«Арнис» прислонилась к холодному бетону.
– Мои итальянские туфли, – тяжело вздохнула девушка, бросая в даль оставшуюся лодочку.
Пространство озарил рев мотора и свет фар. Откуда-то из черноты вылетел «Ситроен».
– Прыгай, быстро! – завопил Флориан.
Дважды упрашивать не пришлось, шлепая босыми ногами по асфальту, «Арнис» забралась в машину, и Штильхарт, не успев она закрыть дверь, рванул в сторону города.
Да, заключила «Арнис», такие места, вероятно, она всегда будет покидать с фейерверком.
* * *
Покровская не любила самолеты. Она признавала, что это самый быстрый вид существующего на сегодняшний день транспорта, но вся предполетная суета дико её выматывала, да и сам полет, заключавшийся в бесцельном времяпрепровождении в течение нескольких часов, тоже не вызывал особой радости и наконец постоянный гул двигателей мешал ей думать. «Нет, ехать на поезде гораздо приятнее» – заключила Наташа.
Её сопровождающий сидел рядом с ней. По первому впечатлению, он производил впечатление толкового и дотошного парня. Наташа надеялась, что поговорка о верности первого впечатления верна.
Это дело занимало её. Она, признаться честно, уже забыла тот азарт, с которым раньше бросалась в расследования. Но её привлекал не только азарт, но ещё та аура таинственности, которая окружала эту запутанную историю.
– А кто снимает это кино? – спросила девушка вслух. – Что о нём известно?
Воротынцев пожал плечами.
– Некто Школьников, – сказал он, – из модерновых режиссеров. Таких сейчас много. Лет семь назад он снял какую-то драму о Великой Отечественной, которую никто не смотрел, но от которой пришли в ярость ревнители прошлого. Школьников тут же сделался иконой среди определенной публики, всяких там либералов и прогрессистов. Но с ними он якшаться не стал, наоборот всячески поддерживает нынешний политический курс.
Наташа вопросительно сдвинула брови.
– Эта тирада, означает, что он мог пойти на аферу с деньгами? Воротынцев флегматично кивнул.
– Теоретически, да, – сказал он, – тем более если бы вскрылось нецелевое использование средств. За аморалку нигде уже не сажают, а вот за нецелевое использование посадить могут.
Наташе, исходя собственных жизненных эспририанций, такие ситуации не нравились. По её мнению, любой фильм или спектакль, или нарисованная картина, даже если была абсолютно бездарной имела под собой не только отмывание денег. Может она и перебарщивала, но снятие подобного фильма имело определенный смысл и без финансовой составляющей. Но зачем? Кому это нужно?
– А что мы знаем о девушке? – спросила она. – Почему её арестовали, слежка?
– Да нет, – бросил Воротынцев, – заявление принес сам Школьников, нет виноват, директор студии – Штайнман. А о девушке, ничего особенного. До этого момента она нигде не светилась. Я смотрел характеристики, все о ней положительно говорят.
– Так а в чем суть дела? – спросила Покровская. – В чём именно её обвиняют?
– В общем, банальная история. – кивнул Воротынцев. – Месяц назад, на счёт студии были перечислены деньги из фонда кино, для съемок фильма. Деньги были приняты на баланс, всё честь по чести, а где-то две недели назад, Штайнман попросил Козловскую перечислить некоторую сумму на покупку съемочного оборудования, однако деньги на счет мастерской не поступили, а поступили на счет самой Козловской.
Наташа закусила губу.
– А мотив?
– У Козловской был кредит, – пояснил Воротынцев, – если быть точным, большая задолженность по кредиту. Когда опрашивали свидетелей, они сказали, что неоднократно слышали, как Козловская ругается с коллекторами по телефону, кстати, говоря эти две свидетельницы подтвердили в суде, что Штайнман давал девушке поручение оплатить съемочное оборудование.
– Что за люди? – спросила Наташа.
– Актрисы, – пояснил Воротынцев, – они задействованы в фильме, который Школьников снимает. Княжон, по-моему, играют. Лина Шмидт и Яна Волохова, кажется. Так вот они в один голос утверждают, что в день, когда Штайнман просил Козловскую оплатить оборудование, она, якобы, просила у него выдать зарплату пораньше, мол ей кредит платить нечем, но он ей отказал.
– А подлинность кредита проверили? – спросила Наташа.
Воротынцев кивнул.
– Да, Банк Петровский. Кредит на Козловский Татьяну Сергеевну, значится.
Наташа задумчиво поджала губы. Она обдумывала рассказ Воротынцева и не понимала, что ей в этом рассказе не нравится. Она не находила в нём ничего настораживающего. Всё просто, логично и понятно и главное процессуально верно, по крайней мере на первый взгляд. Но вот перехваченная шифровка… она немного сбивала. Может быть, девушка узнала, что-то лишнее. Её мать говорила, что в смете на съемочную группу значился лишний человек. Возможно, этот человек и связан с шифровкой. К тому же если человек из религиозной семьи, то воровство для него табу. Да, конечно, бывают разные обстоятельства, но всё же…
Девушка задумчиво покачала головой.
– Не вяжется, – сказала она вслух, – как-то слишком уж гладко. Даже если она украла, то неужели, она не могла сделать это как-то красивее? Сделать левый счет или может быть перевести на счет какого-то знакомого. Нет, она просто берет деньги со счета фирмы и переводит их на свой счет, что же она не могла не понять, что пропажа вскроется и первой на кого подумают, будет она? Это первокурсница поймет, а она опытный бухгалтер.
– А может она так и хотела, – предположил Воротынцев, – просто не успела. Может быть, пропажа вскрылась раньше, чем она думала.
Наташа нахмурилась.
– Допустим, – сказала девушка, – и Штайнман лично идет подавать заявление на неё? Не посылает юриста, а падает лично, странно, не находите. И ещё один момент, допустим на неё действительно давят коллекторы и у неё нет другого выхода, кроме как украсть. Но украв деньги, она не бежит расплачиваться по долгам, а неделю держит их на своем счете, зная, что фирма, которой должны были перечислить эти деньги, обязательно их затребует. Да и вообще получается, что всё обвинение строится только на показаниях свидетелей, которые сами зависят от Школьникова, а он в любой момент может выгнать их со съемочной площадки, если они не скажут, то что нужно.
Воротынцев нахмурился.
– Стоп, я не пойму – сказал он, – мы кого подозреваем в подставе директора или режиссера, ведь Школьников не занимается административными делами студии:
Наташа повернула голову в сторону и стала смотреть в иллюминатор на мелькающие новгородские леса.
– Но лист съемочной команды определяет режиссер, – возразила девушка, – и если там правда были заявлен человек, который не участвовал в съемке, Школьников обязан был об этом знать.
– Но ведь это мог быть просто стажер или какой-нибудь помощник на общественных началах, – возразил Воротынцев, – вполне возможно, что он работал, но не получал денег за работу. Так ведь тоже может быть.
Покровская откинула голову на подголовник.
– Возможно, – сказала она, – но, как я понимаю, никто не нашел документы, где бы этот человек был указан, так?