Неверно и то, что Россией правят евреи. Главные правители не евреи, видные евреи-коммунисты расстреляны или сидят в тюрьмах. Троцкий есть главный предмет ненависти. Евреи играли немалую роль в революции, они составляли существенный элемент в революционной интеллигенции, это совершенно естественно и определялось их угнетенным положением. Что евреи боролись за свободу, я считаю не специфической особенностью евреев, а специфической и отвратительной особенностью революции на известной стадии ее развития. В терроре якобинцев евреи ведь не играли никакой роли. Евреи же наполняют собой и эмиграцию. Я вспоминаю, что в годы моего пребывания в Советской России в годы коммунистической революции еврей, хозяин дома, в котором я жил, при встрече со мной часто говорил: "Какая несправедливость, вы не будете отвечать за то, что Ленин русский, я же буду отвечать за то, что Троцкий еврей"... Печальнее всего, что реальности и факты не существуют для тех, мышление которых определяется... аффектами и маниакальными идеями. Более всего тут нужно духовное излечение".
Так писал Николай Бердяев в статье "Христианство и антисемитизм" в 1938 году.
29
Традиции, традиции... С одной стороны — традиция Соловьева, Толстого, Короленко, Бердяева. С другой — графа Дурново, "Союза русского народа", Лидии Тимашук. Которая из них возобладает в наши дни?..
30
Под Новый год обычно трещал телефон, звонили друзья, знакомые, сотрудники по редакции. На сей раз из работников журнала позвонили только Мироглов и Петров. Наши взаимные поздравления, пожелания были какими-то неловкими, принужденными. Никто ни словом не коснулся происшедшего. Петров спросил, стану ли я дежурить по номеру, я ответил, что возьмусь за читку листов, уже принесенных из типографии, сразу же после Нового года. И взялся. В первые дни января наступившего 1988-го приходил в журнал только для того, чтобы отдать прочитанное и запастись новой порцией. По-прежнему думалось: дойдет... дошло... не могло не дойти... Ведь все читают газеты, следят за происходящим в стране... Да и может ли быть, что в редакции не почувствовали — хотя бы через мое отношение, как его ни расценивай, — до чего все это серьезно...
Тем не менее, в чем-то я понимал своих товарищей по редакции (я по-прежнему считал их своими товарищами): никому из них не пришлось пережить, скажем, ночи с 13 на 14 января 1953 года, то есть — пережить такой ночи...
Был холод, мороз — середина студеной вологодской зимы, снег скрипел под подошвами, казалось, на весь мертвым сном почивший город-городок. Мы с Феликсом Мароном, моим другом, студентом-однокурсником, ходили вдоль набережной — пустынной, безлюдной, слабо освещенной огнями редких фонарей. Смутно мерцала между пологих берегов закованная в лед, засыпанная снегом река. Кое-где, среди приземистых домиков, дремали похожие на нищенок заколоченные или превращенные в склады церквушки, угрюмо высилась громада собора, нависая над казарменного вида зданием нашего пединститута и деревянным, примыкающим к нему домом — студенческим общежитием...
Мы говорили о сообщении, опубликованном в тот день в газетах: арестованы врачи-отравители, в большинстве — с еврейскими фамилиями, упоминалось об иностранной разведке, международной еврейской буржуазно-националистической организации "Джойнт", об известном буржуазном националисте Михоэлсе... Верить или не верить тому, что написано? Тому, что врачи, профессора, цвет нашей медицины — отравили Жданова, Щербакова, хотели убить маршалов и генералов, у них лечившихся?.. Верить или не верить?..
Тут содержалось, как матрешка в матрешке, по крайней мере три вопроса: виновны ли врачи? Если виновны, то ложится ли груз их вины на весь еврейский народ? И если ложится, то что делать, как жить дальше — нам с Феликсом? Ведь выходит, и мы виновны в смертях и отравлениях? Виновны, поскольку — "тоже евреи". А значит уже потому — не такие, как все остальные наши студенты. Какие же мы?..
Сумбур у нас в головах был полнейший. Но не в нем было дело. Мы чувствовали себя раздавленными, отторженными. Заживо вмороженными в лед одиночества. Испакощенными. Облепленными вонючей грязью. Завтра придем в институт — и нас будут обходить стороной, думать: "Эти — тоже... Как те..." Но мы-то здесь причем? Разве мы кого-то убили? Но кому это важно, убили или нет. Важно другое — мы тоже...
На другое утро, чуть не всю ночь прошагав по набережной — отчаянье жгло, клокотало в нас, не давая замерзнуть, — мы понуро волоклись в институт. Глаза мои были слепы от стыда, я не мог смотреть в лицо своим однокурсникам. Кем был я для них? Любые мои слова, независимо от их сути, могли выглядеть как маскировка... В любых словах, обращенных ко мне, чудился скрытый намек, упрек... И хотя не было случая, чтобы кто-то в самом деле в чем-нибудь меня осудил, упрекнул, хотя, напротив, я замечал и на всю жизнь запомнил скорее сочувственные, соболезнующие взгляды, - все равно: то отчаяние, бессилие отвергнуть вину без вины — оставило на душе шрам навсегда. Прикосновение к нему вызывает боль, которую трудно представить, не испытавши... Ее не испытывали мои товарищи по редакции. И не дай им бог ее испытать...
Спустя годы именно впечатления той морозной январской ночи легли в основание романа "Лабиринт". Он пролежал в моем столе 20 лет. Год назад я дал его прочесть Толмачеву. Он отверг публикацию романа в журнале, ничем не мотивировав отказ, хотя впоследствии, в порядке компенсации, что ли, согласился поддержать выход "Лабиринта" в издательстве: здесь он уже не нес за него особой ответственности, выступал одним из рецензентов... Что ж, и его я мог понять: ему тоже не доводилось пережить такой ночи...
С давней поры работы над романом у меня сохранились выписки, вырезки из газет. Близилось 13 января — славный юбилей: со времени "дела врачей" минуло ровно тридцать пять лет. Я отыскал в "архиве", сложенном на антресолях, старую папку, смахнул пыль, развязал шнурки...
"...Установлено, что все эти врачи-убийцы, ставшие извергами человеческого рода, растоптавшие священное знамя науки и осквернившие честь деятелей науки, состояли в наемных агентах у иностранной разведки. Большинство участников террористической группы (Вовси, Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер и др.) были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией "Джойнт", созданной американской разведкой якобы для оказания международной помощи евреям в других странах. На самом же деле эта организация проводит под руководством американской разведки широкую шпионскую террористическую и иную подрывную деятельность в ряде стран, в том числе и в Советском Союзе. Арестованный Вовси заявил следствию, что он получил директиву "об истреблении руководящих кадров СССР" из США от организации "Джойнт" через врача в Москве Шимелиовича и известного еврейского буржуазного националиста Михоэлса. Другие участники террористической группы (Виноградов, М.Б.Коган, Егоров) оказались давнишними агентами английской разведки".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});