И это чистая правда. Виталий Юрьевич входил в число тех промышленников, которые налаживали производство уже после начала войны. До этого он был купцом и водил баржи по Волге. Ну, не сам, конечно. У него имелось четыре парохода и дюжина барж.
Он уже давно подумывал наладить производство автомобилей. Но его останавливало то, что на российском рынке автомобили были не так востребованы. И потом, единственный русский автомобиль «Руссо-Балт» оказался гораздо дороже того же «опеля» или «рено» и не мог конкурировать с ними даже с учетом взимаемых за них пошлин. А уж о «фордах» и говорить нечего, те в сравнении с ним и вовсе стоили копейки.
Смешно сказать, но Виталий Юрьевич даже побывал на заводе Форда и самым внимательным образом ознакомился с организацией производства. Признаться, он был поражен эффективностью внедренных этим человеком новаций. Однако так и остался простым любопытствующим субъектом. Да, Игнатьев хотел наладить выпуск своего автомобиля. Но не был готов заниматься гарантированно провальным делом. В России спрос на автомобили, даже самые дешевые, был крайне низок.
Однако все изменилось, когда грянула война. Армия нуждалась в автотранспорте. Автомобили приходилось закупать за границей, причем в больших количествах и за звонкую золотую монету. Убедившись, что на время войны в заказах у него недостатка не будет, и высчитав, что не только оправдает вложения, но и сумеет заработать, даже если война продлится всего два года, Игнатьев решил взяться за строительство завода. К тому же этому способствовали льготы, предоставляемые правительством промышленникам, которые налаживают производство в военной сфере.
Уже через год завод начал выпуск автомобилей «Добрыня» грузоподъемностью полторы тонны. Еще год спустя со второго конвейера сошел первый «Муромец» грузоподъемностью пять тонн. А еще через полгода – «Попович», это был легковой автомобиль для командного состава. Имелись образцы и в грузовом исполнении грузоподъемностью до сорока пудов. Все автомобили выпускались во внедорожном исполнении, что, в общем-то, и понятно, все же продукция для фронта.
В настоящий момент военные несколько урезали заказы. Но это не так уж и страшно. Автомобили у Игнатьева получались сравнительно недорогие, хорошего качества и вполне были востребованы и на внутреннем рынке. В частности, сейчас возобновлено строительство Транссибирской магистрали, и там требовались именно внедорожные грузовики. Правда, тоннаж «Муромцев» пришлось увеличить до шести тонн, чтобы они могли выступить достойной заменой иностранцам.
Кроме того, «Поповичи» приобрели некую популярность среди помещиков, управляющих поместий и зажиточных крестьян. Разве только пришлось увеличить ассортимент. Не всем по душе аскетичная компоновка военного автомобиля с парусиновым верхом. Появились образцы с кабинами, причем как в скромном, так и в более дорогом исполнении…
– Ну спасибо, дочка. Отрадно слышать, что я все же не причастен к всемирному заговору.
– Но это ты! Что же касается остальных, то я о них этого сказать не могу. Хотя бы потому, что ты не конкурент таким магнатам, как «Форд», «Мерседес», «Опель», «Роллс-ройс», «Стенли» и «Марк». Германцы, даже несмотря на поражение в войне, ничего не потеряли и сейчас уже преодолели довоенный уровень производства. Но стоит только появиться функциональному образцу двигателя внутреннего сгорания, и их позиции мировых лидеров серьезно пошатнутся. У этого двигателя огромный потенциал и масса преимуществ, о которых умалчивают борзописцы, поливающие эту идею грязью. И Павлу Валентиновичу удалось создать такой двигатель. Мы успели провести целый ряд испытаний и тестов. Двигатель работал безупречно и без труда разгонял авто до девяноста верст в час. Просто нужно еще доработать качество стали, идущей на некоторые узлы, довести до ума систему смазки, охлаждения, потому что перегрев пагубно сказывается на износостойкости частей и механизмов. Но это уже доводка. Конечно, она может занять не один год, но ведь это естественно.
– Двигатель Верховцева взорвался?
– Я не понимаю, как такое могло случиться. Меня там не было. К нему пришла полиция, и он попросил меня уйти.
Игнатьев был несколько не прав в отношении своей дочери. Она не просто была сторонницей уравнивания в правах женщин и мужчин. Это ее желание вовсе не выражалось в том, что она начала курить. Папироса являлась скорее символом, чем самой сутью, как для многих барышень. Александра же пошла дальше: обряжаясь мальчишкой, она устроилась ученицей в механическую мастерскую.
Первая серьезная ссора между ней и отцом случилась, как раз когда он узнал о ее поступке. Отец самым решительным образом потребовал, чтобы Александра прекратила эту блажь и больше в мастерскую ни ногой. И она послушалась.
Н-да. Вместо того чтобы работать в мастерской, Александра бросилась в другую крайность. Она начала вращаться в обществе столичной богемы, и Игнатьев, через дочь, разумеется, оплачивал многие культурные мероприятия и безудержные кутежи. Он даже подумать боялся, до чего там докутилась его дочь, не то что спросить об этом ее.
В итоге Виталий Юрьевич решил, что ничего страшного в том, что она увлекается механикой, нет. Ей даже удалось сберечь свои руки от въедливого машинного масла и мозолей. Правда, при этом на перчатки ей приходилось тратить в три раза больше, чем она зарабатывала. Ну да чем бы дитя ни тешилось, лишь бы до беды не дошло. А с этой богемой, вперехлест ее через колено, неизвестно до чего докатится.
Именно в той мастерской, куда она вернулась, Александра и познакомилась с Верховцевым, заказывавшим там изготовление некоторых деталей. Разумеется, за мальчика всерьез ее никто не принимал. Просто все делали вид, что ничего не замечают. Дело свое делает исправно, ученица старательная. Так чего еще нужно? Нет, молодые вроде как интерес проявляли, но только до той поры, пока им не пояснили, где именно находится грань дозволенного. Приставленные папенькой соглядатаи и пояснили.
Когда Верховцев озвучил свою идею, Александра тут же ею загорелась. Любить механику – это одно. А быть причастной к чему-то действительно достойному, к тому, что оставит свой след в истории, – это совсем другое. Она была готова на все что угодно, лишь бы стать помощником инженера. И пусть запомнится только имя Верховцева. Ведь никто не помнит кузнецов, помогавших тому же Нартову[5]. Но зато на склоне своих лет она будет знать, что была причастна к чему-то важному.
Признаться, тот факт, что из механических мастерских дочь перекочевала в личную мастерскую изобретателя, Виталий Юрьевич воспринял уже более благосклонно. И с инженером поговорил, найдя его человеком благоразумным и увлеченным своим делом. К тому моменту было известно только о взрывавшихся пороховых двигателях. Но Верховцев делал ставку не на взрывчатые вещества. Вот Виталий Юрьевич и не беспокоился по данному поводу.