к нему успели прорасти в моём сердце? Это открытие пугало и царапало внутренности железными когтями разочарования.
Дверь в мою комнату с грохотом распахнулась, словно её открыли с ноги. Я перевела усталый взгляд на вошедшего.
Илья тащил поднос с новой порцией еды, которая не лезла мне в горло. Аппетита совсем не было. Хотелось лежать в темноте, и чтобы меня никто не трогал.
— Твою ж! — выругался брат, сгружая поднос на тумбочку. — Ну и какого фига ты опять окна закрыла? Тут же темно как в погребе, — Илья двинулся к окну и раздвинул шторы. Солнце беспощадно ослепило зарёванные и должно быть опухшие глаза.
— Если ты не начнёшь есть. Я тебя с ложки кормить буду, поняла?
Недовольно поморщилась, он точно покормит, даже не стоит сомневаться. Я видела, как сильно его расстраивало моё состояние, и как он всеми силами пытался мне помочь, но я словно погрязла в своей печали и не могла собрать себя по частям в единый элемент. Даже с Марком такого не было. Я поревела вечер, напилась до тошнотворного состояния с Таей, а на утро стала двигаться дальше.
Почему сейчас не так?
— Мама блинчиков напекла, как ты любишь, — ободряюще сообщил брат. — Слушай! Предков ты, может быть, и обманешь своей болезнью, но я то вижу, что с тобой что-то случилось.
— Тебе кажется, — ровно ответила я.
— А глаза у тебя зарёванные просто так? А твоё стойкое желание лежать в склепе? Ты за идиота меня держишь? Скажи, кому втащить, я втащу.
Мне стало очень стыдно от своего эгоистического поведения и одновременно хорошо от осознания того, что я не одна и меня любят.
Я приподнялась на кровати и обняла сидевшего возле меня Илью.
— Спасибо. Мне просто нужно время. Я так рада, что ты у меня есть, — прошептала я.
Илья бережно погладил меня по волосам.
— Но ты мне всё же скажи, кому втащить, — не унимался он и у меня сквозь слёзы вырвался нервный смешок.
— Всё нормально, не надо никого калечить.
— Знай, что моё предложение всегда в силе, — серьёзно сказал брат.
Я громко вздохнула, если бы только ударом по морде можно было решить проблему душевной боли я бы не раздумывая согласилась. Но насилие лишь порождало насилие. И даже если бы Илья врезал Глебу я бы всё равно не почувствовала себя счастливой, как прежде.
— А у меня для тебя есть сюрприз, — радостно изрёк Илья.
— Не надо сюрпризов! — я знатно напряглась, зная своего брата. — Мне уже хорошо. Резко вдруг так стало.
Брат рассмеялся и, обещая вернуться, скрылся за дверями моей комнаты.
Через несколько секунд послышались шаги и в моё убежище несмело ввалилась Тая с глазами-блюдцами на пол-лица.
— Я привёл тебе жилетку для плача, — гордо изрёк брат из-за её спины и захлопнул дверь с другой стороны. Мне почему-то стало дико смешно от этой ситуации, словно брат притащил бедного ягнёнка в жертву коварному льву.
— Привет, — робко поздоровалась подруга, продолжая стоять под порогом.
Противоречивые чувства наполняли меня, с одной стороны мне хотелось, чтобы она ушла и оставила меня в покое, а с другой я была рада её видеть, и мне хотелось поделиться с ней тем, что произошло.
— Привет, проходи, — вздохнула я.
Тая несмело подошла к кровати и уселась на самый край.
— Как ты?
— Отвратительно, словно по мне локомотив проехал.
— Что случилось? — несмело спросила Тая, и вид у неё был такой несчастный, что на секунду мне показалось, что настоящие проблемы у неё, а не у меня.
Я рассказала ей обо всём, что со мной случилось. Она внимательно слушала, а по её щекам катились молчаливые слёзы, словно вторя моему внутреннему состоянию.
— Ты чего плачешь-то? — всхлипнув, спросила я.
— Прости меня, это же я во всем виновата, — вдруг взмолилась она, опустив плечи и превращаясь в маленький беззащитный комочек с глазами полными слёз и раскаяния.
— В чём ты виновата?
— Это я его приглашла-а-а… Я хотела как лучше, хотела, чтобы ты Марка забыла. Прости.
Во мне боролось два начала: светлое и тёмное. Тёмное подталкивало оскорбить и сказать гадости, о том, что в чужую жизнь без спросу лезть нельзя. Светлое шептало, что для подруги эта ситуация стала уроком, и она и уже наказала себя угрызениями совести.
Я чётко знала, что я выберу, чувствовала, что так будет правильно.
— Глупая, — я прижала подругу к своей груди, — Ты думаешь, я не догадалась? После того как он притащился с охапкой цветов на выпускной, а ты якобы в это время случайно захотела в туалет.
— Ты на меня не злишься? — с надеждой в глазах спросила она.
— Злюсь, очень злюсь, но я знаю, что ты извлечёшь из этой ситуации урок и в следующий раз посоветуешься со мной.
— Конечно, — пискнула Тая и бросилась меня расцеловывать в обе щеки.
— Странная какая-то ситуация, — недовольно пробурчала я.
— Ты о чём?
— О том, что фиговая из тебя какая-то жилетка получается, не стрессоустойчивая и рыдающая в три ручья.
Мы уставились друг на друга, а затем начали несмело хихикать.
— Забавное должно быть зрелище: в слезах, соплях и смеются, — сквозь смех выдавила я. Осознавая как сильно мне повезло, что в моей жизни есть родные и тёплые, как объятия люди.
Глава 22
Я сидела в машине возле многоэтажного дома, крыша которого хранила мои самые потаённые желания воплотившиеся в жизнь. Мои руки нервно отбивали по рулю в такт льющейся из магнитолы музыки: «Billie Eilish — you should see me in a crown».
Тяжёлые, словно измазанные сажей тучи угрожающе нависли над городом. Одержимый ветер срывал с деревьев листву и поднимал пыль. Я чувствовала, что с минуты на минуту небо разразится проливным дождём, но мне не хватало решимости выйти из машины, прежде чем город накроет пелена воды.
Последнюю неделю меня мучило навязчивое желание поговорить с Глебом. Я сожалела о том, что наговорила ему. Совесть грызла меня стальными зубами за то, что я назвала его жалким ничтожеством. В тот момент я зациклилась на обиде и боли, которую он мне причинил, и выплёскивала своё разочарование, облекая его в едкие слова.
Сегодня я решила извиниться для того, чтобы избавиться от тяжкого груза мыслей преследующих меня.
«Он сказал, что изменился. А я даже не выслушала его. Чёрт!» — эти мысли не давали покоя. Меня, как несчастного наркомана ломало от желания увидеть его, поговорить, обнять, уткнуться носом в его грудь и наполнить легкие терпким ароматом его тела.
И сейчас, задушив свою гордость, я словно озабоченный