– Вашего друга прооперировали, – сказал подполковник. – Но подробностей не знаю.
– А Леопольд?
– Что с ним сделается… Ест, спит, читает, телевизор смотрит. Как вам заметка?
– Ничего себе.
– Думаю, такая интерпретация фактов в интересах всех, – усмехнулся подполковник.
– Всех, кроме фактов, – уточнил Март.
– Естественно, – кивнул подполковник. – В любом деле должна быть пострадавшая сторона.
Они посмеялись.
– Если что-нибудь возникнет, – сказал подполковник, – вот мой телефон.
Он протянул Марту визитную карточку. Под Зевсовым орлом с перунами в когтях – гербом Управления – готической вязью изображено было: «Хенрик Е. Хаппа, тел. 6-343-980».
– А что такое «Е»? – спросил Март.
– Это тайна, покрытая мраком, – ухмыльнулся подполковник. – Никто не знает, что это такое. Свидетелей нет, и документов не осталось. Подозреваю, что Енох.
Они опять посмеялись.
– Послушайте, Хенрик, – неожиданно для себя спросил Март. – Вот вы-то сами понимаете, что происходит? Террористы – и армия? Бред ведь какой-то…
– Это же просто, – пожал плечами подполковник. – Армия зажирела без войн, теряет авторитет в глазах Канцлера, тут сколько-то лет назад вообще крамола началась в высших кругах – зачем, мол, нам такая огромная армия? А ведь армию сокращать – это же господам генералам под зад коленкой. Вот они и лезут из кожи – доказывают, что они совершенно необходимы. Я примеров приводить не буду, но вещи они временами творят наигрязнейшие. Одной рукой поджигают, другой гасят. Наше Управление в какой-то мере их сдерживает, вот они и делают нам маленькие пакости: в суп плюнут, окошко разобьют – вы меня понимаете? Все для того, чтобы у Канцлера создать впечатление, что мы ни черта не делаем, а если и делаем что-то, так из галоши не вылезаем. Террористов, мол, каких-то – и то не могут извести, то ли дело мы: целый уезд обезлюдили, да и по сей день проволокой огораживаем. Армия, что еще скажешь… Вы долго здесь пробудете еще?
– Думаю завтра уехать.
– Будьте осторожнее. – Подполковник пожал Марту руку, потом усмехнулся: – Что же вы девушкой своей не поинтересуетесь? У меня хорошие вести, я все жду, чтобы вам сказать, а вы…
– Хорошие? – переспросил Март.
– В общем, да. До столицы она добралась благополучно, живет в «Паласе»…
– Спасибо, – сказал Март.
– Пожалуйста, пожалуйста, – развел руками подполковник. – Забавно, знаете, но так приятно слышать это «спасибо», нам это так редко говорят…
Наконец Март остался один. Впервые за много дней. И сразу понял, что еще немного, и он не выдержал бы. Надо было дать себе разрядку, погонять на машине по проселкам, по бездорожью, но что-то его сдержало. И, зная уже, что этому чему-то следует подчиниться безоговорочно, Март поехал к мэрии, в зал торжественных актов, бросился к стене, на которой еще не все было закончено, ему никто не попался на пути, никто не остановил его и не заговорил с ним, в зале без него побывали, но ничего не тронули, не разорили, однако этот запах былого присутствия чужих мешал ему поначалу, будто кто-то подглядывал под руку и шептался за спиной. Он заперся, завесил окна и приступил к работе. Накатило сразу, без паузы и подготовки, и затянуло глубоко, так глубоко с ним, наверное, ни разу еще не было, потому что он полностью отключился, вернее, переключился… Когда он пришел в себя, за окнами стояли сумерки. Он был выжат как лимон, весь мокрый от пота и слабый, мягкий, бескостный – слизняк слизняком. Хотелось забраться куда-нибудь поглубже и отлежаться. Только часа через два он смог подняться и зажечь свет. На первый взгляд – и это больше всего поразило его – с картиной ничего не произошло. Ничего не добавилось, ничего не исчезло: все так же шли люди, идти им было весело, и кто-то оборачивался, и кто-то махал рукой – вдруг оказалось, что здесь, на картине, есть и то, куда они идут, просто оно пока скрывается за дюнами, но стоит чуть шагнуть вперед, и ты это увидишь, и те тоже, поэтому они идут так радостно; но вот те, которые впереди всех, – те видят что-то еще… Немыслимо, подумал Март. Этого просто нельзя сделать – чтобы без каких-то дешевых трюков все было так ясно. Этого нельзя сделать, но я это сделал. Я это сделал. Это сделал я… Март повторил про себя несколько раз, произнес вслух – для убедительности… Он не помнил, как добрался до отеля. Номер оставался за ним, оплаченный еще на неделю вперед, но сразу подниматься на этаж он не стал и зашел в бар. Берта высилась за стойкой, кто-то сидел на высоком табурете спиной к залу, и еще человек десять – две компании – сидели за столиками.
– Кофе, пожалуйста, – сказал Март.
– Сначала долг погасите, – громко ответила Берта.
– Долг? – удивился Март.
– Долг. Пожалуйста, вот счет, – она написала что-то на бланке, подала ему. Март прочитал: «Немедленно уходите!!!»
Он сунул бланк в карман.
– Хорошо, сейчас принесу деньги! А вы сварите мне все-таки чашечку кофе.
Засветка, подумал он. Опять засветка. Я больше не могу. Сейчас я сяду вот здесь, в холле, на виду у всех, и пусть катится все к чертовой матери. Понимаете, мне надоело – надоело до такой степени, что уже все равно… Он почти сел, но вспомнил про фотоаппарат. Фотоаппарат спрятан наспех, кто-нибудь найдет, – и хорошо, если он попадет в руки властей, а если нет? Тогда хана Леопольду. Связал меня подполковник, связал по рукам и ногам, – а голос у подполковника такой приятный, и любит, когда его благодарят; я вот тоже люблю, когда благодарят, но меня благодарят часто, а ему это в диковинку… Наверное, увидели в окно. Гражданская гвардия, основа самоуправления и порядка – опять порядка! – и главный гарант демократии; у Франко тоже была, кажется, гражданская гвардия, гвардия сивил, впрочем, там это что-то вроде полиции или жандармерии, а у нас – добровольное объединение любителей наводить порядок… Он заперся в номере и оставил ключ в замке. Хорошая дверь, крепкая, умели раньше двери делать, это вам не нынешний картон. Какие-нибудь вещи взять? Да нет, все ценное перевез уже. Он перелез через подоконник на козырек над дверью, а оттуда не торопясь спустился на землю. Пригодился мой «черный ход», пригодился. Прижимаясь к стене, он добрался до арки, вышел на улицу и, делая большой крюк, направился к ратуше, чтобы выйти к ней с противоположной от отеля стороны. Никем не замеченный, он сел в «виллис» и уехал. По дороге дважды чуть не завалился в кювет, даже ветер, бьющий в лицо, не помогал – так слипались глаза.
Уже на последних каплях воли и сил он дотянул до гаража, забрал фотоаппарат и пистолет, отпер дом и ввалился внутрь. Надо было сразу идти в душ, холодная вода помогла бы хоть немного, но он задержался на несколько секунд в прихожей – прислонился к стене перевести дух; этого не надо было делать, понял он, когда ноги вдруг подогнулись. Вот и все, успел подумать он – и больше ничего не успел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});