Читать интересную книгу Комендант мертвой крепости - Владимир Аренев

— Подожди. Видишь, какая погода славная. А завтра будет ещё лучше… — Добавил невпопад: — Расскажи хоть, как живёшь.

— Ну а что рассказывать? Хорошо живу.

Это она, конечно, покривила душой, хотя во Вратах ей лучше, чем в Шандале. Детишки, храм — это её. Но даже этого недостаточно.

Когда была маленькой, Хродас рассказывал ей о дальних краях, о других городах; врал, что когда-нибудь поедут туда вместе. Хотя нет, не врал; тогда ещё верил.

Может, и она сейчас верит, что «хорошо».

— Ага, — сказал он. — Ладно. Это славно.

Краем глаза отметил, что фонарь на Прибрежной вспыхнул ярче.

Обернулся. Ветер, завывая, туго надул «парус», растянутый между Дозорной, Полой Костью и Сеновальной. Крепость Хродаса сверху напоминала неправильной формы шестиугольник, и эти три башни находились посередине, на одной оси: Дозорная в центре, Сеновальная — у западного угла, Полая Кость — у восточного.

У северной и южной стен Шандала возвышались Надвратная и Прибрежная. Не такие высокие, эти башни редко служили для ловли ветра и в основном защищали северные и южные ворота крепости. Кроме того, с Прибрежной иногда высматривали кляксы радужных чернил — и старались заранее предупредить «тральщиков». Вот как сейчас.

Ветер дул с юго-запада. Он вылетал из Рёберного леса, пересекал гряду барханов, затем — пустое в это время русло реки, — и набрасывался на стены Шандала. После, миновав крепость, проносился над дорогой и ввинчивался в ущелье небольшой горной цепи, Рункейровой Гребёнки, за которой лежали Врата Пыли. На пути между Вратами и Шандалом не было ничего, что могло остановить ветер, ничего, на чём могли бы осесть кляксы ким-стэгата.

В городе об этом, пожалуй, хотели бы забыть, — да не могли.

— Что там? — тихо спросила Синнэ. Ответ она, конечно, знала сама, но надеялась услышать что-нибудь другое. В конце концов, для сезона ветров ещё слишком рано. Хродас был удивлён не меньше других, когда погода переменилась; они едва успели поднять «паруса». И то… обычно в первые дни ветер слаб и пуст, он несёт с собой только песок, мусор да запахи тварей из Рёберного леса; поэтому можно не торопиться.

Хорошо, что всё-таки поторопились.

— …там? — повторила Синнэ чуть громче, перекрикивая завывания бури.

Потом они увидели.

За плотной вязью сетей, во тьме, сложно было что-то разглядеть, но кляксы всегда заметны. Из воющей, напирающей черноты вынырнуло светлое пятно, похожее на башмак. Кувыркаясь, миновало Прибрежную, взмыло к небесам. Ещё немного — и, пролетев над башнями, умчится в ущелье…

— Вон отсюда, живо! — рявкнул Хродас, не оборачиваясь. Знал, что сейчас дочь послушается беспрекословно. Всё своё детство провела в Шандале, а это накладывает отпечаток.

«Башмак», резко вильнув «против течения», камнем рухнул вниз.

«Почуял, зараза!» — Хродас следил за ним, затаив дыхание. Сколько бы сезонов ты ни пережил в Шандале, это ровным счётом ничего не значило. Каждый раз мог оказаться последним: здесь не играли решающей роли ни опыт, ни осмотрительность, ни ловкость. Разве что удача.

Превратившись из «башмака» в сияющее гнилушным мерцанием подобие веретена, клякса нацелилась на верхнюю площадку Дозорной, где стояли Хродас и Синнэ, а также — поодаль от них, на особых балконах — «тральщики» Бйотти Краснобай и Дерзкий Илданас. Краснобай с Илданасом следили за канатами, чтобы те были натянуты сильно, но не слишком. Чтобы не порвались. Из дверных проёмов на Краснобая и Дерзкого смотрели напарники, готовые, если что-нибудь случится, встать на их место.

«Веретено» падало на Дерзкого. Тот не двинулся с места, только бросил взгляд на напарника, Бйолала Рубленую Шею, да повернул ручку ворота, чуть ослабив напряжение. Сеть затрепетала на ветру, будто загарпуненный скат. «Веретено», мгновенно изменив направление, метнулось к ней. Плоским круглым сгустком ударилось о канаты, вспыхнуло и превратилось в дым, который нестихающий ветер тотчас унёс во тьму.

«Рункейр Милосердный! И это только первый день, самое начало!..» — Хродас не мог отвести глаз от дыры в сети там, куда упал сгусток чернил. Рваные концы канатов бились на ветру, чёрный разрыв был похож на зрачок невиданного, всесильного чудовища.

Позже, на рассвете, он приснился Хродасу — этот зрачок. То был один из снов, которые называют Рункейровыми, имея в виду, что посланы они Праотцом. Посланы как предостережение или предзнаменование. Хродас шёл по Шандалу и не узнавал его. Всё опустело. Он слышал голоса где-то совсем рядом, но куда бы ни свернул, куда бы ни заглянул — везде были пыль и мёртвые тени на стенах, и никого. Распахнутые настежь ворота никуда не вели. Он вышел на дорогу и почти сразу оказался перед ними же, и вошёл в Шандал, а оглянувшись, не увидел проёма, только пыльную стену, сложенную из бурого, как подсохшая кровь, камня. Из щелей между камнями сочился песок, сперва медленно, едва заметными струйками, потом всё сильней. Хродас побежал в сарай, чтобы взять каких-нибудь тряпок и заткнуть ими щели. В сарае лежали доспехи, много доспехов. Так, словно здесь давно, лет сто назад, было сражение, и кости бойцов истлели, а кольчуги, латы, шлемы остались. Хродас узнавал их: вот клёпаная куртка Тосгрика Бастарда, вот мятые, исцарапанные наплечники Краснобая, а вон — шлем Илданаса… Он неуклюже пробирался через помещение, усыпанное доспехами, будто обломками жучиных панцирей; потревоженные, они глухо звенели. Наконец достиг двери — и, протиснувшись сквозь неожиданно узкий проём, оказался на самом верху Полой Кости, в трапезном зале. На мгновение удивился: ведь трапезный был разрушен во время Разлома, поэтому они и собираются всегда в склепе Дозорной, больше негде. Но сейчас время повернуло вспять: зал был цел, и те, кто умер, снова пришли сюда. Они сидели за громадным овальным столом и дожидались его: каменные гости с застывшими лицами, с белёсыми потёками на щеках. Когда Хродас вошёл, все повернули к нему головы, а сотник Ломаный Пятак поманил гранитной рукой, дескать, чего тянешь, садись с нами.

Отступать Хродас не привык. Это была его крепость — но и их тоже. В общем-то она досталась ему по наследству, и теперь пришло время отчитаться за всё, что он сделал и чего не сделал для Шандала.

Хродас подошёл к столу, но его место было занято. Там сидела Кросари, Кросари Чужачка, его Кросари.

Он почувствовал, как пол уходит из-под ног. Сердце забилось, запульсировало ржавой болью, дышать стало почти невозможно, Хродас задыхался, но не отводил глаз. Хотел насмотреться на вечность вперёд.

Кто-то из каменнолицых указал на окно, там были видны двор и стены Шандала, и мутная приливная волна атакующих: всё вперемешку — чьи-то клешни, головы в харранских костяных шлемах, развёрстые в рёве пасти, безукоризненно правильной формы острия копий, блестящие в отсветах факелов…

И — никого по эту сторону стен!

Он бросился к окну, пол выскользнул, вывернулся осклизлым бревном, мир вдруг встал с ног на голову — и Хродас полетел в густые, плотные небеса, обрамлявшие угольно-чёрный зрачок чудовища, от которого — ни спрятаться, ни убежать.

* * *

Надо было делать как собирался: сразу поставить молокососа на место. И спуску не давать! И чтоб даже не заблуждался на свой счёт.

Но сезон ветров начался раньше, чем Хродас ожидал, а появления двух не-гонцов (намесТника и архивариуса! сверло Рункейрово им в задницу) он не ожидал вовсе. И прыти такой от дворянчика — тоже не ожидал.

Назавтра, ближе к полудню, Хродас спустился в складские залы под Дозорной, чтобы переговорить с Форэйтом Жадюгой. Крепость никогда не испытывала недостатка в запасах — именно благодаря своевременному их пополнению, о котором заботился Жадюга. Разбуди среди ночи, он и тогда без запинки перечислил бы, в какие месяцы что следует закупить, сколько того да этого осталось в подвалах, сколько птенцов родилось у сибарухов… Как и положено хорошему камерарию, Форэйт был тем ещё въедливым засранцем! С ним Хродас мог не бояться этого раннего прихода ветров: всё у Жадюги делалось загодя, с запасом, с расчётом на неожиданные обстоятельства и непредвиденные траты.

И всё-таки…

Если ветры явились раньше, кто скажет наверняка, когда иссякнут? Вдруг вся эта отличная погодка затянется на неделю, на две недели, на месяц?

Поэтому Хродас и пришёл сюда: просчитать вдвоём с Жадюгой варианты. Дверь была открыта, Железнопалый, сняв с крюка светильник, шагнул в полутёмный коридор, продырявленный с обеих сторон полукружьями арок. Откуда-то издалека знакомый голос Жадюги бесстрастно перечислял:

— …двести пятнадцать бочек пива, четыре с мёдом, сто одна с жиром, три бочки соли, сто двадцать пять окороков и полутуш, двенадцать связок сосисок, четыреста восемнадцать головок сыра. Воду храним в каменных цистернах: этажом ниже, под нами, одна из них, и в остальных башнях тоже есть. Две системы водоснабжения и циркуляции, изолированных одна от другой.