эпоху «возрождения» Запад всё ещё был способен давать миру великие образцы не какого-нибудь, а именно христианского искусства, то есть подлинное христианское мироощущение ещё очень долго после раскола на Западе не иссякало.
Митрополит Иоанн (Снычев), ссылаясь на Питирима Сорокина, писал: «На Западе закат такой духовной культуры начался уже в XII веке, когда «появился зародыш нового, совершенно отличного принципа, заключавшегося в том, что… только то, что мы видим, слышим, осязаем, ощущаем и воспринимаем через наши органы чувств – реально имеет смысл»».
Общий пафос этой цитаты – антизападный, дескать, там уже в средние века всё стало настолько плохо, что нам в ту сторону от греха лучше не смотреть. Но если вдуматься, то Сорокин прав, только из его правоты следует, что XII век в Европе – это пик развития духовной христианской культуры. Ведь если тогда начался закат, значит, именно тогда Солнце Христа достигло в Европе зенита. Раскол, который произошёл в XI веке, ещё не успел принести своих гнилых плодов, догматические отступления далеко не сразу привели к духовным отклонениям. Да, в XII веке Европа понемногу «пошла вниз». Но и в XII, да и в XIII веке всё ещё была очень близка к своей христианской вершине. Последствия этого «спуска» явственно обнаружились, пожалуй лишь в XIV веке, то есть Франция Капетингов – это всё ещё «страна святых чудес», и камни Европы той поры это те самые «священные камни», припасть к которым русский православный человек может без всякого чувства неловкости.
Большая беда современных русских патриотов в том, что для них понятия «западный» и «либеральный» стали синонимами. На сегодня это так и есть, но это не всегда было так. Мы помним другой Запад – христианский, и ничто не мешает нам любить тот давно минувший Запад именно за его христианство. Но патриотов наших вполне справедливое отрицание либерализма приводит, к сожалению, к отрицанию всего западного вообще, безо всякого разбора. Запад стал для них неким вместилищем зла в чистом виде, всё западное для них – плохое, просто потому что оно чужое. Тут бы и вспомнить о том, что в России ничего вообще нечужого нет, у нас всё хорошее – заимствованное, включая православие. Но осознание этого для патриотов так болезненно, что они эту мысль стараются не думать, предпочитая завывать: «У нас всё своё хорошее, нам чужого не надо». А вы спросите у них – что такое это «своё»? Ведь не ответят.
Этот вой начали ещё славянофилы. Иван Аксаков писал: «Поступили мы в ученики к Европе и внутренние силы мигом оскудели…». Неужели появление у нас великой русской культуры – признак «оскудения внутренних сил»? Пушкин – это наше «оскудение»? А не было бы Пушкина без опоры на европейскую культуру.
Среди русских патриотов чрезвычайно популярно словечко «чужебесие», запущенное в оборот ещё в XVII веке Юрием Крижаничем, который определил его значение так: «Бешенная любовь к чужим вещам и народам и чрезмерное доверие к чужеземцам». Есть у нас такой перекос. Пушкин ещё писал про одного из таких «чужебесов»: «Ты нежно чужие народы возлюбил и мудро свой возненавидел». Слов нет – отвратительная тенденция. Но почему нас всегда заносит в крайности? Почему в том, что нам отвратительно, мы меняем только знак, заимствуя общую схему? Скажите, каким словом называется вот такая тенденция: «Бешенная ненависть к чужим вещам и народам и чрезмерное недоверие к чужеземцам»? Что это? Ксенофобия. Врождённая болезнь русского патриотизма.
Наш патентованный патриот Юрий Воробьевский как-то позволил себе такую фразу: «Попытка шпилей готики уколоть небо». Ну вот зачем? Готические соборы – величайшее произведение христианского духа. Можно предпочитать другую архитектуру, но что нам даёт эта неумная попытка обвинить строителей готических соборов чуть ли не в антихристских целях – «уколоть небо»?
Мне, например, ближе тонкое замечание православной Татьяны Горичевой: «Христианство растёт из почвы, как дерево, как трава, как Шартрский собор».
Воробьевский часто доходит в своём патриотизме до полной потери рассудка. «Глобализация – очередная попытка принести мир к ногам антихриста. Среди прочих была синархия тамплиеров…». Даже палачи-инквизиторы не додумались обвинить тамплиеров в желании «принести мир к ногам антихриста». Не затрагивая сейчас вопрос по существу, хотел бы лишь напомнить нашему «патриоту» слова Карамзина: «Пепел мёртвых не имеет заступника, кроме нашей совести… Что если мы клевещем на сей пепел, если несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмыслием и враждою?».
Ещё один «профессиональный патриот» Максим Калашников назвал одну из своих книг «Гнев орка». Дескать злокозненный Толкин в своей эпопее под видом орков изобразил русских и вот пусть теперь Запад боится, что русские-орки прогневаются. Когда мне довелось столкнуться с этой книгой Калашникова, я ещё не читал Толкина и, взяв в руки «Властелина колец» исполнился решимости отыскать там все проявления антирусских настроений. Но оказалось, что в этой книге вообще нет ни грамма политики и уж тем более ничего антирусского. Толкин написал свою книгу, имея ввиду воскресить дух древнеевропейского эпоса, причём он явно проповедует христианские ценности. «Властелин колец» – великая книга одного из немногих христианских авторов современной Европы. Это наше. Это те самые «священные камни» и «святые чудеса». Русские православные люди должны бы найти у Толкина куда больше своего, родного, чем современные западные либералы. До чего же надо довести свою болезненную подозрительность, чтобы увидеть во «Властелине колец» нечто антирусское? Но «патриот» мыслит просто: Толкин – писатель западный, а значит чужой, то есть вредоносный, все они там хотят нам зла.
А уж та истерика, которую закатили наши православные патриоты по поводу Гарри Поттера, это вообще нечто эпохальное. Из православной критики бедного Гарри можно составить целую библиотеку, в разы превосходящую по объёму все книги о Поттере. Жаль только никто из этих критиков не написал ничего равноценного романам Роулинг. Чужое оплёвывать мы научились просто мастерски, а создать что-нибудь своё – оказывается кишка тонка.
Основной пафос ниспровергателей Гарри таков: «Надо прежде всего своё знать и любить, надо своё изучать и пропагандировать, а чужое нам не полезно». Тут как всегда возникает вопрос: о чём таком «своём» в очередной раз идёт речь? Ну нет в русской литературе серьёзных, крупных литературных сказок. Так больно и так трудно признать этот факт? Но похоже, что нашим поттероборцам этот факт просто не известен. Пропогандируя «своё», они никогда это самое «своё» изучать не пытались. Им, кажется, даже не понятна разница между фольклором и литературой, иначе бы они не ссылались на «наши сказки».
Что же касается русского фальклора, то приведём