносец, ни молодой вакеро не возвращались.
Хотя целый день ничего не было слышно об индейцах, но никто не осмеливался выходить из гасиенды, и дон Гузман с поляком Бельским воспользовались этим временем, чтобы усилить, насколько было возможно, средства защиты.
Целый день прошел таким образом в оживленной работе, а о войске графа Альбана не было ни слуха, ни духа. Поздно вечером перед восточными воротами гасиенды явились два американца, и когда их впустили, они, к ужасу дона Гузмана, сообщили, что его дочь захвачена в плен апачами, которые собираются напасть на гасиенду нынче же ночью.
Настроение, овладевшее защитниками гасиенды после этого сообщения, было серьезное, но мужество их нисколько не поколебалось, хотя их было не более 60 человек, между тем как индейцев было несколько сотен.
Уже два дня тому назад лучший скот и лошади были приведены на широкий внутренний двор гасиенды и здесь привязаны, но еще более тысячи лошадей и две тысячи штук рогатого скота находились в больших коралях на равнине, по которой должны были прийти индейцы.
Так как апачи могли воспользоваться этими животными, чтобы под прикрытием их тел подойти к воротам гасиенды, то дон Гузман решился пожертвовать этою частью своего состояния и уже хотел отдать приказание отворить ворота кораля и выпустить скот, когда один из мексиканцев, принадлежавший к отряду Бельского, предложил другой выход. Предложение его было принято тем охотнее, что два вакеро вызвались помогать мексиканцу при исполнении его довольно опасного плана.
Трое людей отправились в ближайший кораль, раскачали там некоторые из столбов загородки, так что она должна была обрушиться при первом натиске животных, затем связали двух быков и одного жеребца, повалили их на землю, недалеко от ворот кораля, и привязали к ним пучки сучьев, обмазанных смолою и маслом. Устроив все это, они спрятались за связанными животными, а мексиканец поместился на внешней стороне кораля. Наступил уже второй час утра, и с минуты на минуту можно было ожидать индейцев. Вскоре послышался шум, какой бывает, когда неподалеку идет толпа людей. Шум затих по направлению к востоку. У защитников гасиенды невольно сжалось сердце, как это случается с самыми мужественными людьми, когда они чувствуют приближение невидимой опасности.
Мексиканец слышал топот удаляющегося отряда и отлично понял его значение. После этого его внимание удвоилось, он прислушивался к малейшим звукам и вскоре заметил, что окружавшие его животные стали выказывать признаки беспокойства. Он осторожно встал на колени, посмотрел через спину лежавшего рядом животного и увидел перед собою два глаза, блестевшие, как у пантеры.
Оба противника смертельно испугались, увидев друг друга, но мексиканец опомнился скорее, чем апач. С быстротой молнии протянул он руку, схватил апача за горло и, прежде чем тот успел крикнуть, дважды воткнул ему в горло кинжал по самую рукоятку.
Покончив таким образом с апачем, он как можно скорее пополз к своим товарищам.
— Готовы ли вы? — спросил он.
Чуть слышное «да» было ответом.
— Так зажигайте во имя Бога и Пресвятой Богородицы!
Пучки хвороста тотчас были зажжены, веревки, связывающие животных, перерезаны, и трое людей бросились к воротам, считая бесполезным скрываться далее и надеясь только на быстроту своих ног. Сотни индейцев бросились за ними, перепрыгивая через лежавших животных и оглашая воздух пронзительным криком.
По свистку дона Гузмана одна из дверей отворилась, чтобы принять беглецов, которые и успели скрыться за нею, прежде чем их догнал хоть один апач.
Между тем выдумка мексиканца принесла свои плоды. Обезумевшие от огня животные бросились в стадо, и без того испуганное криком индейцев, и произвели страшную суматоху. Множество индейцев погибло под копытами или на рогах, многие были тяжело ранены, и только две трети апачей спасли свою жизнь быстрым отступлением. Между тем взбесившиеся животные опрокинули перегородку и рассеялись по равнине.
Насколько сильна была радость в гасиенде при этом успехе, настолько же велико было бешенство индейцев; однако они не стали терять время в бесплодных сожалениях, и так как число способных к сражению воинов все еще было более семисот, то Серый Медведь и другие вожди немедля приступили к совещанию об атаке гасиенды.