Читать интересную книгу Семейство Тальниковых - Авдотья Панаева

– - Ну, о чем плачешь? Племянник твой скоро офицером будет…

И мы прочли письмо: полковник извещал, что брат Миша показал чудеса храбрости, получил уже Георгиевский крест и представлен вофицеры. В заключение полковник советовал отцу взять брата с Кавказа, как только он получит офицерский чин, потому что с такой горячей головой ему не сдобровать там. Детская наполнилась радостными толками; мы уж рассчитывали, к какому сроку брат приедет к нам. Дедушке Ваня передал известие о брате по-своему:

– - Миша убил двадцать пять черкесов.

Дедушка побледнел и замахал руками.

– - Перестань, Ванюша.

– - Право, дедушка.

– - Ну, как он мог их убить?

Брат сделал из руки ружье, прицелился в дедушку и закричал:

– - Паф!

Дедушка схватился за свою грудь, будто ощупывая пулю. Брат хохотал. Дедушка рассердился и пошел надоедать другим расспросами о внуке.

Ровно через два месяца явился к нам почтальон с новым письмом от полковника. Радостно отнесли мы отцу письмо, воротились в детскую и, собравшись в кучку, с нетерпением ждали: вот придет отец и объявит нам, что брат -- офицер… Но время шло, а отец не приходил… Наскучив ждать, тихонько подошли мы к кабинету… дверь заперта, и за дверью тишина… Настал вечер. Мы решили, что письмо, видно, прочтем завтра… Подали чай. Тетенька подошла к кабинету и постучала в дверь.

– - Кто там? -- послышался слабый голос отца.

– - Я, братец; не хочешь ли чаю?

– - Нет!

Тетенька заключила, что отец поссорился с маменькой, и очень встревожилась… Мы легли спать; тетенька раза три подходила к кабинету, а утром сказала, что очень испугалась: в кабинете всю ночь не погасал огонь и по временам слышались стоны… Скоро пришел в детскую отец, когда маменька еще спала… Его нельзя было узнать: лицо страшно бледное, глаза припухли, он даже немного похудел; смотрел он печально. Целуя его руку, я заметила, что она дрожит. Он как-то странно мялся, наконец тяжело вздохнул и сказал, запинаясь и не глядя ни на кого:

– - Ваш брат убит… Не говорите о нем больше, и чтоб мать не знала…

И он скорыми шагами вышел из детской.

Детская наполнилась рыданиями. Страшно было смотреть на тетеньку Александру Семеновну. Маменька, к счастию, не заметила наших расплаканных глаз, а тетеньку она уж привыкла видеть больной и печальной. Отец попрежнему сидел в кабинете. Он не обедал, а к вечеру оделся и ушел… Мы кинулись в кабинет, и я первая увидела и схватила со стола письмо: оно все съежилось, и чернилы расплылись так. что многих слов нельзя было прочесть. Едва могла я разобрать некоторые фразы: "Он умер без долгих мучений… пуля попала ему прямо в сердце… он был бравый малый, но с его характером, в его лета ему не должно было предоставлять случая к опасности…" Еще несколько утешений, и дальше мы ничего не разобрали.

Едва успела я положить письмо на прежнее место, возвратился отец… Он пошел в залу. Там уже играли… Заметив его худобу и бледность, маменька спросила:

– - Что с тобой, Андрей?

Не отвечая, он сел на диван. Маменька продолжала сдавать карты. Он тихо сказал ей:

– - Я получил вчера письмо с Кавказа.

– - Ну, что? -- спросила она, разбирая по мастям свою игру.

– - Миша, -- начал отец: -- Миша… ранен.

Он встал, чтоб скрыть волненье.

– - Опасно или нет? -- быстро спросила маменька.

Отец медлил ответом… Игра приостановилась. Маменька пристально взглянула на своего мужа и визгливо вскрикнула:

– - Ах!.. Он убит!..

Карты выпали из ее рук, она повалилась на диван в страшных судорогах; отец подошел к ней. Он весь дрожал, и я в первый и последний раз в жизни видела, как слезы ручьями катились по бледному лицу моего отца.

ГЛАВА X

Постукивание карт скоро опять началось в зале…

Узнав о смерти внука, дедушка плакал и упрекал, зачем родители отпустили на Кавказ "такую картину". Бабушка прибежала к нам впопыхах, расплаканная, и расспрашивала подробно, как все случилось.

– - Ах ты боже мой! Да лучше бы ваша старуха-бабушка умерла… что моя за жизнь? А я ему десять рублей приготовила: думаю, вот приедет внук офицер… вот тебе и Миша! Уж нет ничего хуже, как видеть во сне, что зуб выпал!.. Я на днях видела… ну, думаю, нехорошо!.. Пошла на Сенную и к Спасу зашла, поставила свечу…

Дяденька равнодушно выслушал весть о смерти племянника, он только сказал:

– - Если бы мне его отдали, я бы его вышколил, забыл бы у меня Кавказ…

Через несколько времени никто не говорил о брате. Только я иногда видала во сне, будто он жив, и радовалась; мы с ним разговаривали, но вдруг он бледнел и прощался со мной, говоря: "Пора в могилу". Я пристально вглядывалась в его лицо и видела вместо брата безобразного мертвеца…

Сестра Соня заметно интересовалась Яковом Михайлычем; раз мне случилось видеть ее руку в его руке. Он осыпал сестру разными угождениями, но она обходилась с ним довольно жестоко; часто при нем восхищалась она каким-нибудь офицером, которого случайно видела, и бедный Яков Михайлыч сидел как на иголках. Степанида Петровна приставала к нему с таинственным вопросом: отчего он скучен?.. Он грубыми ответами вымещал на ней свою злость. Они ссорились… Случалось, он дни по два не появлялся в детской. Тогда она тихонько плакала. За труды писаря и рассыльного маменька продолжала терпеть его у себя в доме, не опасаясь за дочерей: он был дурен и беден… Но, видно, есть же всему мера: когда, по каким-то неприятностям, он вышел в отставку, она круто изменила с ним обращение: он уже казался ей слишком ничтожен. Героически выносил бедный Яков Михайлыч ее оскорбления: любовь давала ему силу. Наконец раз он пришел к нам из залы очень бледный и задыхался от злости. Степанида Петровна пристала к нему с вопросами, он молчал и скоро ушел. На другой вечер он явился в гостиную очень печальный и объявил, что едет в дальнюю губернию года на три.

Степанида Петровна растолковала такую жертву в свое удовольствие: видно, он хочет поправить свои дела, чтоб жениться! Кажется, оно так и было, но только жениться рассчитывал он не на ней. Прощание было трогательное; мне было жаль его: он не мог смотреть на сестру без слез…

Я нечаянно слышала их разговор.

– - Вы меня забудете, Софья Андреевна?

– - Отчего я вас забуду?

– - Повторите мне еще раз: если ворочусь, я найду вас такой же доброй?..

Степанида Петровна подскочила к нему с карандашом и спросила адрес.

Он отвечал, что напишет первый, а теперь пора ему ехать.

– - Прощайте, Софья Андреевна, не забывайте…

Волнение мешало ему договорить… Степанида Петровна пристала к нему с просьбой чаще писать… Он ровно пять раз принимался прощаться, наконец с отчаянием подошел к Софье, крепко и медленно поцеловал ее руку и потом неожиданно прильнул своими бледными губами к ее розовой щеке… Сконфуженная сестра вскрикнула: "Яков Михайлыч!" Степанида Петровна приготовилась тоже принять прощальный поцелуй, но Яков Михайлыч уже выбежал из детской… Она рассердилась…

У нас стало еще скучнее: Яков Михайлыч чтением и новостями сколько-нибудь оживлял нашу детскую. Я особенно любила чтение и готова была слушать роман целую ночь…

Спустя месяц мы получили письмо от Якова Михайлыча, а на другое утро, когда я шла к учителю, какой-то незнакомый господин подал мне еще письмо для передачи сестре и исчез… Сестра приняла письмо без всякого удивления: видно, знала заранее, от кого оно…

– - Соня, это от Якова Михайлыча?

– - Да, только я боюсь: узнает тетенька -- непременно маменьке скажет… Ты завтра отдай письмо назад и больше уж не бери…

– - Так ты его не любишь, Соня? -- спросила я с удивлением.

– - Нет, он выдумал, что я выйду за него замуж.

– - Отчего ты не хочешь за него выйти? А сама позволяла ему жать свою руку!

– - Ну что же? А теперь не хочу, и сделай одолжение, не бери писем…

Делать нечего, на другой день я со страхом возвратила письмо незнакомому господину, которого нашла на том же месте… Сестра стала ходить чаще в церковь и говорила о каких-то голубых глазах, которые там видела…

Так прошел месяц… Раз иду к учителю: опять тот же господин с письмом. Я не брала, но он просто сунул мне его в руку и исчез.

Сестра рассердилась и приказала мне завтра же возвратить письмо с небольшой своей запиской, которую она тут же написала; я исполнила.

С тех пор мне уже не случалось видеть незнакомого господина.

Яков Михайлыч написал к тетушке, что намерен навсегда остаться на службе в губернии, и после уже не писал.

Я спросила сестру: не жаль ли ей Якова Михайлыча? Она мне отвечала, что любила его потому, что других не видала, а теперь ей все равно, да еще и лучше, что он там остался.

Степанида Петровна тоже скоро развеселилась; к тому времени из одного казенного училища вышла ее младшая сестра. Мы любили ее, она была не очень умна, но недурна собой и добра. Степаниде Петровне, потерявшей всякую надежду на собственное замужство, захотелось поскорей выдать хоть свою сестру, чтоб переехать к ней жить, да и уколоть племянниц, ровесниц ее сестре. За молодой тетенькой стал ухаживать сынодного важного человека, который был нужен маменьке, потому она каждый день начала приглашать к себе его сына и молодую тетеньку. Мало-помалу гостиная наша, прежде почти пустая, сделалась сборищем молодых людей, сестер моих и тетушек. Говор и хохот долетали в детскую, где я сидела одна…