После восстановления в 1957 году Чечено-Ингушской АССР ингуши вернулись в свои дома в Пригородном районе, где они жили с 1922 года. Большинство депортированных в 20-е и 40-е годы южан были вынуждены оставить там свои дома и селиться компактно в Северной Осетии целыми населенными пунктами.
Принимаемый закон о реабилитации не предусматривал восстановления и реабилитации прав этих людей. Никто не собирался возвращать их в родные места. Никто не думал и о реабилитации казачества, которое также в свое время населяло именно Пригородный район. Закон, разумеется, не предусматривал и восстановления территориально-политической целостности Осетии, которая в 20-х годах была насильственно расчленена на Северную и Южную.
Таким образом, события в Южной Осетии непосредственно влияли на внутриполитическую ситуацию в России. Требования высших законодательных органов России и СССР к парламенту Грузии и руководству Южной Осетии принять необходимые меры по созданию условий для возвращения беженцев на места их постоянного проживания заведомо были обречены на невыполнение. 1 апреля ВС СССР рекомендует Президенту СССР в соответствии с пунктом 15 статьи 127 Конституции СССР ввести чрезвычайное положение на всей территории Южной Осетии силами ВВ МВД. Но Горбачев все еще «не видел необходимости в чрезвычайщине».
После трехмесячного перерыва была снята блокада Южной Осетии и по дороге Джава – Цхинвал пошли наконец колонны с грузами из России и Северной Осетии. Завалы на дороге, взорванной грузинскими экстремистами, чтобы препятствовать прохождению колонн, были расчищены военнослужащими ВВ МВД СССР, они же обезвредили 10 мощных самодельных фугасов на дороге. В город прибыли 96 грузовиков, доставивших муку, продукты, медикаменты, сигареты, гуманитарную помощь из Германии. Продовольствие в первую очередь предназначалось беженцам, которых в Цхинвале было уже около 7 тысяч.
К этому времени в Северной Осетии стала крепнуть уверенность, что, пока Южная Осетия держится, будет сохраняться мир и на Северном Кавказе. Падет Южная Осетия – и вспыхнет война на севере. На митингах раздавались требования сформировать отряды добровольцев и идти в Южную Осетию. Чаще других жителей Северной Осетии митинги проводились выходцами из Южной Осетии еще той волны, 1920 года. Их в то время проживало в Северной Осетии более 80 тысяч. Приводились сравнения с 1920 годом, когда была сформирована юго-осетинская бригада, которая направилась в Южную Осетию и успешно участвовала в боях с регулярной грузинской армией Н. Жордания (главы меньшевистского правительства Грузии, в 1920 году организовавшего карательную экспедицию в Советскую Южную Осетию). На митингах требовали перекрыть газ, поступающий в Грузию через Северную Осетию, нарушить связь, отключить электроэнергию, установить ответную экономическую блокаду Грузии, применить дискриминационные санкции к 13 тысячам грузин, проживающих в Северной Осетии.
Тот самый генерал Г. Малюшкин, начальник войсковой оперативной группы МВД СССР в Южной Осетии, по поводу упреков в адрес центральной власти сказал: «А 28 тысяч грузин, проживавших в области, они спросили, когда провозглашали свою республику? Почему центральная власть не сказала веское слово в сентябре 1990 года при провозглашении в Южной Осетии республики?» Грузия, впрочем, тоже не спрашивала у 164 тысяч осетин, проживавших в Грузии, не возражают ли они против выхода республики из состава СССР.
Вскоре Союз остался в прошлом, хотя все еще пытался возродиться. Декларация прав человека, принятая Чрезвычайным съездом Советов после августовского переворота 1991 года, дала право каждой из суверенных республик устраивать свои внутренние дела без вмешательства со стороны. В том числе и тем республикам, которые отказывались подписать новый Союзный договор. Права национальных меньшинств в Грузии отдавались полностью в руки диктаторского режима. Принципы первенства прав человека не подходили для регулирования межнациональных отношений в республиках бывшей общей страны. Эффективнее были бы экономические санкции к Грузии, попиравшей права человека, но такие санкции должны были приниматься сообща всеми суверенными теперь республиками.
«Полный автобус был, приблизительно 30–35 человек, в основном дети и старики. На объездной дороге нас обстреляли. Потом автобус наш перевернулся, лобовое стекло вылетело, мы вылезли. Потом нас посадили в машину и привезли сюда» (ТВЦ).
«Когда вышли из подвала, в селе [Тбет Цхинвальского района] уже практически никого не было, все сгорело. Нам удалось уехать к родственникам во Владикавказ. Потом я позвонила соседям, которые остались. Они рассказали, что вслед за нашей машиной выехала еще одна с жителями. Но их всех расстреляли» («Новая газета»).
«Мы приехали раздетые. С трудом вырвались из города, не до сборов было, – со слезами вспоминает Анжела. – Ехали под обстрелом на попутке. У меня трое детей, к счастью, все живы-здоровы. Правда, они не понимают, что происходит: малы еще. Но вот что с братом мужа и его супругой – не знаем. Уже несколько дней никаких вестей» («Российская газета»).
«Нам еще повезло, – говорит Валентина. – Нас прооперировали и спасли. Брат сейчас приходил, рассказывал, что из соседнего села выдвинулось в ту страшную ночь человек восемьдесят, а вышли к Джаве они только впятером. Сколько теперь придется по лесам останки людей собирать?» («Московский комсомолец»).
В СССР к сентябрю 1991 года было около 500 тысяч внутренних беженцев и перемещенных лиц. Из них в России – 150 тысяч, более половины которых составляли беженцы из Южной Осетии и внутренних районов Грузии, принятые Северной Осетией. Часть беженцев подалась в Краснодарский край, в Ставрополье, в Кемерово, даже в Магаданскую область. В России были созданы новые организации: Комитет по правам человека ВС РСФСР, Комиссия по делам беженцев Моссовета, Министерство по труду и социальным вопросам, Комитет русских беженцев и т. д. Государство предоставляло и атрибуты некоей «временной жизни»: работу, жилье и гуманитарную помощь. Но без статуса беженца, прописки и гарантированных законом прав проблемы обездоленных людей невозможно было решить. Именно в таких условиях отсутствия законодательной базы и проходил прием беженцев Северной Осетией вплоть до 1993 года.
Заместитель руководителя Управления по делам миграции МВД РСО – Алания Доментий Кулумбегов рассказывает о тех днях: «Массовый приток мигрантов в Северную Осетию начался прямо с января 1991 года. Естественно, самым трудным был вопрос их размещения. Многие остановились у родственников и знакомых, но не у всех была такая возможность. Поэтому для их временного проживания использовались санатории, дома отдыха, общежития учебных заведений, бывшие пионерские лагеря, другие приспособленные помещения вплоть до складских и хозяйственных построек. Были и такие случаи, когда людей на время приютили совершенно незнакомые люди. В местах компактного расселения беженцев в начальный период было организовано питание. Регистрацией вынужденных мигрантов под руководством Комитета по делам национальностей при правительстве Северной Осетии занимались местные органы власти, специально выделившие для этого сотрудников. Трудности усугублялись тем, что это была практически первая волна массового притока мигрантов в Россию. Напомню и о том, что в то время в России не было нормативно-правовых актов, определяющих порядок их приема, регистрации и финансирования расходов на их содержание. В таких условиях Северная Осетия приняла около 115 тысяч беженцев из Южной Осетии и внутренних районов Грузии.
Для Северной Осетии это была колоссальная нагрузка во всех отношениях. Достаточно сказать, что беженцы составляли более 17 % от населения республики. По международным оценкам – это катастрофическое соотношение, и такого в то время не было ни в одном из регионов России. На начальном этапе всю тяжесть организации приема и оказания помощи взяла на себя республика при поддержке федерального центра. Гуманитарная же помощь со стороны международных организаций пришла позже и, естественно, не в таких формах и объемах, которые тогда требовались. Ни Россия в целом, ни Северная Осетия в отдельности самостоятельно не были в состоянии адекватно отреагировать на ту огромную беду, которая случилась с этими людьми, и не могли оказать им в короткие сроки помощь в обустройстве на новом месте. Вспомним, какова была ситуация в начале 90-х годов в самой России, когда происходила ломка всех старых структур, а новых, эффективных на их месте еще не было. Когда из-за сложнейшего финансово-экономического положения не получали зарплату бюджетники, шахтеры, пенсионеры не получали пенсии, и практически вся страна была охвачена забастовками. Первые федеральные законы «О беженцах» и «О вынужденных переселенцах» были приняты лишь в 1993 году, поэтому процесс обустройства беженцев затягивался по всей России, а не только в Северной Осетии».